Чтение 39–й страницы книги ~Мир на земле~

знаю. Я надолго умолк. Уже совсем рассвело. Было уже около восьми утра. Но я
не замечал ничего, погруженный в лихорадочные мысли. Лунный проект рухнул?
Но среди его обломков не только продолжалось бессмысленное состязание и
подкопы -- в этих развалинах одновременно возникло нечто такое, чего никто
на Земле не программировал и не ожидал? И это нечто сокрушило теледубль
Лакса? Или перехватило контроль над ним? Но я не помнил этого,-- очевидно,
не мог запомнить после каллотомии. И теперь вопрос стоял так: либо
перехваченный теледубль заманил меня на Луну с враждебными намерениями, либо
какими-то иными. С враждебными? Чтобы лишить меня памяти? Какая ему от этого
выгода? Вроде бы никакой. Может быть, он хотел что-то мне отдать. Если бы
ему надо было что-нибудь сообщить, моя посадка была бы излишней. Допустим,
что он передал мне эту пыль. Тогда что-то -- или кто-то,-- не желая, чтобы
эта операция удалась, рассек мой мозг. Предположим, что так и было. Тогда
ТО, что управляло дисперсантом, спасло меня? Но только ли в этом было дело,
чтобы спасти Ийона Тихого? Вряд ли. Нужно было, чтобы информация попала на
Землю. А информацией этой как раз и была та мелкая, тяжелая пыль. Хотя, нет,
она не могла быть исключительно информацией. Она была материальна. Я должен
был привезти ее с собой. Так. Теперь собранная мною часть головоломки
позволяла догадываться о целом. Но только догадываться. И я как можно
быстрее пересказал эту гипотезу своей второй половине.

-- Может быть,-- ответила она наконец.-- У них есть эта пыль. Но им
этого мало.

-- И от того все эти нападения, спасения, уговоры, визиты, кошмары?

-- Похоже, что так. Чтобы ты согласился на обследование. То есть выдал
меня.

-- Но они ничего не узнают, если ты знаешь не больше, чем говоришь. --
Скорее всего, не узнают.

-- Но если там возникло нечто настолько могущественное, что смогло
овладеть молекулярным теледублем, оно могло бы и напрямую связаться с
Землей? С Агентством, с базой, с кем угодно. И уж во всяком случае с теми,
кого Агентство послало после моего возвращения.

-- Не знаю. Где высаживались те, новые? -- Мне неизвестно. В любом
случае, похоже, что противоположные интересы существуют И ЗДЕСЬ, И ТАМ. Что
могло Т А М появиться? Из этого рака, из этого распада? Как это Грамер
назвал,-- кажется, ордогенеза? Рождение порядка?

Какого порядка? Электронная самоорганизация? Для чего? С какой целью?

-- Если что и возникло, то без всякой цели. Как и жизнь на Земле.
Электронные системы перегрызлись между собой. Программы разрегулировались.
Одни без конца повторяли одно и то же, другие -- распались совсем. Некоторые
вторглись на ничейную территорию. Устраивают там зеркальные ловушки.
Фата-морганы...

-- Может быть, может быть...-- повторял я в странном возбуждении.-- Все
это возможно. Во всяком случае, такое. Если уж начался всеобщий распад и
побоище, и если из этого что-то могло вырасти, вроде фотобактерий или
каких-нибудь твердосхемных вирусов, то наверняка не везде, а только в
каком-то особом месте. Как редчайшее стечение обстоятельств... И потом стало
распространяться. Это я еще могу вообразить. Допустим. Но чтобы из этого
возник КТО-ТО -- извините. Это уж сказки! Никакой дух из частиц не мог там
появиться на свет. Разум на Луне из этого электронного лома? Нет. Это чистая
фантазия.

-- Но КТО тогда захватил контроль над молекулярным теледублем?

-- Ты уверен, что так оно и было?

-- Есть косвенные улики. Ты ведь не мог после выхода из японских
развалин наладить связь с базой?

-- Да, но я не имею понятия, что произошло потом. Я пытался связаться
не только с базой, но и с троянскими спутниками через бортовой компьютер,
чтобы узнать, видит ли меня база при помощи микропов. Но на вызов никто не
ответил. Никто. Видимо, микропы вновь были поражены, расплавлены, и в
Агентстве не знают, что случилось с тем теледублем. Они знают только, что
сразу же после этого я высадился сам, а потом вернулся. Остальное уже
домыслы. Что скажешь?

-- Это и есть улики. Есть один человек, который знает больше.
Изобретатель молекулярного. Как его зовут? -- Лаке. Но он сотрудник
Агентства. -- Он не хотел тебе давать своего теледубля. -- Он ставил это в
зависимость от моего решения. -- Это тоже улика. -- Ты думаешь? -- Да, у
него были опасения. -- Опасения? Что Луна?..

-- Нет технологий, которые нельзя раскусить. Он мог бояться этого. -- И
так случилось?

-- Наверное. Только иначе, чем он думал. -- Откуда ты можешь знать?

-- Всегда все бывает иначе, чем можно предвидеть. -- Я уже понял,--
безмолвно продолжал я,-- это не мог быть "захват власти". Скорее
гибридизация! То, что возникло ТАМ, соединилось с тем, что было создано ТУТ,
в мастерской Лакса. Да, этого нельзя исключить. Одна дисперсная электроника
влезла в другую, тоже способную к дисперсии, к различным метаморфозам. Ведь
этот молекулярный теледубль имел частичную собственную память, встроенную
программу превращений, как кристаллы льда, которые сами могут соединяться в
миллионы неповторимых снежинок. Всякий раз, правда, возникает шестилучевая
симметрия, но всегда разная. Да! Я поддерживал с ним связь и даже в какой-то
степени все еще был ИМ. И в то же время я подавал ему импульсы, а
трансформировался он уже сам, на месте -- на поверхности Луны, а потом в
подземелье. -- Он обладал разумом?

