исправно, как и прошедшая десятки сражений. Конь нуждается в ежедневных
тренировках, приучению к той работе, с которой ему придется столкнуться в своей
жизни - это в равной степени касалось как старой обозной лошади, так и
тонконогого арабского скакуна.
Зализа, государев человек и порубежник Северной Пустоши, неторопливо
прогуливался вдоль частокола в полном вооружении - юшмане, островерхом шишаке и
толстокожих бычьих сапогах, и легко играл тонкой, изящно вогнутой саблей, то
рисуя вокруг себя полупрозрачную, но непреодолимую стену из булатной стали, то
подрубая выросшую слишком близко от усадьбы молодую поросль. Не тренировался, а
просто играл клинком, привыкая к нему, как к нормальному, естественному
продолжению руки. И ломал голову над словами обитающей на Неве нежити: "Чую я,
кровь проливается на рубежах земли русской, у большого озера в той стороне, где
садится ввечеру Ярило ясное. Чую, не остановится ворог у стольного града,
пойдет дальше, смерть и муки неся".
крепости: Псков, монастырь Печерский, за Ливонскую вотчину перед царем
отвечающий, Гдов, да Иван-город. Правда, что Псков, что Иван-город были
твердынями, взять которые ни одна из мелких дикарских стран, лежащих в немытой
Европе, никак не могла. Да и не на самом озере стояли они, а вблизи, на реках.
Монастырь так же не на озере, а чуть в стороне. К тому же, Псков от него в
считанных верстах, либо помощь выслать сможет немедля, либо гонца за подмогой
прислать.
русских Гдов. Причем место его оказалось в стороне и от проезжих дорог, и от
широких рек. Мало кто миновал эту крепость по своим делам, и исчезни она
бесследно - не один месяц пройдет, прежде чем весть об этом дойдет до ближних
воевод. Хотя, конечно, осади его вороги - грамоту тамошний воевода обязательно
бы послал. Не мог не послать.
вверх, и быстрым движением рассек надвое.
крепости не узнали. Вот только кто его воевать станет? Ливонский Орден,
половину лета к походу готовившийся, вроде как раздумал и к изнеженной жизни
вернулся. Литовцам на него дороги нет, свенам - тем более. Нет, врет нежить,
мысли какие-то темные вынашивает, подлость людям христианским сотворить
умысливает! Зализа размашисто перекрестился - и тут из-за частокола раздался
истошный женский вопль.
увидел замерших в немом изумлении подворников, испуганно прижавшуюся к стене
Алевтину, зажимающую себе рот, выронившую чан с помоями кухарку и стоящего
посреди двора человека в черном монашеском одеянии. Монах медленно повернулся -
и Зализа, сам едва не выронив саблю, тоже попятился назад, пока не уперся
спиной в частокол:
супротив государя, причем измену свою Волошин признал и был отправлен в Москву,
в Разбойный приказ вместе с еще одним крамольником. И чего меньше всего ожидал
сейчас опричник - так это возвращения боярина в свою вотчину.
оттолкнул, обнял слабой рукой, положив ей на спину желтую выцветшую ладонь. -
Пойдем, отец.
потихоньку приходя в себя, зашевелились во дворе люди, тревожно заржала лошадь,
принялись сгружать у кухни ровные хлысты сухостоя подворники. Многие с
интересом косились на Зализу, ожидая, что теперь станет делать опричник.
к которой он успел привыкнуть за последние месяцы, рассыпалась в один миг.
Конюшни, которые он привык считать своими, дом, усадьба - все в момент
выскользнуло из рук, и он опять оставался один, как перст, с саблей на боку и
присягой защищать рубежи Северной Пустоши...
всяком случае, попытался не проявить. Убрал саблю в ножны, повел плечами,
прошелся по двору, словно продолжая разминку - хотя думал теперь совсем уже о
другом: породистых волошинских жеребцов ему более не видать. Ну, да ладно. Два
года на боевых конях рубежи объезжал, и поспевал всюду. Пусть сотню верст в
день на них не пройти, зато и отдыха в полмесяца после скачки они не требуют.
Хорошую пару он из конюшни заберет: чай, именно волошинские подворники У рака
застрелили, полное право имеет. Доспехи на плечах его, личные, угличской
слободой для похода на Казань купленные. Портно тоже, вроде, не волошинское,
краденным считать нельзя.
