Чтение 39–й страницы книги ~Человеческий фактор~

бара "У Уайта". - Видите ли, - сказал он, - мой отец был священником, так
что ребенком я часто присутствовал на похоронах.
- Вот уж никогда бы не подумал, - сказал Баффи. - Скорее я считал бы,
что вы из военной семьи - сын какого-нибудь генерала, командовавшего в
прошлом полком, и все такое прочее. Джо, мой бокал вопиет, чтоб ты его
наполнил. Но, конечно, если поразмыслить, так то, что ваш отец был
священником, многое объясняет.
- Что же это объясняет? - спросил Дикки. По какой-то непонятной причине
он был раздражен и склонен все оспаривать. - "Молтизерс"?
- Нет, нет, "Молтизерс" - это другое дело. Не стану вам сейчас об этом
рассказывать. Слишком много заняло бы времени. Я просто имел в виду, что
ведь полковник из этих парней "шито-крыто", ну и в известной мере к такого
рода людям принадлежит, если подумать, и священник... Тайны исповеди и все
такое прочее - они ведь тоже, знаете ли, из области "шито-крыто".
- Мой отец не был католическим священником. Он даже не принадлежал к
высокой церкви [направление в англиканской церкви, тяготеющее к
католицизму]. Он был капелланом на флоте. В первую мировую войну.
- Первая мировая война, - произнес мрачный человек по имени Вилли,
который в свое время был женат, - это была война между Каином и Авелем
[речь идет о сыновьях Адама и Евы Каине и Авеле, ссора между которыми
привела к первой смерти на земле: Каин убил Авеля]. - Он произнес это
безапелляционным тоном, словно желая поставить точку в никчемном
разговоре.
- Отец у Вилли тоже был священником, - пояснил Баффи. - Большая шишка.
Епископ, а тут - капеллан на флоте. Фанфары!..
- Мой отец участвовал в битве за Ютландию [имеется в виду морское
сражение, которое произошло во время первой мировой войны (31 мая - 1 июня
1916 г.) между английским и германским флотами западнее полуострова
Ютландия, разделяющего Северное и Балтийское моря], - сообщил им Дэйнтри.
Он вовсе не собирался бросать кому-то вызов и противопоставлять участие в
Ютландской битве епископской епархии. Просто всплыло еще одно
воспоминание.
- Но он же не сражался. А раз так, это не в счет, верно? - сказал
Баффи. - В сражении между Каином и Авелем.
- А вам столько лет не дашь, - заметил Дикки. Произнес он это с
недоверием, потягивая из бокала.
- Мой отец тогда еще не был женат. Он женился после войны. В двадцатых.
- Дэйнтри понимал, что беседа становится абсурдной. Джин действовал, как
вытягивающее правду лекарство. Он сознавал, что говорит слишком много.
- Он женился на вашей матери? - резким тоном, будто следователь,
спросил Дикки.
- Конечно. В двадцатые годы.
- Она еще жива?
- Они оба давно уже умерли. Мне, право, пора домой. А то вся моя еда
перестоит, - добавил Дэйнтри, подумав о сардинах, высыхающих на тарелке.
Чувство, что он находится среди посторонних, но дружелюбно настроенных
людей, покинуло его. Беседа грозила принять мерзкий оборот.
- А какое все это имеет отношение к похоронам? И чьи это были похороны?
- Не обращайте на Дикки внимания, - сказал Баффи. - Он любит
допрашивать. Он ведь служил в Пятом управлении во время войны. Еще по
джину, Джо. Он нам все уже рассказал, Дикки. Это были похороны какого-то
типа из их конторы.
- И вы проводили его до самой могилы?
- Нет, нет. Я только был на отпевании. В церкви на Ганновер-сквер.
- Значит, в церкви святого Георгия, - сказал сын епископа. И протянул
свой бокал Джо, словно это была чаша для причащения.
Прошло немало времени, прежде чем Дэйнтри сумел вырваться из бара "У
Уайта". Баффи даже довел его до выхода. Мимо проехало такси.
- Теперь вы понимаете, что я хотел сказать, - заметил Баффи. - Автобусы
на Сент-Джеймс-стрит. Никто уже ни от чего не огражден.
Дэйнтри понятия не имел, что хотел этим сказать Баффи. Он пошел в
направлении дворца, сознавая, что выпил больше, чем позволял себе в
течение многих лет в это время дня. Они славные ребята, но надо все-таки
соблюдать осторожность. Слишком он разговорился. Про отца, про мать. Он
прошел мимо "Шляпного магазина Локка" мимо ресторана "У Овертона",
остановился на углу Пэлл-Мэлл. И вовремя понял - перелет: цель осталась
позади. Он повернулся на каблуках и пошел назад, к своей квартире, где его
ждал обед.
На столе стояли сыр и хлеб и коробка сардин, которую он все же не
открыл. Пальцы у него были не очень умелые, и жестяной ключик сломался,
прежде чем он вскрыл коробку на одну треть. Тем не менее он сумел по
кусочкам вытащить оттуда вилкой добрую половину содержимого. Голода он не
чувствовал - ему было вполне достаточно такой еды. Поразмыслив, стоит ли
пить еще после трех сухих мартини, он все-таки достал бутылочку "Тюборга".
