во-вторых, - и это, пожалуй, самое главное, - я не хотел, чтобы
удивительное событие последнего дня жизни Ван Гога стало достоянием
гласности. История жизни Винсента Ван Гога уже написана, и, как мне
кажется, не имеет смысла что-либо к ней добавлять.
Глава 18
ознакомилось с материалами дела, оно было переведено в мемори-чип под
кодом "Секретно. Только для служебного пользования". Подобное решение
мотивировалось тем, что, по мнению руководства, сообщение о неизвестных
прежде свойствах зоны безвременья могло послужить причиной того, что на
ее исследование бросились бы искатели приключений и легкой наживы. И в
таком случае Департаменту контроля за временем пришлось бы заниматься
только спасательными работами.
за помощь следствию был условно освобожден на четыре месяца и десять
дней раньше положенного срока.
были признаны подлинными и включены в Каталог всемирного наследия.
художника в экспозиции Цветаевского музея в Москве. На медной табличке,
закрепленной на раме, значится: "Винсент Ван Гог. Портрет неизвестного.
1890 год. Картина передана в дар музею П. Мариным".
Глава 19
сделал шаг назад. Опустив руку, все еще сжимавшую пистолет, из дула
которого выползала тоненькая струйка порохового дыма, Винсент удивленно
посмотрел на расплывающееся по светло-коричневому полотну больничной
куртки алое пятно.
Сердце в его простреленной груди по-прежнему ровно отсчитывало секунды
жизни. Пуля, направленная в этот удивительный природный метроном,
средоточие всех радостей и печалей человеческих, скользнула по ребру и
ушла в сторону. Винсент даже не чувствовал боли, как и в тот раз, когда
в порыве ярости отмахнул себе сапожным ножом половину уха.
больше не нужен. Зажав рану на груди рукой, Винсент вышел на двор, где
по-прежнему не было ни единой живой души, кроме бабочки-капустницы,
замершей неподвижно с раскрытыми крыльями на обухе колуна.
двигался в обратном направлении, туда, где находился приют, ставший для
него последним пристанищем в этом мире.
взглянуть на ту удивительную картину, которую нарисовала сегодня
природа.
стул перепачканную кровью одежду и лег в постель. Он по-прежнему
чувствовал то удивительное умиротворение, что снизошло на него сегодня
после обеда, когда он вышел за ворота приюта. Вот только слабость не
позволяла ему оставаться на ногах.
спички. Разложив все это на коленях поверх одеяла, он аккуратно, не
просыпав ни крупинки табаку, набил трубку и, чиркнув спичкой, раскурил
ее.
которая неумолимо утекала из его тела, а о том удивительном человеке,
портрет которого он написал, находясь в пустоте. Что это было: сон или
некая иная реальность, постичь которую в состоянии лишь тот, кого уже
ничто не связывает с тем, что принято считать действительностью?
окровавленную одежду и пятно, расплывающееся поверх тонкого одеяла,
которое натянул на себя Винсент, она в ужасе вскрикнула и выбежала в
коридор.
сопровождении полиции.
груди, и с невозмутимым видом посасывал дымящуюся трубочку.
видений, и в этом мире ему являлись картины, которые так и не были
написаны. Винсент видел перед собой желто-оранжевое поле спелых
подсолнухов, к самому краю которого он подошел.
бильярдного стола. По стенам комнаты были развешены картины, написанные
художником за тот год, что он провел в доме для умалишенных в
Сен-Поль-де-Мозоле. Среди них не было лишь картины "Красная виноградная
лоза", проданной незадолго до смерти Винсента за четыреста франков некой
Анне Бош, и восьми его последних картин, которые Ван Гог написал уже
после того, как подвел итог своей скорбной жизни.
ДЕЛО О ПОРТРЕТЕ МОНЫ ЛИЗЫ
Глава 1
свою жизнь, - а не так давно, в апреле, ему исполнился пятьдесят один
год, - Леонардо повидал немало диковинок, но сейчас он готов был
признать, что держит в руках самую удивительную вещь из всех, что
когда-либо создавались гением человеческого разума в сочетании с
немыслимо тонкой работой искуснейшего из мастеров.
прочного, упругого, но при этом необычайно пластичного материала,
Леонардо растянул ее и, наклонив голову, так, что длинные волосы упали
на правое плечо, посмотрел на плоский прямоугольник со срезанными
углами, закрепленный по центру.
свинцовым переплетом с небольшими четырехугольными стеклами-миллефиори,
внутрь которых были вплавлены разноцветные звездочки и цветы, и присел
на подоконник. Ему хотелось получше рассмотреть драгоценную вещицу.
черной полоске, назвал его часами. Но с часами, что висели на стене
мастерской Леонардо, они не имели ничего общего. Начать хотя бы с того,
что на крошечных часах, которые, как объяснил Леонардо незнакомец,
следовало носить, пристегнув ремешком к запястью, не было циферблата.
Цифры, соответствующие часам и минутам, горели в узком окошке,
расположенном в верхней части часового корпуса.
труда. Разобраться же с прочими функциями, которые, как выяснилось,
могли выполнять диковинные часы, оказалось куда труднее. Человек,
принесший часы, показал, как с их помощью можно легко и быстро
производить математические расчеты. Все остальное он обещал объяснить
после того, как Леонардо согласится отдать за часы картину, которую он
на днях закончил.
опытнейшего демона-искусителя со стажем в несколько веков: он ушел,
пообещав снова зайти завтра после полудня, но оставил Леонардо часы,
предоставив мастеру возможность самому разобраться с тем, на что они
были способны.
незнакомыми ему символами. Но в ответ на это в светящейся ячейке
появлялись либо точно такие же непонятные значки, либо цифры, неизвестно
что обозначавшие.
металлической пластинкой с выбитым на ней семизначным числом. Нитевидная
щель, тянущаяся по краю крышки, свидетельствовала о том, что корпус
часов можно открыть. Но незнакомец предупредил Леонардо, что делать
этого не следует. По его словам, часы могли работать без завода на
протяжении двадцати пяти лет. Но только в том случае, если их корпус
будет оставаться закрытым.
механизмов и опытом работы с прихотливыми устройствами, удастся вскрыть
корпус часов, не повредив ни одной из деталей, приводящих этот
удивительный прибор в действие. Но, поскольку крошечное, размером с
маковое зернышко сомнение у него все же оставалось, он хотел для начала
разобраться с теми функциями часов, которые пока были ему неизвестны.
незнакомец. Да Леонардо и сам понимал, что устройства, подобные сим
удивительным часам, равно как и место, где они были изготовлены,
представляют собой один из тех великих секретов, которые не скоро станут
достоянием всего человечества. Ему доводилось слышать о тайных
обществах, хранящих знания древних цивилизаций, о самом существовании
которых мало кому было известно. Однажды ему даже было осторожно
предложено вступить в одно из них. Но Леонардо предпочитал жить открыто,
не делая тайны из того, что ему удавалось создать с помощью собственного