закаменеют, весь праздник они будут молчать. Женщины дальнего роду станут
расспрашивать бабушку, и она примется рассказывать с подробностями, как и
что было, как искали в реке мою мать и как нашли уж такую, что она только и
узнала ее, да как потом ее хоронили, во что обрядили. Половина гостей
загорюет, иные отправятся на кладбище реветь...
чем сибиряки в гулянке. Вот почему я не стал декламировать про чужого и
нашего солдата, но ребятишкам, братанам своим двоюродным и троюродным,
которых шибко много набралось, я все же пробормотал стих, и они очень этим
остались довольны. Они тоже терпеть не могли, чтобы девчонки держали в
чем-нибудь верх и пуще них глянулись бабушке.
требующей ловкости, сметки и быстроты, отправились на реку и отбыли в двух
лодках к острову, чтобы от приверхи его сделать первый замет сетей. Никого
из ребят мужики с собой не взяли, и это было мне сильно огорчительно. Любил
я участвовать в азартной и хитрой рыбалке плавными сетями.
требовала, и мы играли до темноты во всякие игры: и в городки, и в
догонялки, и в прятки, и в чехарду. Играли до тех пор, пока не изнемогли.
Бабушка вместе с Августой, Апроней и теткой Марией уже затопили печь,
выкатывали на столе печенюшки, защипывали пироги, вязали калачи, резали
орешки из теста и много чего они мастерили. Нас кормила тетя Люба и все
потихоньку выспрашивала:
стели. Всем в лежку -- не перепутаются. Да сама-то, сама поспи, голубушка.
Мы-то ведь привычные, а ты нежная, из хорошего дому...
детям и присоединюсь.
ли, а мой! Штабы без разговору! И што это за дрожжи такие пошли? Раньше,
бывало, на опаре заведешь, эва какие мягкие подымутся! Нонче и на дрожжах
чисто рахитные, разъязвило бы их! Может, и удаль не та? Глаз и рука, может,
сдали?
убиваться, и рассказывали друг дружке о том, как жили и живут они, кого
встречали за это время, чем хворали они и дети, какая заработка на сплаве и
скоро ли Зырянову грыжу вырежут?
бабы и в первую голову старухи, а от них и молодухи отставать не хотят --
все чепляют, чепляют друг дружку, в особенности мужика. Ровно бы мужик --
это враг кровный и всегда поперек ее дороги лежит.
посудой, пошвыривает да побрасывает поленья. В постель идет, в горницу, и
одежду с себя не сымает -- рвет. "Подвинься! -- рычит на мужа. -- Разлегся,
как боров!"
столкнуть ее с кровати, но он послушно подвигается, пускает жену под одеяло
да еще и подтыкает под спину, чтоб теплее и мягче жене было. И она сразу
усмиряется, притихает, старики поскорее уносят лампу в куть. На кровати
вроде бы даже и баловаться начнут, шалить, что дети, смешки, шепотки, мир,
лад, согласие...
самого дна, но уяснил, что днем, на свету, на народе люди и живут для
народа, для других людей то есть, и к народу они оборачиваются угодным тому
обликом, отстраненным, сердитым, готовым к отпору, чтобы с отпором не
опоздать, первые и набрасываются на всех, в особенности на тех, кто под
рукой, кто поближе, но, оставшись наедине друг с другом, люди становятся
сами собой и живут друг для друга, пусть и недолго, ночью лишь, но живут,
как велит им сердце, сердце, на то оно и живое сердце, чтоб ему худа не
было, оно спокой любит и чтоб хорошо было, злое сердце быстро изнашивается,
рвется, словно на гвоздях, истирается, будто колесо о худую дорогу, оно и
воистину не камень, хотя и камень поточи, подолби, так рассыплется.
печенюшками, вынутыми из печи, и тут же в горнице появилась бабушка.
горячие! Малых-то поразбудите. Любанька, отведай и ты, милая моя!
живете-то с Васильем? Ладно ли?
парней разумница... -- Бабушка замолкла, потянула носом: -- Тошно мне!
ЗаговориласьДевки, пятнай их, недосмотрят, завернут башку-то!.. -- Бабушка
выпорхнула из горницы и прикрыла обе створки дверей.
