ряды этих существ начали размыкаться, словно свет прежде был для этого
помехой, удерживая их в тесных рядах. Теперь они разъединились.
единством принялись кромсать зверьков.
фигура, спасшая их, повернулась и прошипела:
выиграть время, чтобы дать вам бежать. Скорее!
мало для такой битвы. Мы должны помочь вам в сражении.
неизвестный ей в ответ. - Разве вы забыли свою задачу? Вы должны добраться
до Лордов! Должны! Друл должен заплатить за это осквернение! Бегите! У вас
мало времени! - С криком "Меленкурион абафа!" он развернулся и прыгнул в
гущу сражающихся, раскидывая юр-вайлов своими могучими кулаками.
Барадакаса, Этиаран бросилась на север. И Кавинант последовал за ней
следом, мчась так, словно за его спиной сверкали клинки юр-вайлов. Света
звезд было достаточно, чтобы различать дорогу. Они взбежали по склону, не
оглядываясь, не заботясь о своих рюкзаках, оставшихся на месте битвы, -
они боялись думать о чем-либо, кроме того, что им необходимо убежать как
можно дальше. Оказавшись на краю чаши, они уже почти не слышали звуков
битвы. И все же они бежали, не останавливаясь, до тех пор, пока их не
догнал короткий вскрик, полный боли и уходящей силы.
скрывая отчаянных слез:
Все мои дороги ведут к беде, и разрушение постигает все мои начинания. Я с
самого начала накликала на нас беду. Не будет теперь больше празднований,
и в этом моя вина!
какое-то оцепенение от боли, горя и нерастраченной ярости и не понимал,
почему Этиаран так бичевала себя. Он нагнулся за посохом, потом взял
Этиаран за руку и поднял с земли.
она не выплакала свою боль и не смогла идти дальше сама. Кавинанту и
самому захотелось поплакать, но за время своего долгого поединка с
несчастьем быть прокаженным он забыл, как это делается, и теперь он мог
лишь идти молча вперед. Когда Этиаран взяла себя в руки, он понял, что она
винит его в чем-то. Однако в течение всей бессонной ночи, пока они шли на
север, он ничего не мог с этим поделать.
бесцельно перешла в хмурый день - день, неуверенно вступавший на землю,
словно не знающий, где кончается рваная пелена тьмы и где начинаются
тлеющие угольки света. Низкие тучи, казалось, были переполнены горем -
отяжелели и набухли от скопившейся скорби - и, тем не менее, они были
бесплодны, не способны дать дождя, словно воздух слишком сильно сожалел,
чтобы заплакать. Сквозь этот рассвет неверной и тяжелой поступью двигались
Этиаран и Кавинант, как осколки разбитой погребальной песни.
изменил пути, по которому они безбоязненно - поскольку вся способность
бояться уже израсходовалась - шли на север. День и ночь были не что иное
как маскировка, пестрая одежда для неизменной тени сердца Страны. Они не
могли знать, сколько вреда нанесено этому сердцу. Они могли судить об этом
лишь по своему собственному сердцу - и в течение всей долгой мрачной ночи
и последовавшего за осквернением празднования дня они шли, преследуемые
увиденным и невосприимчивые ни к чему другому, словно даже голод, жажда и
усталость перестали для них существовать.
забылись тяжелым сном, будучи более не в силах даже бояться погони. Пока
они спали, напряжение в небе несколько разрядилось. Голубая молния словно
цепом ударила по горам; заворчал, будто выражая долго подавляемую боль,
гром. Когда путники проснулись, солнце стояло над ними, а их одежда была
вымочена ночным дождем. Но солнце и утро не в состоянии были залечить их
израненную память. Они поднялись, шатаясь, на ноги, как трупы, поели
алианты, выпили воды из источника и пошли дальше, двигаясь так, словно их
охватило трупное окоченение.
воскрешать в них людей. Усталый мозг Кавинанта постепенно стал работать;
сковывающий ужас кровопролития начал отступать, уступая место более
привычной, заурядной боли. Он все еще слышал крик Этиаран: "Кавинант,
помоги им!". И этот крик заставлял его кровь холодеть от бессилия.
были так прекрасны, а он был так беспомощен, чтобы спасти их.
ожидала, что он применит какую-то силу - так же, как Лена, Барадакас и все
остальные, кого он встречал на своем пути. Они видели в нем возрожденного
Берека Полурукого, повелителя Дикой Магии.
как ею распоряжаться. И он действительно не знал. Откуда ему знать это?
Что общего у него с магией или даже со снами?
его утраченную человеческую природу. Оно изменяло их.
бесстрастный, он словно бы утратил способность выражать горе или гнев.
прокаженный. Я ничего не знаю ни о какой силе.
и крикнуть ей в лицо: "Закрыт? Смотри - смотри на меня! Я не Берек! Я не
герой. Я слишком болен для этого". Но ему не хватало силы. Он был чересчур
тяжело ранен - как своим бессилием, так и невозможным требованием Этиаран.
себя: "Я должен был знать..."
увидеть ее в Анделейне, почувствовать в перемене, произошедшей с его
ботинками. Но он был глух, слеп, нем. Движение вперед так захватило его,
он так стремился убежать от одного безумия, что не обратил внимания на
другое безумие, к которому вела тропа его сна. Этот сон хотел сделать из
него героя, спасителя; и таким образом он соблазнял его, гнал вперед все
быстрее и быстрее, так, чтобы у него не оставалось времени позаботиться о
себе; чтобы он рисковал своей жизнью ради духов Страны, ради иллюзий. При
этом единственная разница между Этиаран и Лордом Фаулом заключалась в том,
что Презренный желал ему неудачи во всем этом.
узнает. Под гнетом слабости в нем постепенно росла волна гнева. Ему снился
сон - это было ответом на все, на невозможные ожидания Страны по отношению
к нему, равно как и на бессилие самой Страны. Он понимал разницу между
реальностью и сном; он был в здравом уме.
Дикой Магией и с этим чертовым Береком Полуруким? - На нем, казалось, не
было повреждений - никаких царапин и ссадин, одежда измята, но не порвана,
однако конец посоха хайербренда почернел от испытанной им силы юр-вайла. -
Черта с два! Им не удастся проделать это со мной".
Этиаран. Она не смотрела на него и, казалось, вообще не замечала его
присутствия; и он в течение всего дня не тревожил ее, словно опасаясь, что
не сможет ответить, если даст повод обвинить себя. Но когда они
остановились вечером на ночлег, холодная ночь и хрупкие звезды заставили
его пожалеть об утрате одеял и гравия. Чтобы отвлечься от неприятного
дискомфорта, он возобновил свои полузабытые попытки узнать побольше о
Стране. Он робко попросил:
празднования...
бьющими крыльями, но на это он мог дать лучший ответ, нежели на тон
Этиаран. Долгое время его бил озноб, словно он готовился с негодованием