душевной, что они такие же, как и она. Ко всем женщинам, независимо от их
возраста и социального положения, она обращалась "девка" - но не ругательно, а
крайне дружелюбно. Ей ничего не стоило, к примеру, заявиться к кому-нибудь из
своих соседей в три часа ночи и, переполошив их настойчивым звонком в дверь,
спросить:
заспанные соседи.
смотрю, что у меня "люди" не показывают. Може, думаю, поломались?
и ругани, весьма часто сопровожавшими ее визиты, Никитична относилась
презрительно, как к комариному писку. Уж что-то, а ругани-то она за свою жизнь
наслушалась вволю и постоять за себя умела. Только иногда, если слова были
особенно обидными или говорились с особенным разражением, старуха поучительно
говорила:
я к своим "людям". Не приду к тебе больше.
снова являлась в самое неподходящее время.
невероятным образом и давала всходы то в виде гераней на подоконнике, то в
проросшей прямо на балконе четвертого этажа березке, ушедшие в бетон корни
которой старуха поливала из чайника.
совершенно по-детски в виде страсти к цветным календарям, будильникам или
пахучим, щелкавшим замочками сумочкам из искусственной кожи. В этих
"ридикюльчиках", как она их называла, у Никитичны хранилась всякая ерунда:
прищепки, булавки, позеленевшие швейные наперстки, цветные резинки, сточенная
помада, картинки из журналов, привлекшие ее своею яркостью, пузырьки из-под
лекарств и прочие вещи, которые с равным успехом могла бы собирать и
десятилетняя девочка.
всевозможных обменов, Никитична разбиралась неплохо, считала тоже вполне
удовлетворительно, однако порой пускалась на хитрость, прося кого-нибудь из
сердбольных кассирш или соседей пересчитать свою немногочисленную наличность.
мелочи старушечий кошелек со звучными, как и у ридикюля, застежками.
несколько раз сбивалась, плевала в сердцах и начинала заново.
заврались.
вспотевшая от ответственной возни с мелочью.
выходило четырек девяносто. Да вот, все равно думаю: а вдруг и есть? -
отвечала старуха, насмешливо глядя на рассерженную собеседницу.
Никитичны не было. Все эти фокусы объяснялись исключительно веселой стихией ее
духа и, возможно, желанием понаблюдать человеческую реакцию.
игра в "мясорубку", хотя, в принципе, на месте мясорубки мог быть любой
предмет. Для игры требовались две вещи: один из соседей и хорошее настроение у
самой Никитичны. Начиналась эта игра так. В самый неподходящий час старуха
являлась и с озабоченным видом просила:
начинала объяснять, как ее закреплять, какие фокусы выделывает нож и, как
поступить, если соскочит ручка. Мало-помалу завязывался разговор, перетекавший
на самые абстрактные, далекие от мясорубки темы.
свою собеседницу и сказав: "Ну пошла я, девка, дела у меня!" удалялась.
кульминационную фазу. Именно ради последующих своих слов Никитична и затевала
все представление.
когда ем? - говорила она.
мясорубку с фокусами и соскакивающей ручкой.
различного характера и пошиба: от сострадательных интеллигентных женщин, с
жалостью покровительствующих самобытной старушке, до неприятных напористых
субъектов, которым невесть что и надо было от нее. Не смущаясь и не прибегая
ни к каким ухищрениям, Никитична легко и бесцеремонно шла на контакт. Так же
бесцеремонна она была в выходе из контакта, когда собеседник ей наскучивал.
"Тошно с тобой, девка (парень). Пошла я!" - говорила старушка.
Москве, и несколько раз в месяц Никитична обязательно предпринимала их обход,
пропадая с утра и до вечера. При всем том, что странно, будучи исключительно
общительной, старушка совсем не была болтливой. Самая продолжительная ее
беседа с каким-нибудь знакомым, ради которой она могла проехать полгорода,
длилась не более трех-пяти минут и была довольно бессодержательна. Чаще всего
Никитична даже не проходила в квартиру, а предпочитала беседовать, оставаясь
на площадке или в коридоре. То пожалуется, что часы не ходят, то спросит про
какого-нибудь общего (а чаще даже совсем не общего, а вовсе неизвестного)
знакомого, и, не дослушав ответа, уйдет, сказав нетерпеливо: "Ну потопала я!
Некогда мне!" Удалится и оставит человека удивленным: можно подумать не для
встречи с ним старуха несколько часов провела в дороге.
не случайна. У нее самой внутри словно находились вечно спешащие,
захлебывающиеся тиканьем часы. В общении же она искала не общения: то есть не
передачи и не получения определенной информации, а чего-то другого. Возможно,
ей надо было просто увидеть человека. Зачем-то посмотреть ему в глаза. Зачем -
неизвестно.
расслабление памяти старухи. Напротив он был всегда очень лаконичен, емок и
краток, хотя часто и непонятен. В разговоре этом проявлялась блаженная
"странность" и вместе с тем собранность е„ натуры.
знакомых цветным карандашом царапались на самых неподходящих клочках: газетных
полях, рецептах, обувных картонках, засаленных тетрадных листках. Собранные
вместе, все эти каракули бережно сохранялись в одном из "ридикюльчиков". Как
старуха отличала их - а всех бумажек было хорошо за сотню - неизвестно. Должно
быть, ее цепкая память схватывала разные малоотличительные признаки: загнутые
уголки, пятна, форму клочка или рисунок на обратной стороне картонки. Впрочем,
бывало и такое, что Никитична путалась и тогда за помощью обращалась вс„ к тем
же соседям.
птичка ранняя - звонок квартиры номер 8, в которой проживала Ирина Олеговна
Симахович оживал. Через несколько времени в коридоре раздавалось шарканье
тапок. Ирина Олеговна тоже уже не спала, однако, как женщина склонная к
актерству, напускала на лицо соответствующее выражение.
круги. Я приняла снотворное и еле-еле забылась сном. Это бандитизм,
хулиганство, - говорила она тем стонущим голосом, каким умные люди обычно
общаются с теми, кого считают ниже и глупее себя.
цирковой медведь, которого требуют показать незнакомый ему фокус.
необходимой трагичности говорила Ирина Олеговна, очень довольная, что может
посредством Никитичны чувствовать себя несчастной.
"ридикюльчик" .
мизинец, начинала брезгливо рыться в "ридикюльчике".
она с бесконечным мученическим терпением.
громадным набором всевозможных страдальческих жестов и ужимок. Бог его знает,
откуда у лица ее - самого заурядного худощавого лица с довольно вертким,
правда, носом, - появлялось столько артистических способностей, столько
гибкости и выразительности, когда требовалось передать нечто страдальческое. С
Суворов Виктор
Лукин Евгений
Русанов Владислав
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Круз Андрей