Чтение 39–й страницы книги ~Кафе лунатиков~

Я подвинулась так, чтобы видеть и стонущего вервольфа, и вооруженный лагерь снаружи.

- Зачем?

- Либо вы это сделаете, либо Кармайкл всадит вам пулю. Не заставляйте меня снова считать, мисс Блейк.

- Знаете, не хочется мне к решетке.

Титус вытащил свой сорокапятикалиберный и направился к другой клетке. Эдуард спокойно сидел на полу. Я поймала его взгляд и поняла, что если мы когда-нибудь от сюда выберемся, то они все покойники. А Ричард стоял у решетки, вцепившись в неё руками.

Титус уставился на животное лицо Ричарда и присвистнул:

- Ну и ну! - И навел ствол ему в грудь. - У меня серебряные пули, мисс Блейк. Если вы звонили Гарровею, у нас все равно не осталось времени для охоты. Он не знает, где вы, так что немного времени у нас есть, но не вся ночь. Кроме того, я думаю, что этот волколак слишком опасен. Так что если вы будете продолжать меня злить, я его убью.

Ричард поглядел на меня.

- Они все равно нас убьют, так что не делай этого.

Голос его был по-прежнему таким рычащим, что у меня мурашки побежали по спине.

"Они все равно нас убьют". Но я не могла просто стоять и смотреть, если есть возможность оттянуть неизбежное. Я подошла к решетке.

- Что дальше?

Титус не отводил дула от груди Ричарда.

- Теперь, пожалуйста, просуньте руки сквозь решетку.

Я хотела отказаться, но он уже понимал, что я не хочу, чтобы Ричарда убили у меня на глазах. И потому я ничего не сказала, а просунула руки сквозь решетку, повернувшись спиной к вервольфу. Плохо.

- Держите её за руки, джентльмены.

Я сжала руки в кулаки, но не отдернула. Будь что будет.

Кармайкл схватил меня за левую руку, бородатый Финштейн - за правую. Я могла бы дернуться, но рука у Кармайкла была как теплая сталь. Глядя ему в глаза, я не видела там ни капли жалости. Финштейну было несколько неловко. Седой стоял с винтовкой посередине комнаты, отстраняясь от всей этой сцены. Кармайкл же наслаждался каждым её мгновением.

Титус подошел и стал разбинтовывать мне руку. Я подавила желание спросить, что он делает, - я уже поняла. И только надеялась, что ошиблась.

- Сколько вам наложили швов, мисс Блейк?

Я не ошиблась.

- Не знаю. После двадцати перестала считать.

Он сбросил бинты на пол. Вытащив мой собственный нож, он поднял его на свет. Истинный шоумен.

Я прижалась к решетке лбом и задержала дыхание.

- Я открою вашу рану. Разрежу швы.

- Я уже догадалась.

- Отбиваться не будете?

- Делайте свое дело.

Подошел Айкенсен.

- Дайте мне. Я ей задолжал малость крови.

Титус посмотрел на меня почти так, будто просил разрешения. Я ответила как можно более безразличным взглядом. Он передал нож Айкенсену.

Тот поднес нож к первому шву на моем запястье, и я почувствовала, что у меня глаза становятся шире. Непонятно было, что делать. Смотреть - плохо, не смотреть - ещё хуже. Просить их - бесполезно и унизительно. Бывают случаи, когда нет хорошего выбора.

Он разрезал первый шов. Я услышала, как он лопнул, но почему-то боли не было. Я отвернулась. Швы с треском лопались. Выдержу.

- Кровь нужна, - сказал Кармайкл.

Я поглядела и увидела, что Айкенсен поднес острие ножа к ране. Он собирался медленно вспороть рану - это должно быть больно. И я заметила, что Эдуард в своей клетке встал и смотрит на меня. Будто хочет мне что-то сказать. Взгляд его скользнул вправо.

Седой отошел подальше от этого спектакля и стоял рядом со второй клеткой. Было видно, что он готов тебя застрелить, но пыток не любит.

Эдуард глядел на меня. Кажется, я знала, чего он хочет. По крайней мере, я на это надеялась.

Мне в руку впился нож. Я ахнула - боль была острая, как всегда от поверхностной раны, но эта боль должна была быть надолго. Густой струей побежала по коже кровь. Айкенсен заглубил острие на долю дюйма, я внезапно дернула руку. Финштейн от неожиданности меня выпустил и стал ловить снова. Кармайкл сжал сильнее, и вырваться я не могла, зато могла рухнуть на пол, чтобы до руки уже нельзя было достать ножом.

Потом я стала орать и отбиваться всерьез. Если Эдуарду нужен отвлекающий маневр, я ему это устрою.

- Втроем не можете справиться с одной женщиной в клетке!

Титус подошел вперевалку и схватил меня за левую руку, запястье которой держал Кармайкл. Но правую я втянула обратно в клетку.

Финштейн топтался у решетки, не понимая, что делать. Если уж ты платишь деньги за охоту на монстров, надо лучше соображать, что делать, когда доходит до горячего. Кобура Финштейна была около решетки.

