заозирались по сторонам, словно выходя из транса. Потом повскакивали на
ноги и разошлись парами.
Ниолволла, окрашивая небо красным и оранжевым, превращая облетевшие
деревья в причудливые арабески и обрисовав темным силуэтом высокую фигуру
Освободителя. Он стоял на самом высоком камне, а вокруг него как
зачарованные сидели на траве люди - человек тысяча, не меньше. Как это
случалось уже не раз, он выбрал для лагеря странное место - усеянный
валунами склон. Всего в миле отсюда находилось место куда лучше, ровный
луг у реки. Возможно, он думал, что шум воды может заглушить его проповедь
или что его там будет хуже видно.
Дош очень тщательно подбирал сборщиков и выпускал их только парами, чтобы
они присматривали друг за другом. Он верил в то, что не меньше девяти
десятых тех денег, которые пожертвуют паломники, пойдут по назначению.
"Поставь вора сторожить от воров!" Сегодня будет хороший сбор, ибо большую
часть собравшихся составляли вновь прибывшие, ниолийцы, прослышавшие про
новомодное чудо и пожелавшие увидеть его собственными глазами.
народ в ней поменялся. В ней хватало еще нищих оборванцев - стариков,
калек, голодранцев, женщин с прорвой детей, заключенных из ринувейлских
шахт, - но он видел и крепких, зажиточных крестьян. Он видел городских
купцов и художников, сопровождавших пухлых, богато одетых жен. Некоторые
прибыли в повозках или верхом на кроликах. Среди них, конечно, полно и
странного люда: мечтателей-одиночек, неудачников, интеллектуалов не от
мира сего, фанатиков. Особенно фанатиков. По меньшей мере десять Свободных
утверждали, что они бывшие Жнецы, посланные Зэцем за душой Освободителя.
Стоило им услышать проповеди Д*варда, как они тут же раскаялись. Эти-то,
на взгляд Доша, были самыми странными из всех.
вступлении в Ринувейл, почти половина вступила в ряды Свободных.
Большинство их сделались самыми рьяными фанатиками, почище даже Сотни. Та
по крайней мере доказывала свою преданность делами, а не потоками слов,
тогда как дезертиры-ниолийцы целыми днями шатались, изливая свое новое
видение мира всякому, кто согласится послушать. Похоже, им просто
необходимо было оправдать смену своих привязанностей каждому живому
созданию в Вейлах. Или они просто пытались убедить сами себя?
сережками Церкви Неделимого. Их было около дюжины. Они изрядно рисковали,
открыто демонстрируя свою веру здесь, в Ниолленде, но, возможно, они
чувствовали себя в безопасности в окружении такого количества еретиков.
Собравшись в кружок на траве, они спорили громким шепотом, и Дош даже мог
догадаться о чем - Освободитель проповедовал новую, свою собственную
разновидность ереси. Его теология не совпадала с ортодоксальной верой в
Неделимого. Впрочем, для Доша ересью было и то, и другое. Он был Д*варду
другом и одним из его главных помощников, но сам он не верил, и если бы
Д*вард сменил тему и начал предлагать собравшимся чудодейственный
растительный отвар тетушки Орили от импотенции, Дош не увидел бы в этом
особой разницы.
вы слышали призыв. Настала минута, когда вы должны сделать выбор...
останутся. Больше последователей требуют больше еды, и это тоже входило в
обязанности Доша. То, что Дошу теперь необходимы помощники, говорило о
растущем успехе Освободителя, и Сотня сбивалась с ног, поддерживая порядок
в такой большой толпе. Прат*ан тоже начал вербовать помощников из местных.
Ниолвейл был большой и густонаселенной страной; в ближайшие дни можно было
ждать дальнейшего роста числа Свободных.
сборища, если только не созывают их сами. Ниолийский двор уже наверняка
знал о вторжении армии Освободителя и волнениях среди народа; к тому же
Д*вард не просто нарушил указ, запрещавший ему вступать на земли,
принадлежавшие королеве, но и перевербовал половину королевской гвардии.
