неистовостью рвал крючок на воротнике шимели, чтобы освободиться от жаркой
тесноты. "Кто это сказал - убило? Рубин, кажется?" Кузнецов не знал, что
сейчас сделает, не совсем еще поверив, но увидев эту чудовищно-обнаженную
смерть Сергуненкова возле самоходки. Он, задыхаясь, взглянул на
Дроздовского, на его болезненно искривленный рот, еле выдавливающий: "Не
выдержал, не смог, зачем он встал?.." - и дрожа, как в ознобе, проговорил
ссохшимся, чужим голосом, поражаясь тому, что говорит:
слышишь? Последняя. На твоем месте я бы взял гранату - и к самоходке.
Сергуненков не смог, ты сможешь! Слышишь?..
на всю жизнь прокляну себя за это!.." - мелькнуло туманно и отдаленно в
голове Кузнецова, не до конца осознающего то, что говорит; он уже не понимал
меру разумности своих действий.
другой за бровку окопа и стал подыматься, вскинув белое, без кровинки лицо с
раздувающимися тонкими ноздрями. - Я что, хотел его смерти? - Голос
Дроздовского сорвался на визг, и в нем зазвучали слезы. - Зачем он встал?..
Ты видел, как он встал?..
Кузнецов словно оглох и не слышал ни выстрелов батареи, ни низкого гудения
атакующих слева танков, ни разрывов на берегу, лишь не выходили из памяти
задымившаяся шинель на Сергуненкове, его тело, мешком переворачиваемое на
снегу пулеметными очередями: то, что произошло с Сергуненковым, не было
похоже на смерть Касымова, даже на гибель расчета Чубарикова, раздавленного
танком у орудия.
сторону, где должно было стоять крайним слева орудие Уханова; его била
нервная дрожь, и он шел, опираясь на края брустверов, потом побежал,
заглатывая морозный воздух, и появилась толкающая его всего безумная и
спасительная отрешенность.
снова, как тогда, когда стрелял по танкам, ощутил в себе неудержимую злость,
ненависть боя, он вроде бы осознал особую и единственную ценность своей
жизни, значительность которой теперь даже не тайно от других мог бы взвесить
с надеждой на случайное и счастливое везение. Он потерял чувство обостренной
опасности и инстинктивного страха перед танками, перед всем этим стреляющим
и убивающим миром, как будто судьбой была неосторожно дана ему вечная жизнь
и вечная ненависть в этой страшной степи...
позицию Уханова, орудие бегло стреляло, откатываясь и выбрасывая из
казенника гильзы, люди сновали, ползали вокруг станин, и, не разобрав в дыму
лиц расчета, Кузнецов упал на бруствер, затрудненно дыша:
Снаряды, лейтенант!..
орудия. Уханов, в одном ватнике, лежал на бруствере, смотрел на него;
сощуренные глаза горели на черном, потном лице, ватник расстегнут на груди,
раздернут ворот гимнастерки; на грязной шее веревкой надулась жила от крика;
на веках и на бровях - лохмотья толовой гари.
догадывался, представлял случившееся на батарее, потому что несколько минут
назад, стреляя по танкам, прорвавшимся к тем орудиям, сам видел все и потому
кричал только о снарядах, без которых и он и люди с ним были беспомощны.
орудиям... там остались. Все снаряды сюда! Все до одного! Рад, что ты жив,
Уханов!..
секунду опять глянул острыми зрачками в глаза Кузнецова, жила на шее,
исполосованной струйками пота, набрякла туже. - Значит, там... все? Мы одни
остались, лейтенант?
поступавшим из корпусов и дивизий, со всей очевидностью стало ясно, что
главный танковый удар немцев направлен в стык бессоновской армии с правым
соседом, не выдерживающим натиска, и в полосе правофланговой дивизии
полковника Деева к исходу дня положение складывалось тяжелое. В полдень,
после беспрерывных атак, немцы захватили южнобережную часть станицы, и здесь
танки пытались форсировать реку в двух местах с целью выйти на северный
берег Мышковой, двумя клиньями врезаться в глубину, расчленить и окружить
наши войска, обороняющиеся на этом рубеже.