А я все орала и вопила, дергая левой рукой. Титус зажал мою руку под мышкой, прижав к своему телу. От хватки Кармайкла останутся синяки. Наконец они меня скрутили, Айкенсен приложил нож к ране и начал резать.

Финштейн наклонился, будто чтобы помочь, а я завопила и прижалась к решетке. Вытаскивать его пистолет я не стала, а спустила курок, направив кобуру ему в тело. Пуля ударила его в живот, и Финштейн повалился на спину.

Второй выстрел эхом раздался в пещере, и голова Кармайкла забрызгала Титуса с головы до ног. Мозги и кровь разлетелись по форменной шляпе.

Эдуард стоял с винтовкой у плеча, седой бесформенной кучей лежал возле решетки. Шея его торчала под странным углом, а Ричард склонился к нему, стоя на коленях. Это он его убил?

За мной послышался звук - низкий грудной вопль. Титус уже достал пистолет, все ещё зажимая мою руку. Финштейн катался по полу, и до его пистолета мне было не дотянуться.

За моей спиной послышалось низкое рычание, что-то задвигалось. Джейсон вступал снова в игру. Только этого не хватало.

Титус дернул меня за руку ближе к решетке, чуть не вывернув плечевой сустав, и ткнул дулом мне в щеку. Ствол был холодным.

- Брось винтовку, блондинчик, или я нажму курок!

С прижатым к решетке лицом я не могла обернуться, но слышала, как сзади что-то ползет.

- Он перекидывается?

- Еще нет, - ответил Ричард.

Эдуард все ещё держал Титуса под прицелом винтовки. Айкенсен застыл в оцепенении с окровавленным ножом.

- Брось винтовку, или ей конец!

- Эдуард!

- Анита, - ответил он. Голос его звучал совершенно обыденно. Мы оба знали, что он может завалить Титуса, но если у того дернется палец, мне тоже конец. Вот и выбирай.

- Делай, - сказала я.

Он спустил курок. Мне в лицо плеснуло кровью, и Титус привалился к решетке. Какой-то более плотный, чем кровь, ком скользнул по моей щеке. Я дышала часто и мелко. Титус сполз вниз, все ещё зажимая пистолет.

- Выпусти её, - скомандовал Эдуард.

Что-то коснулось моей ноги, я дернулась и обернулась. Джейсон схватил меня за окровавленную руку - с неимоверной силой. Он склонил голову и стал лизать кровь, как кошка сливки.

- Выпусти её, или тебе тоже конец!

Айкенсен стоял столбом.

Джейсон лизал мне руку, лаская рану языком. Это было больно, но я подавила стон. Без звуков. Без борьбы. Он проявил чудеса силы воли, не набросившись на меня, пока я боролась с людьми у решетки. Но терпение вервольфа не безгранично.

- Ну! - прикрикнул Эдуард.

Айкенсен бросился к двери, уронив по дороге нож, и стал нашаривать замок.

Джейсон чуть прикусил мне руку. Я не сдержала вскрика. Не смогла. Ричард заорал что-то нечленораздельное громовым голосом.

Джейсон дернулся прочь от меня.

- Беги, - выговорил он, погружая лицо в лужу крови на полу, лакая. Голос у него был придушенный, не голос, а рык. - Беги!

Айкенсен открыл дверь, и я боком вылезла.

Джейсон задрал голову к небу и взвизгнул:

- Беги!

Я отбежала, Айкенсен захлопнул дверь. Джейсон корчился на полу, изо рта у него бежала пена. Руки судорожно сжались, хватая что-то невидимое. Я видела, как оборотни перекидываются, но никогда это не было так страшно. Как сильный эпилептический припадок или смерть от стрихнина.

Волк вырвался из его кожи почти готовым продуктом, как цикада из куколки, и подбежал к решетке. Когти махнули в нашу сторону, и мы оба попятились. С челюстей волка капала пена, зубы полосовали воздух. И я знала, что он бы меня убил и сожрал. Таков он был, такова его природа.

Айкенсен не мог отвести от волка глаз. Я нагнулась и подобрала оброненный нож.

- Айкенсен!

Он повернулся ко мне, все ещё перепуганный и бледный.

- Когда ты застрелил Холмс, тебе это было приятно?

Он хмуро напомнил:

- Я тебя выпустил. Я сделал, как сказали.

Я шагнула к нему.

- Ты помнишь, что я тебе обещала сделать, если ты тронешь Уильямса?

Он поднял на меня глаза:

- Помню.

- Молодец, - сказала я и вогнала нож ему в самый низ живота. По рукоять. Кровь хлынула и залила мне руку. Айкенсен так и глядел на меня стекленеющими глазами.

- Обещания надо выполнять.

Он упал, и под тяжестью его тела нож вспорол живот снизу доверху. Когда я вынула нож, глаза Айкенсена уже закрылись.

Обтерев нож о его китель, я вытащила ключи из обмякшей руки. Эдуард уже повесил винтовку на плечо. Ричард глядел на меня так, будто увидел впервые в жизни. По его лицу, даже при этой странной форме, и желтым глазам было видно, что он меня не одобряет.