Во всяком случае, когда Освободитель привел свою армию в Ниолвейл сегодня
утром, у спуска с Тадрилпасса комитет по торжественной встрече его не
ожидал. Солдат, правда, тоже не было. Возможно, военные хорошо усвоили
урок, но скорее всего им просто требовалось время, чтобы подтянуть силы.
временем следы Д*варда, но кости молодых мужчин останутся лежать".
понимать, что зреют неприятности. Достаточно вспомнить только о богах и их
жрецах! До сих пор они как бы не замечали эту вопиющую ересь, но теперь
Освободитель богохульствовал всего в дюжине миль от храма Висека,
величайшего божества Вейлов.
в благословении Неделимого. Толпа вздохнула - так проносится ветер по
далекому лесу.
тем, чтобы они строго соблюдали приказ Д*варда: никаких угроз, никакого
насилия. Просто протягивать суму и улыбаться. Если спросят, отвечать, что
деньги идут только на пропитание паломникам. И главное, благодарить за
любую монету, пусть даже самую мелкую. Если предложат тряпки или объедки,
принимать с благодарностью и их. Странный он человек, Д*вард!
направился в свой шатер. Слушатели поднимались на ноги, недоверчиво
переговариваясь, обсуждая услышанное. Дош собирался было залезть на
камень, чтобы лучше видеть, как идут дела у его сборщиков, но тут заметил
направлявшегося к нему Прат*ана.
почувствовал, что улыбается еще шире, чем этот мужлан. - Думаешь, я вру?
сторонам. - Освободитель хочет, чтобы ты ждал его у камня-кафедры с
восходом Трумба.
оставил казну кому-нибудь из наших. - Прат*ан в упор посмотрел на Доша, и
рот его чуть скривился. - На твоем месте я бы не слишком надеялся.
тот вовсе не хотел его обидеть. Что еще более странно, его лицо снова само
собой расплылось в улыбке.
и ушел. Дикобразы бесстыжие! Когда этот вол научился сочувствовать чужим
бедам? Или у Прат*ана вдруг прорезалось чувство юмора? Наверное, это он от
Освободителя научился.
25
- С момента покушения на Ленина в прошлом году большевики развязали
жесточайший террор, так что они вполне могли погибнуть. Британия и Франция
ввели свои войска на север России и где-то на юге тоже. Мы все боимся, что
можем оказаться втянутыми в гражданскую войну.
довольно громким голосом - этот молодой человек с видом удивленного слона
в посудной лавке, который не понимает, что он сделал не так.
Алиса подумала, что она наверняка говорит без перерыва уже дня три.
Вернувшиеся Пепперы, возможно, подверглись такому же дотошному допросу,
однако их познания вряд ли могли сравниться с ее. Обитатели Олимпа
проявили жадный интерес к новостям с Родины и последствиям войны. Их
недоверчивая реакция на ее рассказы заставила ее саму задуматься над тем,
какие перемены претерпели те Англия и Европа, которые они знали и помнили.
принялась за свой. Боже, еще один ужин! Менялись лица и дома, но ей
приходилось повторять одни и те же слова каждый вечер, да и в дневное
время тоже. Чаепития и ужины тянулись бесконечной чередой. Ее, словно
диковинный экспонат, водили по всему поселку, без конца задавая одни и те
же вопросы. Не счесть уже, сколько раз проклинала она Джулиана Смедли -
тот мог бы просветить олимпийцев хотя бы по состоянию дел на семнадцатый
год; жаль только, Джулиана нельзя было заставить говорить о войне. Она
лишь надеялась, что шок от военных потрясений у него уже прошел, однако
каждый раз слушатели требовали от нее рассказа обо всем с самого начала, с
1914-го, - рассказа о четырех самых страшных годах в истории.
тарелки и разнося рыбу. Юфимия описывала Олимп как своеобразный
колониальный пост Британской империи. Алиса не виделась с Юфимией с самого
дня прибытия, но да, Олимп слегка напоминал Ньягату, где она провела
большую часть детства, и еще больше - некоторые из соседних постов, где ей
изредка приходилось бывать. Впрочем, больше это походило на Британскую