разложенную на столе, и выслушивал по телефону очередной доклад генерала
Яценко, когда вошел явно взволнованный член Военного совета Веснин, шагнул
длинными ногами через порог; лицо покрыто красными пятнами, глаз не видно -
в стеклах очков отсвет заката, багровевшего за оконцем блиндажа. Веснин
быстро снял перчатки, раздумчиво пожевал губу, подошел к железной печи.
почти поняв то, что Веснин готов был сказать, прервал разговор с Яценко. - С
чем он приехал на энпэ?"
несколько улиц в северобережной части станицы. Это хорошо видно с энпэ
Деева. Бой начался на этой стороне, - стоя около печки, сказал Веснин. -
Собственно, юго-западнее нас, километрах в десяти. Деев решил
контратаковать, ввел в дело отдельный танковый полк Хохлова. Но пока никаких
положительных результатов...
сосредоточения, немедленно жду сообщения, Семен Иванович. - Бессонов опустил
трубку на аппарат и добавил: - Представитель Ставки встревожен положением у
нас. Кроме танкового нам придан еще и механизированный корпус. Из резерва
Ставки.
степени... Жмут с бешеной силой.
верно, не согревшись в машине, он так оттаивал в тепле после морозного ветра
на НП дивизии Деева, где пробыл часа два.
зуммерили телефоны - все еще было, казалось, по-прежнему, а в этом маленьком
отсеке НП стало мгновенно тихо. Пышноусый старшина-связист с осторожностью
покрутил ручку аппарата, давая отбой после разговора командующего со штабом
армии. Радист, подававший в эфир позывные правофлангового корпуса, кашлянул
и перешел на шепот; майор Божичко, рассеянно протиравший тряпочкой кассету
ТТ, устроясь в углу на топчане, оценивающим взором взглянул на Веснина, на
Бессонова, вщелкнул до блеска отполированный магазин с патронами в рукоятку
пистолета, вбросил ТТ в кобуру Энергично застегнул ее, всем своим видом
показывая Бессонову: готов к выполнению приказаний. Но Бессонов не обратил
внимания на Божичко, непроницаемо молчал.
покрытого пятнами лица Веснина. Затем спросил: - Хотите сказать, Виталий
Исаевич, что Деев не очень рассчитывает на успешную контратаку Хохлова?
Полагаю, об этом был разговор с Деевым?
Веснин, дуя в ладони, шевеля пальцами перед вытянутыми губами; веселость его
была, несомненно, наигранной, но стало понятно и другое: полковник Деев был
более доверителен и откровенен с Весниным, чем с ним, Бессоновым, опасаясь
выявлять тревогу перед новым командующим, и высказал ее Веснину.
Бессонов, - из штаба фронта сообщили, что немецкая авиация участила полеты в
окруженную группировку, сбрасывает боеприпасы. Похоже, что активно готовятся
к прорыву навстречу Манштейну. Что думаете по этому поводу, Виталий Исаевич?
- сказал Веснин. - От переднего края нашей обороны до Сталинграда сорок
километров. Один переход в случае прорыва.
прорыв. В этом случае - да.
соседнюю половину, отдернулась, там горели аккумуляторные лампочки - и из
этого яркого света, ударившего в проем, вошел заместитель начальника
оперативного отдела Гладилин, серьезный, лет сорока майор; белый, высокий
лоб его был потен. В то время как Гладилина по-человечески порывало сказать
с тревогой: "Танки противника уже в станице, товарищ командующий!" - он
заговорил с подчеркнутой штабной выдержанностью опытного человека, отлично
понимавшего, кому и что докладывает:
семьдесят второго и триста тридцать шестого полков стало известно, что
немецкие танки полчаса назад форсировали реку, вклинились...
запоздалым сообщением оперативного отдела, и этим бесцветным голосом майора,
его фальшивым, безжизненным спокойствием, как будто он, командующий армией,