сгорят вместе! Дай мне снова мой прохладный Сотеваг и большие волны
безбрежного моря... А если рекруты Империи явятся к нам, я спущу на них
борзых собак, как твой васпураканский друг сделал с ихним жрецом.
этим людям. Ведь его собственный мир потерян для него навеки, а в этом
мире он и его легионеры не имели дома, и не похоже, что когда-нибудь
сумеют обрести его.
предлагаешь? Идти через восточные провинции Империи, пока вы не доберетесь
до Намдалена?
имперцы, чтобы остановить нас?
войны с Каздом, Империя вычистила все гарнизоны. А теперь еще гражданская
война. Как только мы выйдем из Видессоса, на нашем пути не встретится ни
одной армии, ни одного большого отряда. Если же Туризин попытается
удержать нас здесь, Сфранцезы выйдут из города и сожрут его живьем.
то, что собирался сделать, и, скорее всего, сумеет довести задуманное до
конца.
его взгляд, оставалось уточнить.
продолжал, размахивая руками:
бойцам, как твои люди, он примет вас к себе на службу. У нас в Княжестве
достаточно места для домов и земли для пашни. Твои солдаты получат землю,
а ты сможешь стать графом, я не сомневаюсь в этом. Как тебе это нравится,
а? Скаурус, великий граф Скаурус. Если ты будешь участвовать в военных
походах, то это вполне возможно.
равнодушным. Он никогда не был тщеславен. Кроме того, будучи
военачальником в Империи, он имел больше влияния, чем даст ему титул в
Княжестве Намдален. Но впервые с того дня, как римлян забросило в этот
мир, Марк почувствовал, что его прельщает возможность изменить Видессосу.
Сейчас ему запросто предложили вещь, которую он считал для себя
недостижимой - дом и собственное место под солнцем, место, которое будет
принадлежать только ему. Одна мысль о возможности получить клочок земли
казалась его солдатам чудом. Чтобы ушедшие в отставку ветераны могли
получить обещанную им их командирами землю в Риме, вспыхивали гражданские
войны.
Тургот, раскисший от воспоминаний о земле, по которой тосковал. - Сотеваг
расположен на побережье, среди дубовых лесов и полей пшеницы, проса и ржи.
Я провел там большую часть своей жизни. Я люблю кататься на лошади по
высоким зеленым холмам, покрытым вереском и мхом, где пасутся стада овец.
Небо там совсем другого цвета, не такое, как здесь, глубокое, синее. Можно
подумать, что ты видишь сквозь него, такое оно прозрачное. В вышине поет
ветер, и пахнет там вовсе не пылью и навозом...
Медиолане, о покрытых шапками снега Альпах, которые были видны из уютного
крестьянского дома, о кисловатом италийском вине, о стране, где все, и он
в том числе, говорили по-латыни, а не спотыкались на этом, все еще чужом
для него языке...
колебания, но, по привычке не доверять никому, кроме своих
соотечественников, неправильно истолковал молчание Марка. Переходя на
островной диалект островитян, он сказал:
думает о том, продать ему нас или нет.
никому из видессиан, время, прожитое с Хелвис, не прошло даром. Трибун
опустил глаза, вспыхнувшая было надежда потухла. Он и его легионеры были
для намдалени такими же чужими, как и для видессиан.
понял фразу его товарища. Пронзив Клосарта яростным взглядом, он извинился
перед Скаурусом как можно сердечнее.
бы здесь.
солдата было похвалой, стоившей многого.
вполне искренне. Не было смысла скрывать от легионеров предложение
намдалени или запирать их в лагере и убивать любого островитянина,
подошедшего к ним на двадцать шагов... Лучше опережать события, не давая
им опередить тебя.
было видно. Где-то рядом, громко стуча, перекатывались кости, и намдалени,
без сомнения, решил, что Скаурус хорошо знает дорогу к своему лагерю.
Шагая к римскому лагерю, трибун испытывал сильное головокружение. Его
переполняли мысли. Первое чувство, охватившее его после предложения
Сотэрика, оставалось неизменным: после быстрого роста влияния римлян в
Видессосе, после двух лет жизни в Империи стать графом в Княжестве
казалось ничтожным уделом - нечто вроде большого волка в маленькой стае.
Он не рвался покидать Империю. Казды были врагами, с которыми необходимо
продолжать войну после того, как они победят Сфранцезов, - если только им
удастся победить. С другой стороны, думая об интересах римлян в этом мире,
Марк признавал, что жизнь в Намдалене была вполне привлекательной. Он
сомневался, что его солдатам когда-либо по доброй воле дадут землю в
Империи. В Риме ревнивый Сенат крепкой рукой держал италийские земли. В
Империи земля была сосредоточена в руках знати, а немногочисленные
маленькие усадьбы были до предела обложены налогами. Земля, конечно же,
привлечет его солдат.
он скажет Сотэрику "нет", а он совсем не хотел разрыва. Что-то еще было
между ними, горело и не могло потухнуть. И у них был сын... Почему все на
свете должно быть таким запутанным?
вперед. Его резкое, ироничное лицо разгладилось, когда он увидел
приближающегося Скауруса.
отправился бы за тобой сам. И привел бы с собой друзей.
поговорить. Найди Глабрио, Горгидаса и приходи сюда, мы выйдем за палисад.
Возьми еще кельта, ладно? Его это тоже касается.
хмыкнул Гай Филипп, но поспешил выполнить поручение.
произошло нечто важное. Черт бы побрал Сотэрика с его детскими
театральными эффектами, подумал трибун.
на лицах их читалось любопытство. Они вышли из лагеря и скрылись в
темноте, разговаривая о незначительных вещах и тщетно пытаясь всем своим
видом убедить легионеров, что встретились совершенно случайно и ничего
серьезного обсуждать не намерены. За пределами слышимости часовых Скаурус
отбросил камуфляж и в двух словах объяснил, что произошло.
по дороге в римский лагерь.
против намдалени, они храбрые парни и хорошие собутыльники, но я не
собираюсь провести остаток своих дней среди варваров, - первым нарушил
тишину Гай Филипп.
превосходства, которое римляне испытывали ко всем другим народам, за
исключением, пожалуй, эллинов. В этом мире стандартом, на который
равнялись все остальные страны, был Видессос, и центурион почитал себя
неотделимым от Империи, забывая, однако, при этом, что сами имперцы
считали его таким же варваром, как и намдалени.
знал - моя родина уходит в прошлое, а Рим движется вперед. Неужели я
изменю этому принципу сейчас? Думаю, нет. Здесь мое место, и здесь я
останусь жить. Я хотел бы научиться тут очень многому, тому, чего народ
Княжества. еще не знает.
из нас против, - сказал кельт. - Я всегда легче лажу с намдалени, чем с
этими скользкими заносчивыми имперцами. Никогда не знаешь, что у них в
голове, и, боюсь, в один прекрасный день я могу обнаружить у себя между
ребер кинжал наемного бандита только потому, что буду одет не по моде.
Пожалуй, я за островитян.
его лице, выбор ему сделать было труднее всех.
более несчастным, и он продолжал: