горько усмехнулся. - Бедняга Лоран молча принимал эти рассуждения Мишеля
просто от усталости... и вообще ему нравилось, что Мишель так уверенно все
объясняет: все же существо, которое по его воле возникло из небытия...
Нет, мой мальчик, это был бунт людей против людей... пускай нелепый,
слепой, несправедливый - и все-таки понятный. Человек есть человек, и
чужая, жестокая и холодная воля, управляющая его жизнью, лишающая его
свободы, обязательно станет ему ненавистна, вызовет противодействие...
он видел, кроме лаборатории?
Видел, что Мишель, существо, подобное ему, пользуется иными правами, чем
он, командует им и Пьером. Видел, что от Мишеля во многом зависит его
судьба. Разве этого так уж мало?
и энергии, жизнь, вытянутая в одну узкую, жестко ограниченную полосу,
насильственно изуродованная, - и во имя чего? Если б не фотографии,
которые тайком от всех сделал Раймон, никто даже не поверил бы, что
существовали Мишель и Франсуа, Поль и Пьер... Такая долгая борьба, такой
упорный, ежедневный, ежечасный бой - и полный разгром... Об этом страшно
даже думать. Если б профессор Лоран и остался жить, он не смог бы начать
сначала...
что я сказал в минуту раздражения о работе Лорана. Но гибель Лорана - это
гибель в жестоком бою, как вы правильно заметили. Это был неравный бой,
тем более что Лоран, сражаясь против ограниченных возможностей
человеческого организма, пытаясь расширить их пределы, вызвал на поединок
и самого себя, свое тело, свой мозг, свои нервы и сердце. Он не добился
полной победы, но разве такой бой можно выиграть в одиночку? Однако и
поражением это нельзя назвать. Лорана постигла участь всех
первооткрывателей, тех, кто шагает по неизведанным и опасным краям и
платит жизнью за то, что первым увидел неведомое и невероятное... тех, чьи
могилы, как вехи, остаются на еле намеченном пути. Разве можно забыть, что
сделал Лоран? Разве мы с вами когда-нибудь забудем особняк в Пасси, и
рассуждения Мишеля, и жалобы Поля? Разве мы сможем забыть смертельно
измученное лицо Лорана, лицо подвижника науки? Я все простил ему, увидев
его лицо... Я понял, что он сделал с собой...
никто не может заранее примириться со смертью товарища, да еще такого
гениального ученого, как Лоран! Я понимал, что он в смертельной опасности,
что он убивает себя, и все же думал: как-нибудь обойдется, он вытянет, он
сможет отдохнуть... Он был жив, и я с ним спорил как с живым... да,
признаюсь, иногда слишком резко, слишком горячо, - но ведь речь шла о деле
всей жизни, и его, и моей. Но теперь, когда Анри Лорана нет в живых, я
могу только преклонить голову перед его подвигом. Он водрузил знамя науки
на высоте, с которой открываются новые дали... И самые его ошибки, то, что
привело его к жестокой катастрофе, к гибели, - и это поможет другим, тем,
кто пойдет вслед за ним. Они увидят: здесь опасность!
даже такое великое открытие, такой героический труд не оставляют следов в
жизни...
же...
Разве один человек, даже самый гениальный, может изменить мир? Работа
Лорана - это отчаянный, головоломный прыжок в будущее. Когда человечество
дойдет на своем далеком пути до цели, которой стремился достичь Лоран,
тогда... тогда, может быть, ему поставят памятник. А может быть, его и не
вспомнят...
рентгеновские снимки. - Организм у вас здоровый, заживление идет
нормально. И рука, и ребра в порядке.
касались головы Альбера. - Как вы себя чувствуете?
также курс физиотерапевтических процедур...
заняться по выходе из клиники...
ухмыльнулся, глядя ему вслед:
себе позволить.
себя, распорядилась, чтоб нас сюда перевезли...
опасались за твою жизнь. А там было прескверно, где нас поместили.
делать? Шамфор нас не сможет как-нибудь устроить?
угрозой. В разгар работ начались увольнения: экономят на жалованье.
Уволили двух лаборантов, требуют, чтоб Шамфор убрал еще троих.
приглашает...
Сены, под Парижем, пожить там, подальше от людей. Нет, она от души
приглашает, не думай, ей с нами будет легче. Только Луиза не скоро выйдет
отсюда: врачи говорят, она очень плоха. Когда немного поправится, будут ей
делать что-то с лицом. Обещают убрать все пятна и рубец тоже. В общем,
месяца два-три она еще здесь пробудет. Да и все равно: не жить же нам с
тобой у бедной девочки на харчах, надо что-то придумывать.
похолодало, дул сильный ветер.
Роже сплюнул с ожесточением. - Что будем делать?
Сен-Бернар... Тот самый киоск, по-моему, ожидает нас.
Аустерлицкому мосту. Альбер шел за ним следом, глядя на серо-свинцовую
Сену.