бывает: кажется, ты знаешь о человеке все - даже то, что он никак не
афиширует, - и вдруг в результате какого-то пустячного происшествия
начинаешь видеть его совсем с другой стороны, хотя общей картины это и не
меняет.
до самой опушки; назад он тоже вернулся бегом, и после этого ему можно
было дать ручные часы, и он разобрал и собрал бы их без единой осечки - до
такой степени были тверды его руки и спокойно дыхание; а ведь бегал он не
трусцой. Он тоже увидел коня; некоторое время я боялся, что эти трое -
Рыцарь, Иеромонах и гоплит - передерутся насмерть; в конце концов пришлось
употребить власть и определить, что лошадь, впредь до особых распоряжений,
поступает в отрядный инвентарь, а ездить на ней будет тот, кому в данный
момент это потребуется по обстоятельствам.
имеются. Надо, мол, объездить весь этот район, посмотреть, нет ли засады и
не шныряют ли вражеские лазутчики. Я сказал:
Питек - он обойдет весь район, перепрыгивая с ветки на ветку. А у нас есть
дела посерьезнее.
крови, и он подчинился беспрекословно, только надвинул берет на нос - в
знак недовольства начальством.
Поэтому, наведя относительный порядок, я попросил Анну заняться обедом,
пока мы посовещаемся.
сказал собравшимся - экипажу и ребятам с девушками, страшно гордым тем,
что оказали сопротивление страже и одержали победу (хотя и с помощью
воздушно-десантных войск).
А также их здравый смысл. И все же это не так глупо, как кажется на первый
взгляд.
позволяют остаться там, куда вскоре могут, нагрянуть превосходящие силы
противника.
мотопехоты и десантников тоже.
выиграем.
пору экспедиции. С точки зрения логики, люди, поставившие целью разыскать
пригодную для жизни планету и колонизировать ее, должны были пройти
определенную специальную подготовку, ты согласен? А это, в свою очередь...
мысль до него дошла.
минуту эвакуироваться отсюда, то Буцефала придется оставить: в катер его
не запихнуть.
доброй воле ни за что бы не расстались с обретенным конем. Больше
разговоров об отступлении не возникало.
предположили, что нос корабля находится в той стороне, где был подкоп, - в
этом нас убедила едва заметная кривизна борта. А нам нужно было искать
люк. Мы не знали, где он может находиться, но решили, что примерно в одной
трети общей длины, считая от носа. Это было, конечно, чисто интуитивное
решение. Так или иначе, мы принялись копать, оставив в дозоре только двух
девушек.
нашему огорчению, не нашли. Теперь надо было расширить прокоп, но это мы
решили отложить до завтра. Стемнело, и волей-неволей пришлось трубить
конец работ.
на пламя и думая каждый о своем. Питек как-то незаметно уснул у костра -
ему было не привыкать. Иеромонах, кряхтя, соорудил подстилку из лапника, а
над ней что-то вроде навеса из того же материала, и вскоре они с Георгием
тоже заснули. Уве-Йорген, проворчав что-то относительно уровня комфорта,
направился спать в большой катер, и мы с Анной остались у костра одни,
потому что ребята с девушками ушли спать куда-то в другое место -
стеснялись нас, что ли. Анну они не пригласили, и я понял, что для них ее
судьба представлялась уже решенной - не знаю только, ко благу или
наоборот.
не рядом, и только изредка бросали взгляды друг на друга, а главным
образом глазели на костер, где, догорев, сучья разламывались на угольки.
Мне все равно надо было бодрствовать еще часа два - я определил, что
первую вахту буду стоять сам; а Анна, наверное, не знала, что ей делать" И
я тоже не имел понятия.
отношение ко мне - если не считать того естественного уважения, которое
она должна была испытывать ко мне хотя бы потому, что я прибыл издалека,
из другого мира, и знал многое такое, что ей и не снилось. Но для женщины
все это может играть какую-то роль, а может и не играть никакой; и во
всяком случае, это еще не повод, чтобы приблизиться к ней вплотную.
Правда, у меня было чувство, что сейчас она пошла бы за мной, не говоря ни
слова, и все, что могло бы случиться затем, приняла бы не только как
неизбежное, но и как должное. Но я отлично понимал, что все это еще ничего
бы не означало: просто день для нее необычно начался, необычно продолжался
и, вполне закономерно, мог так же необычно и закончиться: день, когда все
происходило в первый раз, и девочки, кажется, была настолько ошеломлена
всем, что не удивилась бы, если бы и еще что-то произошло сейчас впервые
для нее.
новой. Приключения можно переживать, но жить ими нельзя; для жизни нужно
что-то другое. И сейчас - я чувствовал - так же, как некогда с Наникой,
мне нужно было что-то другое. Другое - причем навеки и до смерти. Сколько
бы ни говорили о том, что все это - глупость и предрассудок (я и сам так
думал), с годами умнеешь. И становишься жадным: хочешь всего, а не только
того, что на поверхности.
И знал, что такой вечер может не повториться. Что завтра она, скорее
всего, станет смотреть на меня совсем уже иными глазами. И будет с
облегчением думать о том, что нынешний вечер окончился так, как он
окончился, а не иначе. И что близости с ней может никогда не быть -
особенно если учесть, что никто из нас не знал, сколь долгим или коротким
станет для нас это многозначительное "никогда". Я знал все это, но лучше
всего знал, что будет так, как я решил. И для того заранее назначил себя
на дежурство.
пальцы, а гладкий приклад лежавшего рядом арбалета.
спутница жизни, как было принято говорить некогда. Мне нужен был спутник
во времени, и им могла стать одна лишь она. Но только если бы поняла и
захотела этого.
Невозможно сознавать, что ты остался один от целой эпохи. Что кануло
куда-то все: люди, цели, книги, песни. И только в твоей памяти живы они.
Что стихи, которые ты помнишь, не знает и не помнит никто из многих
миллиардов людей - потому что очень немногие стихи переживают тысячелетия.
Что слова, сказанные в твоем присутствии, давно умерли и забыты. Что никто
больше не поет тех песен, которые так много значили для тебя, для твоего
поколения и для смежных поколений. Что всего этого как бы вовсе не было...
некому было петь ее, только самому себе. Не с кем было вспомнить ее -
только с самим собой. Был, правда, один человек, вместе с которым мы могли
бы - если бы решились перейти молчаливо проведенную между нами черту -
вспомнить не так уж мало. Но это были не те воспоминания, какие хочется
тревожить. И хотя одиночество во времени было мучительным, и нас обоих
поэтому страшно тянуло порой друг к другу - но мы фехтовали всерьез, и
клинки наших эспадронов были заточены как надо, хотя мы и не наносили друг
другу серьезных ран (не потому, что не могли, но потому, что не хотели).
Он бы тоже мог спеть что-нибудь, - он и напевал иногда, так же про себя,
как я, - но это были другие песни, а вместе нам петь было нечего.