Я открыла дверь. Первым вышел Эдуард, вторым Ричард, не отрывая от меня взгляда.

- Не было нужды его убивать. - Слова были Ричарда, хотя голос не его.

Мы с Эдуардом уставились на вервольфа альфа.

- Была, была.

- Мы убиваем, когда не можем иначе, а не для удовольствия или гордости, - сказал Ричард.

- Ты - может быть, - ответила я. - Но прочая стая, остальные оборотни, не столь щепетильны.

- Сюда едет полиция, - напомнил Эдуард. - Мы хотим с ними встречаться?

Ричард посмотрел на лютующего зверя в соседней клетке.

- Дайте мне ключи, я выведу его через туннель. Я чую запах наружного леса.

Я отдала ключи Ричарду, он коснулся пальцами моей ладони, когда их брал.

- Я долго продержаться не смогу. Идите.

Я заглянула в эти странные янтарные глаза. Эдуард тронул меня за руку:

- Нам пора.

Я услышала звук сирен. На выстрелы съезжаются, наверное.

- Поосторожнее там, - сказала я Ричарду.

- Обязательно.

Эдуард увлекал меня вверх по лестнице. Ричард упал наземь, спрятав лицо в ладони. Когда он его поднял, кости лица стали длиннее и скользили под кожей, будто лицо было из глины.

Я споткнулась, и только рука Эдуарда не дала мне упасть на лестнице. Я повернулась, и мы побежали. Когда я оглянулась, Ричарда не было видно.

Винтовку Эдуард бросил на лестнице. Дверь распахнулась, и в неё ввалилась полиция. Только тут я сообразила, что Каспара нигде нет.

Ни мне, ни Эдуарду не пришлось садиться в тюрьму, хотя копы нашли тех, кого мы убили. Все вообще считали чудом, что нам удалось выбраться живыми. Это произвело на них впечатление. Эдуард меня удивил, показав удостоверение на имя Теда Форрестера, охотника за скальпами. То, что мы перебили шайку нелегальных охотников на ликантропов, сильно повысило репутацию охотников за скальпами и Теда Форрестера в частности. Я тоже получила много хорошей прессы, и Берт был доволен.

Дольфа выписали как раз к Рождеству, Зебровски пришлось проваляться дольше. Я купила каждому из них в подарок по ящику патронов с серебряными пулями. Это всего лишь деньги, и вообще я не хочу когда-нибудь видеть, как у них жизнь вытекает под капельницей.

Я нанесла последний визит в "Кафе лунатиков". Маркус мне рассказал, что Альфред убил ту девушку по собственной инициативе. Габриэль не знал, что это произойдет, но раз уж её убили, то не пропадать же добру! Ликантропы разные бывают, но уж непрактичных среди них нет. Райна пустила фильм в продажу по той же причине. Не то чтобы я им поверила - куда как просто свалить вину на покойника, но Эдуарду я так и не сказала. Предупредила только Райну и Габриэля, что, если не дай Бог всплывет ещё одна порнуха с убийством, могут помахать миру своими мохнатыми лапками. Я спущу на них Эдуарда. Последнего я им, впрочем, тоже не сказала.

Ричарду я подарила золотой крест и взяла с него обещание его носить. Он мне подарил игрушечного пингвина, который играет "Зимнюю сказку", мешок черно-белых резиновых пингвинов и небольшую бархатную коробочку, как для кольца. Я думала, что у меня сердце выпрыгнет, но кольца там не было, а только записка: "Обещания выполняются".

Жан-Клод подарил мне стеклянную статуэтку пингвина на льдине, красивую и дорогую. Мне бы она понравилась больше, если бы её подарил Ричард.

Что можно подарить на Рождество Мастеру Города? Пинту крови разве что? Я остановилась на античной камее. На вороге его кружевной рубашки она будет отлично смотреться.

Где-то в феврале доставили посылку от Эдуарда. В ней оказалась шкура лебедя. И записка: "Я нашел колдунью, которая сняла проклятие". Когда я подняла шкуру с перьями, выпала ещё одна записка. Там было сказано: "Мне заплатил Маркус". Мне и самой надо было понять, что Эдуард сумеет получить выгоду от ликвидации, которую приходится выполнить бесплатно. Я его все же знала.

Ричард не понимает, зачем я убила Айкенсена. Я пыталась объяснить, но сказать, что я убила человека, потому что обещала, - это звучало как гордыня. Только это не было ради гордыни. Это было ради Уильямса, которому уже не защитить свою докторскую и сов своих не увидеть. Ради Холмс, которой никогда не быть первой в Миссури женщиной - начальником полиции. Ради всех, кого он убил без малейшего милосердия. А раз так, ему милосердия тоже не полагается. У меня не было бессонницы из-за убийства Айкенсена. Может, это должно бы меня волновать больше, чем само убийство - тот факт, что оно меня совсем не волнует. Ну вот ни капельки.

А шкуру лебедя я отдала натянуть на прелестную раму и застеклить, а потом повесила в гостиной - она как раз под цвет дивана. Ричарду не нравится, а мне - так даже очень.