Ел он меньше четырех минут, но ему показалось - очень долго: столько он
за это время всего передумал. А мысли его, точно у пьяного, швыряло из
стороны в сторону. Сначала он думал о докторе Персивале и сэре Джоне
Харгривзе, которые после поминальной службы шли по улице впереди него,
пригнувшись друг к другу, точно заговорщики. Затем он подумал о Дэвисе.
Никакой личной симпатии к Дэвису он не питал, но смерть этого человека не
давала Дэйнтри покоя. И он громко произнес, обращаясь к единственному
свидетелю его дум - хвосту сардины на кончике вилки:
- Присяжные на основании таких улик никогда не вынесли бы приговора.
Приговора? Но у него же нет никаких доказательств - и это показало
вскрытие, - что Дэвис умер неестественной смертью: цирроз печени влечет за
собой естественную смерть. Он пытался вспомнить, что сказал ему доктор
Персивал в тот вечер, на охоте. Дэйнтри тогда перебрал, как перебрал и
сегодня утром, потому что чувствовал себя не в своей тарелке среди этих
непонятных ему людей, и Персивал, зайдя к нему в комнату без приглашения,
говорил что-то о художнике по имени Николсон.
Дэйнтри не притронулся к сыру: он отнес его вместе с грязной тарелкой
на кухню - или кухоньку, как ее бы назвали сегодня: там мог поместиться
всего один человек. Он вспомнил просторную кухню в подвальном этаже дома
неприметного священника в Суффолке, куда судьба забросила отца после битвы
за Ютландию, и вспомнил, как небрежно высказался Баффи насчет тайны
исповеди. Отец Дэйнтри никогда не одобрял исповеди, как и исповедальни,
которую установил священник высокой церкви в соседнем приходе, давший обет
безбрачия. Отец считал исповедь - если к ней вообще прибегали - делом
второстепенным, поэтому иной раз люди приходили исповедоваться к матери
Дэйнтри, которую очень любили в деревне, и он слышал, как она передавала
эти исповеди отцу - без преувеличений, злорадства или беспощадности.
"По-моему, тебе следует знать, что рассказала мне вчера миссис Бейнс".
Стоя у кухонной раковины, Дэйнтри произнес вслух - это стало все больше
входить у него в привычку:
- _Не было_ настоящих улик против Дэвиса.
Он чувствовал, что повинен в бездействии, - он, человек немолодой,
приближающийся по возрасту к отставке... отставке от чего? Просто одно
одиночество он сменит на другое. Ему захотелось вернуться назад, в дом
священника в Суффолке. Захотелось пройти по длинной дорожке, заросшей
травою и окаймленной лаврами, которые никогда не цвели, и войти в дом.
Даже холл там был больше всей его квартиры. На вешалке слева висели в ряд
шляпы, а справа в медной подставке стояли зонты. Он пересек холл и очень
тихо открыл дверь, что была перед ним, - там на обтянутом ситцем диване
сидели, держась за руки, его родители, так как думали, что они одни.
"Подать мне в отставку, - спросил он их, - или подождать, пока возраст не
выйдет?" Он прекрасно знал, что оба они ответят: "Нет" отец ответит так,
потому что капитан крейсера, где он служил, обладал в его глазах чем-то
вроде божественного права королей, а значит, и командир сына лучше всех
знает, как быть ну а мать... она всегда говорила деревенской девчушке, не
поладившей с хозяином: "Не спеши. Не так легко ведь найти другое место".
Отец, бывший флотский капеллан, веривший в своего капитана и в Бога, дал
бы сыну достойный христианина ответ, а мать дала бы совет практичный и
жизненный. Сумеет ли он, выйдя сейчас в отставку, найти себе другую
работу, удастся ли ему преуспеть в этом больше, чем прислуге в маленьком
поселке, где они жили?
Полковник Дэйнтри вернулся в гостиную, продолжая держать грязную вилку
в руке. Впервые за многие годы он знал номер телефона дочери - она
прислала ему свою карточку после свадьбы. Это была теперь единственная
нить, которая связывала его с ее повседневной жизнью. Быть может, удастся,
подумал он, получить приглашение к ней на ужин. Сам он напрашиваться не
станет, но если она предложит...
Голос, раздавшийся на другом конце провода, был ему незнаком. Он
спросил:
- Это шесть-семь-три-десять-семьдесят пять?
- Да. Вам кого? - Голос принадлежал мужчине - незнакомому.
Дэйнтри растерялся и забыл все имена. Он ответил:
- Миссис Клаттер.
- У вас не тот номер.
- Извините. - Он повесил трубку. Конечно, надо было сказать: "То есть
миссис Клаф", но было уже поздно. А незнакомец был, по-видимому, его зять.

- Ты не рассердился, что я не смогла пойти? - спросила Сара.
- Нет. Конечно нет. Я сам не смог - у меня была встреча с Мюллером.
- А я боялась, что не успею вернуться до того, как Сэм придет из школы.
Он бы тогда спросил меня, где я была.
- Так или иначе, ему же надо будет когда-то об этом узнать.
- Да, но еще успеется. Там было много народу?
- Не так много, по словам Синтии. Конечно, был Уотсон, как глава
сектора. Доктор Персивал. Шеф. Шеф хорошо поступил, что пошел. Ведь Дэвис