сказала:
банальности.
мы говорить таком, что не заряжено мощной взрывчаткой. Я согласился с ее
предложением, у меня не было настроения играть со взрывчаткой. Все-таки
что-то не так с мадемуазель, иначе она никогда бы не сделала такое
предложение. Может, боится, что я заговорю о блюде жертвоприношений... или
мой разговор с де Кераделем расстроил ее. Ей он явно не понравился.
от моего сегодня не зажечь даже спичку. Обсуждение погоды почти за
пределами моего интеллекта.
Дахут, которую я знал в башне Нью-Йорка или древнего Иса... или с красным
золотым серпом в руке.
повороты. Великолепные слуги подавали превосходный обед. Де Керадель,
ученый или колдун, понимал толк в винах. Но мадемуазель ела мало и совсем
не пила, она становилась все более вялой. Я отодвинул кофе и сказал:
в тот вечер, когда мы встретились. Ваш дух поднимается и угасает вместе с
приливом.
вызвало такое изменение, заставило ее бежать - ибо ее уход не что иное,
как бегство? Я не находил ответа. Часы пробили девять. Я еще с четверть
часа посидел за столом, слуги с пустыми глазами смотрели на меня. Я встал,
потянулся, сонно улыбнулся дворецкому и сказал ему по-бретонски:
поклонился, лицо его не изменилось, он никак не показал, что понял
истинное значение моих слов. Отвел для меня занавес, и, медленно
поднимаясь по лестнице, я чувствовал на себе его взгляд.
скрывали луну. Прошло несколько ночей после полнолуния. Ночь тускло
освещенная и очень тихая. В старомодном широком зале никаких теней,
шепчущих и шуршащих. Я пошел к себе в комнату, разделся и лег. Было около
десяти.
Кто-то появился в комнате, по странному аромату я узнал Дахут. Она стояла
у моей постели. Я почувствовал, как она наклоняется ко мне, вслушивается в
дыхание; потом пальцы ее легко, как мотылек, коснулись пульса у меня на
шее, на запястье. Я вздохнул, повернулся и, казалось, снова погрузился в
глубокий сон. Услышал, как она вздохнула, почувствовал прикосновение к
щеке - не пальцев. Аромат беззвучно исчез. Но я знал, что у шпалеры Дахут
задержалась, прислушиваясь. Постояла несколько долгих минут, потом
послышался слабый щелчок, и я понял, что она ушла.
потом встал, надел брюки, рубашку, темный свитер и туфли.
полторы мили. Я не думал, что она охраняется, и решил пройти по ней с
полмили, потом свернуть влево, добраться до стены и идти вдоль нее до
скалы, где меня поджидает Мак Канн. Правда, хозяин гостиницы говорил, что
с воды к скале не подобраться, но я был уверен, что Мак Канн найдет
способ. Я легко доберусь за полчаса.
неяркий свет, но ни следа слуг. Я спустился по лестнице и дошел до входной
двери. Она не была закрыта. Я прикрыл ее за собой, укрылся в тени
рододендронов и начал осматриваться.
Облака разошлись, луна светила ярко, но после петли можно будет укрыться в
деревьях, которые росли по обе стороны дороги. Я пересек петлю и добрался
до деревьев. Добрых пять минут выжидал. Дом оставался темным, ни в одном
окне не было света; ни звука, ни движения. Я пошел по дороге.
уходившей влево. Аллея ровная и хорошо видна в лунном свете. Она тянется в
общем направлении скалы и обещает не только более короткий, но и более
безопасный путь. Я пошел по ней. Несколько десятков ярдов, и деревья
кончились. Аллея продолжалась, но росли по ее сторонам кусты. Они
позволяли заглядывать через них и в то же время достаточно надежно
скрывали меня.
идет за мной. Чувство крайне неприятное, будто за мной следует кто-то
отвратительный. И вдруг оно бросилось на меня сзади. Я повернулся,
выхватывая пистолет из кобуры.
будто какие-то существа скрывались там, следуя за мной, следя за мной,
издеваясь надо мной. Послышался шорох, шуршание, отвратительный писк.
шуршания и писка. Но в кустах по-прежнему кто-то двигался, и я знал, что
за мной следят. Я повернулся и увидел, что стою на краю луга. Он и днем
казался зловещим, но по сравнению с ночью, под окруженной облаками,
убывающей луной, это было веселое зрелище.
к пищащим существам. И я побежал через луг к скале.
дома, и я невольно остановился, прислушиваясь. Лай не похож был на крики
обычной своры. Он был непрерывный, воющий, невыразимо печальный; и с тем
же оттенком непристойности, что и писк.
фигуры людей, но людей изуродованных, искаженных, переделанных в адской
мастерской. Они были... отвратительны.
лошадь...
летела за ним. На нем сидела Дахут, распустив волосы, в ее глазах горели
фиолетовые ведьмовские огни. Она увидела меня, подняла свой хлыст,
закричала, натянув поводья, так что жеребец взлетел передними ногами в
воздух. Снова она крикнула и указала на меня. Из-за жеребца показалась
свора огромных псов, их было несколько десятков, похожих на шотландскую
борзую... на больших собак друидов...
черноте тени сверкали красные глаза, они горели тем же адским огнем, что и
глаза Дахут. А за ними на жеребце скакала Дахут... она больше не кричала,
рот ее был искажен в яростной гримасе, и у нее было лицо не женщины, а
призрака.
пистолет и выстрелил прямо в нее. Прежде чем я снова смог нажать курок,
свора накинулась на меня.
но материальные. Я уронил пистолет и отбивался голыми руками. От собак
исходил странный цепенящий холод. Сверкая красными глазами, они рвали мне
горло, и как будто сквозь их клыки вливался холод. Я слабел. Мне все
труднее становилось дышать. Руки и ноги онемели, и я теперь лишь слабо
барахтался, как в паутине. Упал на колени, с трудом пытался вдохнуть...
встать на ноги. Яростное выражение с ее лица исчезло, но в ее фиолетовых
глазах не было милосердия. Она ударила меня хлыстом по лицу.
тело застыло, как будто холод сгустился в нем. Холод медленно вползал в
мозг, цепенил его, морозил мысли. Дахут сказала:
которые убегали, перескакивали от куста к кусту, визжали, пищали в ужасе.
Псы догоняли их, рвали на клочья.