Чтение 39–й страницы книги ~Планета мистера Сэммлера~

- Я слышу, шины шуршат, - сказала она. - Кто-то подъехал.

Он ничего не слышал. У нее было чуткое ухо. Глупое животное, дитя
природы, у нее был слух, как у лисы. Вот пожалуйста: вскочила и стоит,
напряженно вслушиваясь, - полоумная королева, воплощенная тревога. И эти
белые ноги. Ноги, не изувеченные модной обувью.

- Наверное, это Эмиль.

- Нет, это не Эмиль. Придется пойти одеться.

Она выбежала из комнаты.

Сэммлер спустился вниз, недоумевая, куда подевался Уоллес. В дверь
звонят и звонят. Марго никогда не умела звонить, никогда не знала, когда
следует оторвать палец от кнопки. Сквозь длинную узкую стеклянную панель
он увидел ее: на ней была соломенная шляпа, рядом с ней стоял профессор
Лал.

- Мы взяли машину напрокат, - сказала она. - Профессор больше не мог
ждать. Мы поговорили по телефону с патером Роблесом. Он не видел Шулу
несколько дней.

- Профессор Лал. Империал-колледж. Биофизика.

- Я - отец Шулы.

За этим последовали легкие поклоны, рукопожатия.

- Можно пройти в гостиную. Приготовить кофе? Шула здесь? - сказала
Марго.

- Здесь.

- А моя рукопись? - сказал Лал. - "Будущее Луны"?

- В целости и сохранности, - сказал Сэммлер. - Она не здесь, но заперта
в надежном месте. Ключи у меня. Профессор Лал, пожалуйста, примите мои
извинения. Моя дочь поступила очень плохо. Причинила вам столько
неприятностей.

В неярком свете прихожей Сэммлер разглядывал встревоженное и огорченное
лицо доктора Лала - коричневые щеки, черные волосы, аккуратно разделенные
элегантным пробором, огромная веерообразная борода. Как не адекватны слова
- как необходимы несколько одновременно употребляемых языков, обращенных к
различным участкам мозга в одно и то же время, особенно к участкам, не
вступающим в заурядное общение и яростно функционирующим вне связи с
остальными. Вместо того чтобы выкуривать десятки сигарет, при этом
потягивая виски, при этом вступая в сексуальные отношения с тремя-четырьмя
присутствующими, при этом слушая всплески джазовой музыки, при этом
получая научную информацию, - и так до полного насыщения... вот как
беспредельны сегодняшние требования.

Лал воскликнул:

- Это невыносимо! Невыносимо! За что мне послано такое наказание?

- Принеси бренди доктору Лалу, Марго.

- Я не пью! Я не пью!

Зубы его были стиснуты где-то в черной гуще бороды. Затем, осознав, что
кричит, он сказал более спокойным голосом:

- Обычно я не пью.

- Но, доктор Лал, вы сами рекомендуете пить пиво на Луне. Впрочем, я
нелогичен. Давай, давай. Марго, не смотри так озабоченно. Иди и принеси
бренди. Если он не захочет, я выпью один. Принеси два стакана. Профессор,
поверьте, ваша тревога скоро пройдет.

В гостиную нужно было, так сказать, "погружаться", как в колодец, пруд,
бассейн, заполненный ковром. Она была меблирована и убрана с
профессиональной полнотой, не оставлявшей места ни для чего другого. С
такой полнотой, что если дать себе волю, то сидеть тут становилось
невыносимо. Сэммлер был знаком с декоратором покойной миссис Гранер. Крозе
был маленький человечек, но он принадлежал к людям искусства, и в том была
его сила. У него была осанка дрозда. Его маленькое брюшко выступало далеко
вперед и приподнимало его брюки гораздо выше щиколоток. У него был
очаровательный цвет лица, волосы, складно уложенные вокруг небольшой
головки, рот - бутоном розы; после его рукопожатия ваша рука целый день
пахла духами. Он был творческой личностью. Вероятно, вполне способной на
преступления. Вся здешняя обстановка - его творчество. Много скучных часов
протекло в этой гостиной, особенно после семейных обедов. Было бы,
пожалуй, неплохо перенять у древних египтян их обычай - отправлять в склеп
вместе с покойником всю его мебель. Однако она осталась здесь - все эти
отбросы шелка, стекла, кожи и старинного дерева. Сюда мистер Сэммлер и
привел волосатого доктора Лала, маленького, очень темного человечка. Не
совсем черного, остроносого долихоцефала дравидического типа, но с
округлыми чертами лица. Похоже, он родом из Пенджаба. Тонкие волосатые
кисти, щиколотки, лодыжки. Он франт. Макаронник (Сэммлер не мог удержаться
от употребления старых выражений, он когда-то в Кракове получал такое
удовольствие, отыскивая их в книгах восемнадцатого века). Да, Говинда
щеголь. Но он при всем при том - человек чуткий, интеллигентный, умный,
нервный - красивая, элегантная птица в человечьем облике. Главное
несоответствие - круглое лицо, сильно увеличенное мягкой густой бородой, и
острые лопатки торчат сзади, оттопыривая ткань холщового пиджака. Он
сутул.

