стрекотом не то пичуг, не то крошечных зверьков наподобие свяничей, но
главное - в нее сливался с окрестных холмов терпкий хвойный настой,
отцеженный с кедровых крон полуденными солнечными лучами и смешавшийся с
колдовским ароматом только что отцветшего папоротника. В этом
золотисто-чащобном мареве, казалось, медлительно и торжественно вызревали
призраки чудес, сотворенных для кого-то другого - не для нее. И даже для
гнезда, которое нужно было сотворить где-то здесь, вдалеке от Бирюзового
Дола, эта узкая прорезь в почти непроходимой заросли напитанного морскими
ветрами хвойника была слишком неуютной, прямолинейной. Для гнезда
требовалась заповедная ложбинка, а отыскать ее можно было только с воздуха.
Мона Сэниа досадливо оглянулась на своего спутника - тихрианский бродяга,
которого не смущали никакие тяготы наземных дорог, смертельно боялся высоты.
Если поднять в воздух крылатого скакуна, то и харрадов конь устремится
вверх, и уж тут-то трусоватый, как и все задиры, менестрель поднимет такой
переполох, что сгонит с гнездовий оба птичьих базара, прилепившихся к
восточному окончанию Игуаны.
из своих. Она не сделала этого, стараясь каждый раз оставлять наиболее
надежную охрану возле малышей. Свои... Может быть, их восторженная
влюбленность - это именно то, чего ей так не хватало в последнее время?
Каждый из них и сейчас, не раздумывая, отдал бы за нее свою жизнь; разница
была только в том, что раньше это было бы готовностью пожертвовать собой
ради прекрасной и желанной женщины, а теперь - ради бесконечно чтимой
повелительницы. Но для нее, с детства привыкшей...
воровато скользнула, обнимая за талию. Конь чутко дернул головой и
остановился как вкопанный.
завораживающий, с томной ленцой, басок менестреля, - может, нам и впрямь
поразвлечься, раз твой князь не против?
дыбы, так что его страшные, в шипах, копыта мелькнули перед самым носом
незадачливого кавалера.
же не с охалки, а жалеючи...
соразмерили силы удара. Харр, как и все кочевники не признававший стремян,
вылетел из седла, и в этот миг оскорбленное и мстительное воображение
принцессы выметнуло на пути его падения невидимую пелену, которую все
джасперяне именовали стародавним, ничего не значащим словом "НИЧТО" и,
пройдя, сквозь эту неощутимую границу джасперианского мира - и того
химерического, который был подсказал принцессе ее дурманящей разум яростью,
он с размаху плюхнулся в самое гнилостное, самое стылое, самое бескрайнее во
всей Вселенной болото. В последний миг искра сострадания кольнула ее сердце,
и она осветила зеленую ночь, простершуюся над неоглядной топью, жутковатой
вспышкой одинокой звезды.
унять бившую ее дрожь и силясь улыбнуться - то и другое не очень-то у нее
получалось. - Помыкается по такому-то свету. Охладится. И больше о нем не
думать! "
слева игольчатые лапы исполинских деревьев вернули его к действительности.
Не на прогулку же она выехала - надо искать место для Кукушонкова отпрыска.
Она вдруг поймала себя на том, что думает о будущем птенце совсем как о
человеческом детеныше. А почему бы и нет? Кукушонок - не поводырь в
отставке. Он - член семьи.
последние дни. Еще одно существо, состоящее со всеми ними в непонятных
родственных отношениях. Исполинская птица легла на левое крыло, вместе с
конем описывая широкий круг над лесистым островом, протянувшимся с запада на
восток, точно гигантский ящер, подставляющий южному солнцу свой правый бок.