угром конфузилась, дядя Вася подразнивал ее, стращая: в следующий раз с
ельцовкой уплывет до города и такую там стерлядь заловит!..
с подвывом зевнула. -- Чего зарыбачили? Два тайменя: один с вошь, другой
помене? -- Она вышла из кладовой, где поспала часок или два на рассвете,
глянула на корзину, полную ельцов, удивилась: -- Гляди-ко, попалось!
Васе: -- Не мылься коло Любы-то, не мылься, ступай с мужиками на сеновал,
поспи. Ночь-то пробулькались и с первой рюмки под стол уйдете -- с родней
видеться... Тебе, Любанька, наказ: всю гвардию накормить и удозорить, чтоб
ни один в реку не упал и никуда не делся! Гуска, Апронька, Марея! Хватит
дрыхнуть! Вставайте! Экие кобылищи! Солнце на обед.
Поднимется ни свет ни заря и никому спать не дает.
рукомойником, и через короткое время они уже снова в ходу, в работе, вялость
слетает с них, мятые лица разглаживаются.
время, явились немыслимо нарядные, важные. Правда, важничает бабушка да еще
тетка Мария. Апроня же и Августа -- просмешницы, зубоскалки, хватает их
серьезности ненадолго.
скрытым волнением стали приглашать гостей:
нашего небогатого. Уж не обессудьте, чего Бог послал.
бабушкой за то, что и людей-то он приветить не умеет, и слова на них жалеет,
дед выполнял обременительную обязанность до конца. Сыны проходили мимо деда,
подмигивали ему, ободряли и даже предлагали бросить пост, отправляться за
стол. Но бабушка бдила -- и дед усмыгнуть к столу не решался.
уронить чего и не облить наряд себе или соседу, расселось большое семейство
-- взрослые за двумя столами, дети за третьим. К столам еще приделаны
подставки, и они совсем как в сплавщицкой столовой -- от стены до стены. В
конце того стола, который торцом упирался под божницу, два свободных места
-- дедушки и бабушки.
кладовке, все, что скоплено за долгий срок, теперь должно оказаться на
столе. И чем больше, тем лучше. Поэтому все на столах крупно, нарядно, все
ядрено, все зажарено и запечено с красотою, большим старанием и умением.
колыхнулся при появлении гостей в горнице и дрожью дрожит. Прозрачен
студень, легок на вид, но резать его ножом надо. Капуста в пластах, капуста
крошевом. Соленые огурцы ломтиками. Петух отварной из чашки лапы выпростал.
Рыжики с луком по всему столу на мелких тарелочках радужно улыбаются
пестрыми губами. Рыжик у нас не моют перед засолкой, протирают тряпками
каждый по отдельности, и от этого грибы не вянут, не темнеют и на зубу
хрустят свежо. На двух больших чугунных сковородах зажаренные в русской печи
ельцы. Они не пересохшие, но подрумяненные так, что есть их можно с головой
-- только похрумкивают. Перцу в них, листа лаврового впору, жиров к ним не
добавляют -- что за елец, если он своего соку не даст. Тут уж или елец плох,
или стряпка никудышняя. Рыбный пирог из таймененка, привезенного Зыряновым.
У нас пироги делают по величине рыбы -- какая рыба, такой и пирог, лишь бы в
печку влез. На сей раз пирог получился невелик, но запашист. Нет лучше
пирога, чем из тайменя. Как и к ельцу, в пирог, кроме перца и лаврового
листа, ничего не добавляют. Он сам даст сок, жир и аромат.
верещага-яичница, сладкие пироги, вазы с брусникой, еще прошлогодней, вазы с
вареньем черничным, еще позапрошлогодним, хворост, печенье, сушки, орешки,
из теста нажаренные!..
не тут-то было. В последний момент бабушка исчезла, и все сидели, томительно
ждали. Дед потоптался, потоптался, буркнул что-то и определился под божницу,
на свое место.
Андреев Николай
Круз Андрей
Жюль Верн
Никитин Юрий
Сапковский Анджей
Афанасьев Роман