- Разрешите спросить - где ваша дочь?

- Сейчас придет. Я попросил Марго привести ее. Ваш детектив испугал ее.

- Он молодец, что сумел найти ее. Нелегкая работа - он хорошо знает
свое дело.

- Не сомневаюсь, но к моей дочери пинкертоновские методы неприменимы.
Потому что в Польше, знаете, во время войны - ну, полиция... Ей пришлось
прятаться. Поэтому она так испугалась. Это ужасно, что вам причинили такие
огорчения. Но что поделаешь, если она слегка...

- Психопатична?

- Это, пожалуй, слишком сильно. Нельзя сказать, что она полностью
неконтактна. Она сняла копию с вашей рукописи, а потом заперла копию и
оригинал в двух отдельных ящиках камеры хранения на Центральном вокзале.
Вот ключи.

Ключи исчезли в тонкой продолговатой ладони Лала.

- Как я могу быть уверен, что моя книга действительно там? - сказал он.

- Доктор Лал, я знаю свою дочь. И я не сомневаюсь в своей правоте.
Надежно, как за каменной стеной. Честно говоря, я даже рад, что она не
потащила рукопись с собой. Она ведь могла и потерять ее - например, забыть
на скамье. Центральный вокзал хорошо освещен, его охраняет полиция, и если
даже один ящик взломают воры, всегда остается второй. Так что нет никаких
оснований для тревоги. Я вижу, что ваши нервы на пределе. Вы можете
считать, что с этим неприятным происшествием покончено. Рукопись в полной
безопасности.

- Сэр, я хочу надеяться, что это так.

- Выпьем бренди. Нам обоим пришлось пережить нелегкие дни.

- Ужасные. Знаете, у меня было предчувствие каких-то ужасов в Америке.
Ведь я в Америке первый раз. Мне сердце подсказывало что-то.

- И что, все в Америке показалось вам ужасным?

- Не все, но многое.

Марго с грохотом орудовала на кухне: открывала консервные банки, звонко
ставила на стол тарелки, хлопала дверцей холодильника, лязгала ножами и
вилками. Хозяйничанье Марго всегда напоминало затянувшуюся радиопередачу.

- Я бы мог поехать поездом до Нью-Йорка, - сказал Лал.

- Но Марго не водит машину. Как же быть с этим автомобилем?

- О, черт побери! Совсем забыл! Проклятые машины!

- Мне очень жаль, что я не умею водить машину, - сказал Сэммлер. -
Говорят, что не уметь править - это крайний снобизм. Но я в снобизме не
повинен. Все дело в моем зрении.

- Мне придется приехать за миссис Эркин.

- Вы можете вернуть машину в Нью-Рошели, но я думаю, что по ночам там
закрыто. Где-то, наверное, есть расписание поездов до Пенсильванского
вокзала. Но в любом случае скоро полночь. Можно, конечно, попросить
Уоллеса подвезти вас на станцию, если он не улизнул от нас через заднюю
дверь. Уоллеса Гранера, - объяснил он. - Мы сейчас в доме Гранера. Это мой
родственник - племянник, сын сводной сестры. Но сначала давайте поужинаем.
Марго там уже что-то стряпает. Меня очень заинтересовало то, что вы только
что сказали, насчет вашего впечатления от Соединенных Штатов. Когда
двадцать два года назад я приехал сюда, это было большим облегчением.

- Конечно, в каком-то смысле весь мир сейчас - это Соединенные Штаты.
Это неизбежно, - сказал Говинда Лал. - Они словно большая ворона, которая
выхватила наше будущее из гнезда, а мы, все остальные, как маленькие
зяблики, гоняемся за ней, стараясь хоть разок клюнуть. Как бы то ни было,
полеты "Аполло" - это достижение Америки. Я приглашен работать в НАСА
[Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического
пространства (США)]. Над другими исследованиями. Это - единственное место,
где могут пригодиться мои идеи, если они, конечно, чего-то стоят... Если я
говорю сбивчиво, простите. Я действительно очень расстроен.

- У вас были для этого все основания. Моя дочь нанесла вам жестокий
удар.

- Сейчас мне уже легче. Я надеюсь, все это скоро забудется и горечь
пройдет.

Разглядывая гостя сквозь затененные стекла очков, затуманенные парами
бренди, мистер Сэммлер все больше проникался симпатией к нему, ибо что-то
в нем напоминало Ашера Эркина. Очень часто, гораздо чаще, чем он сам это
осознавал, он представлял себе Ашера там, под землей, в той или иной позе,
в том или ином цвете различных физических состояний. Так, как он
представлял себе иногда Антонину, свою жену. В той огромной могиле,
которую, по-видимому, никто не тронул. Из которой он, почти захлебнувшись
в крови, выполз когда-то на брюхе, продираясь через грязь, расталкивая
трупы. Стоит ли удивляться, что он так часто думает о могиле.

Сейчас Марго на кухне резала лук в большой деревянной плошке. Еда.
Жизнь в своих капельных, наполненных светом клетках продолжает
функционировать. Бедный Ашер, оказавшийся в этом самолете в аэропорту
Цинциннати. Сэммлеру очень недоставало его, и он признавался себе, что