облегчением перевел дух: полсотни мечей под рукой есть! Видать, сам Господь
направлял его думы, когда вместо истребления странного воинства он попытался
заставить его служить земле русской. С тех пор они и свенов в приневской чащобе
остановили, и мануфактуру в его имении ставить, вроде бы, собрались, и сейчас
от позора спасут.
перестанут, можно будет иноземцев этому обязать. Чай, в реестр он их включил,
от тягла государева освободил - обязаны службу нести.
не порушатся, и он не пропадет. Коней для засечников сам прикупит, золотишка у
него немного накоплено, да и себе в конюшню лишнюю пару поставить не помешает.
Поначалу сам в поле, в наряд походит, дабы в исправности новых засечников
убедиться. А там...
прямо сейчас садиться в седло и ехать к себе в Анинлов, в пожалованную
государем вотчину. Вот только... Вот только имелась в усадьбе Волошина
собственность, которую он ноне никак оставить не мог!
крыльцо, толкнул дубовую створку. Волошин сидел с дочерью и женой в горнице, у
стола, сжимая в руках их ладони и негромко о чем-то рассказывая. Челядь успела
поставить пирогов, принести нарезанной буженины и кувшины со сладкой ухой - но
хозяевам было не до еды. Услышав шаги, боярин Харитон повернул голову и уперся
в опричника тяжелым взглядом.
поедем.
немного вместе побыть...
мог. Грех отрывать ее от отцовской груди, поежели она родителя не токмо полгода
не видела, но и вовсе погибшим считала! Однако и сидеть за одним столом с
человеком, государю своему изменившим; человеком, которого он сам за это на
дыбу, под кнут татя посылал - Зализа не мог.
оседлать еще невыезженного коня и спустя двадцать минут вылетел на нем за
ворота, повернул к реке, и погнал жеребца вниз по течению Рыденки - без всякой
цели. Просто потому, что на ровном льду лошадь не рискует переломать себе ноги
в невидимой под снегом яме.
вечер Зализа порывался увезти жену к себе в Анинлов, и каждый раз, когда
слезами, когда уговорами, Алевтина уговаривала его остаться еще немного.
в поле, где гонялся с ветром наперегонки, рубил саблей лозу, разгоняя коня в
широкий галоп, на всем скаку сбивал кончиком рогатины одинокие листья со
свисающих над дорогой или над руслом реки ветвей. Рана на горле, уже почти было
затянувшаяся, от тяжелого дыхания в морозном воздухе посвистывала, отчего
постоянно казалось, что рядом есть кто-то еще. Третьего дня, выйдя на улицу,
боярин Волошин угрюмо кинул вслед выезжающему за ворота Зализе:
понимал, что обращается Волошин именно к нему.
Кетлера, когда на воинский строй опустились сумерки, и безуспешно прождавшие
штурма воины были распущены на отдых. На обещанный пятый день стены города так
и не рухнули. - Ничего, завтрашнего дня вам не пережить.
тяжелые железные доспехи воины, зная, что нужно делать, надели шлемы, став
окончательно похожими на таурменов - людей-башен.
пышными перьями на шлемах существ неторопливо выбрался на лед, строясь в
тройную шеренгу.
древка в специальное кольцо, предназначенное именно для удерживания копья в
опущенном состоянии, тронул кончиками шпор бока ширококостного битюга, и тот
пошел вскачь, постепенно разгоняясь. Под ударами многих десятков копыт лед
задрожал и начал угрожающе потрескивать, но отряд разгонялся все быстрее и
быстрее, взметая рыхлый снег, который тянулся позади длинным шлейфом, дробя
подковами застывшую поверхность озера в мелкую ледяную крошку - и все вместе
сливалось в нарастающий тяжелый гул, словно из земных недр пыталось выбраться
огромное неведомое чудовище.
многотонной железной массой, остановить которую, казалось, не смогла бы даже
поставленная поперек дороги каменная стена, оно ощетинилось тонкими стальными
жалами копий, на наконечниках которых и сосредоточилась вся накопленная чудищем
энергия - настолько огромная, что за всю свою историю человечество не смогло
Семенова Мария
Акунин Борис
Каменистый Артем
Конюшевский Владислав
Доценко Виктор
Корнев Павел