-- По правде говоря, не знаю. Не обязательно знать устройство
автомобиля, чтобы его водить. Я знал, как им управлять, и мог видеть то же,
что и он, но не знал тонкостей его конструкции. Но чтобы он вел себя не как
обычный теледубль, не как пустая скорлупа, а как робот -- об этом мне ничего
не известно. -- Но известно Лаксу.

-- Наверное. Однако не хотелось бы обращаться к нему, во всяком случае
напрямую. -- Напиши ему. -- Ты спятил?

-- Напиши так, чтобы только он понял.

-- Они перехватят любое письмо. По телефону тоже не выйдет.

-- Пусть перехватывают, а ты не подписывайся. -- А почерк?

-- Письмо напишу я. Ты продиктуешь мне по буквам. -- Получатся
каракули.

-- Ну и что? Знаешь, я проголодался. На завтрак хочу омлет и конфитюр.
Потом сочиним письмо. -- Кто отошлет его? И как? -- Сначала завтрак.

Письмо поначалу показалось невыполнимой задачей. Я не знал домашнего
адреса Лакса. Это, впрочем, было не самое главное. Писать надо было так,
чтобы он понял, что я хочу с ним встретиться, но чтобы этого не понял никто,
кроме него. А поскольку всю корреспонденцию проверяли лучшие специалисты,
предстояло перехитрить их всех. Поэтому никаких шифров. Кроме всего прочего,
я не мог довериться никому даже при отсылке письма. Хуже того. Лакс,
возможно, уже не работал в Агентстве; а если даже каким-то чудом письмо
дойдет до него и он захочет вступить со мной в контакт, целые орды агентов
будут следить за ним в оба. К тому же специальные спутники на стационарных
орбитах наверняка неустанно наблюдали за местом моего пребывания. Хоусу я
верил не больше, чем Грамеру. К Тарантоге тоже обращаться нельзя. На
профессора можно было положиться как на себя самого, но я не мог придумать,
как уведомить его о моем (или нашем) плане, не привлекая внимания к его
персоне -- впрочем, и без того, наверное, в каждое окно его дома целился
сверхчувствительный лазерный микрофон, а когда он покупал в супермаркете
пшеничные хлопья и йогурт, то и другое просвечивали, прежде чем он переложит
покупки из тележки в автомобиль. Но теперь мне уже было все равно, и сразу
после завтрака я поехал в городок тем же автобусом, что и в первый раз.
Перед входом в универмаг на лотках пестрело множество открыток, и я с
небрежным видом просмотрел их, пока не нашел ту самую, спасительную. На
красном фоне -- большая золотая клетка, а в ней сова, почти белая, с
огромными глазами, окруженными лучами из перьев. Я был не настолько безумен,
чтобы так сразу и взять эту открытку. Сначала я выбрал восемь совершенно
невинных, потом ту, с совой, потом с попугаем, добавил еще две, купил марок
и пешком вернулся в санаторий. Город словно вымер. Только кое-где в садиках
возились люди, а на станции обслуживания, возле которой разыгралась
известная сцена, автомобили, обдаваемые струями воды, медленно проезжали
между голубыми цилиндрами вращающихся щеток. Никто не шел за мной, не следил
и не пытался меня похитить. Солнце припекало, и после часовой прогулки я
вернулся в пропотевшей рубашке, сменил ее, приняв перед тем душ, и принялся
писать открытки знакомым: Тарантоге, обоим Сиббилкисам, Вивичу, двум кузенам
Тарантоги, не слишком коротко и не слишком пространно -- само собой
разумеется, ни словом не упоминая об Агентстве, о Миссии, о Луне; только
приветы, невинные воспоминания, ну и обратный адрес, почему бы и нет? Чтобы
подчеркнуть шутливый характер этих открыток, на каждой из них я что-нибудь
дорисовал. Двум черно-белым пандам, предназначенным для близнецов,
пририсовал усы и галстуки, голову таксы, отправляемой Тарантоге, окружил
ореолом, сову снабдил очками, такими, какие носил Лакс; а на пруте, за
который она держалась когтями, нарисовал мышку. А как ведет себя мышка,
особенно если рядом сова? ТИХО. Лакс был не только сообразительным
человеком, но вдобавок носил имя несколько необычное, особенно во второй его
части -- Гуглиборк. Не английское, не немецкое, но чем-то даже похожее на
славянское, а если так, то он должен был припомнить, от какого слова
происходит фамилия ТИХИЙ; кроме того, мы ведь и впрямь сидели с ним в одной
клетке. Поскольку я всем уже написал, что охотно с ними увиделся бы, то же
самое я мог спокойно написать и ему, только его я еще поблагодарил за
оказанную любезность, а в постскриптуме передал привет от некой П.Псилиум.
Plantago Psyllium -- это сухая ПЫЛЬЦА растения, которое именно так
называется по-латыни, а если бы цензоры Агентства заглянули в толковый
словарь Вебстера или в энциклопедию, то узнали бы, что так же называется
слабительное средство. Вряд ли им что-нибудь было известно о пыли с Луны.
Может быть, и Лаке Гуглиборк ничего не знал о ней; тогда открытка оказалась
бы холостым выстрелом, но большего я себе позволить не мог. Шапиро я не