Сходство подчеркивали четыре крошечных островка, попарно прилепившиеся к
каждому боку - во время отлива они смыкались с сушей, так что на них можно
было перебраться, не замочив ног. До сих пор ни у кого из островитян не
появлялось желания совершить экскурсию на эти неуютные скалистые выступы,
так же как и Бирюзовый Дол, несомненно, вулканического происхождения, тем
более что два из них были непроходимо загажены сонмищем морских птиц; ввиду
их сходства с игуаньими лапами их так и называли - Правая Передняя, Левая
Задняя... Сокращенно ПэПэ, ЭльПэ, ПэЗе и ЭльЗе, а между собой, когда это не
могло коснуться принцессиных смуглых ушек, дружинники величали их по-своему:
Попа, Лопа, Пиза и Лиза. Копь и сова набирали высоту, так что все четыре
"лапы" были видны сверху одновременно.
рассекаемого кожистыми крыльями ее коня, - а если бы ты хотела свить гнездо
- где бы ты это сделала?
да, она ведь понимает только зычные команды, к которым приучила ее Таира...
Но в следующий миг тугие белые перья сложились так, что птица стала похожа
на наконечник громадного копья, направленного безошибочно на левый передний
мыс. Конь едва поспевал за нею. Шелест игольчатых лап под его брюхом, потом
отвесный обрыв с четкими уступами ступеней и обломки легкого мостка,
переброшенного на островок, отделявшийся от массива суши во время прилива.
Вогнутая верхушка конусообразного мыса была пестрой, словно ее забрызгали
краской с кисточек Ардиени. По краям что-то настораживающе поблескивало.
более тридцати шагов в поперечнике. И с какой-то сероватой дырой посередине.
многоцветный ковер. Не сходя с седла, она огляделась.
масса в середине - разрушенным свяничником; у солнечной стены был сооружен
каменный навес из плитняка, в глубине которого виднелся нетронутый временем
алтарь из белого камня, не загаженного ни плесенью, ни лишайником. Золотая
фигурка свянича тускло мерцала в тени каменного козырька. Это место было
священно, но не вызывало ни трепета, ни благоговения - здесь было просто
тепло и покойно. Пушистый, завораживающий своей шелковистостью мох так и
манил ступить на него босыми ногами, и, опустившись на него, можно было бы
часами предаваться неспешным и несуетным мыслям. Но вот заниматься любовью
здесь было бы просто неловко - уж слишком царственно и равнодушно взирало на
гостей золотое жуковатое существо, забытое здесь много десятилетий назад.
рискнула погладить тугие белые перья.
притемненных спальных покоях зазвучал голос. Он то утихал до едва
различимого шелеста, то резал ухо пронзительными металлическими нотами - так
всегда бывает, когда звуки пересылает кто-то другой. Это было естественно -
Ких никогда не слыл виртуозом в области передачи голоса.
нужно слетать на космодром. Киху передали картинку по видеосвязи, он меня
перебросит.
беде - и оттолкнул ее, когда она захотела встать рядом. Маленький кораблик,
служивший им спальней, позволял сделать всего шесть шагов вперед - и столько
же назад. Так она и металась, взад - вперед, налево - направо, точно
жучок-водомерка на тихой заводи, пока в соседнем шатровом покое не раздался
едва уловимый серебристый звон.
мелодичного, совсем не опасного звука. Не оружие. И не посуда. Музыка?
крэгами жить - с оружием не расставаться!) и, загасив светильник, осторожно
выглянула в соседнюю комнату - там, в плоской серебряной чаше, забытой на
столе, наливалось живым свечением небольшое перламутровое яйцо, и
жуки-фонарщики, не решаясь приблизиться, пугливо кружили над ним.
Сразу прошел в детскую, даже не заметив Кукушонка, настороженно оберегающего
свое яйцо, уселся прямо на пол возле колыбели, свесив руки между колен.
Поматывая головой, словно пытаясь отогнать от себя кошмар прошедшей ночи,
проговорил:
произнести: "мать Таиры". - Из марсианской кругосветки. Я не мог -
понимаешь, не мог, не имел морального права взвалить на Стамена ЭТО...
одну муку - рассказ о гибели дочери. Принцесса не могла понять другого: что
такое "моральное право", но почувствовала, что сейчас не время для
расспросов. Командору и так досталось. Она опустилась рядом с ним на ковер,
прижавшись щекой и теплым обручем офита к его руке.