стены, иначе наткнетесь на выступ, и его придется обходить. Под этим
выступом я именно и нашел замечательную золотую россыпь.
изучении местности, оказалась теперь спасительной.
непрерывно говорил, то сокрушаясь по поводу потерянной россыпи, то
восхищенно рассказывая о необыкновенной октаэдрической форме золотых
самородков, несомненно гидротермального происхождения.
какой это возбудит интерес в научном мире? Фу, черт! Ил такой влажный, что
без скафандра им можно было бы захлебнуться! Абсолютно! Вероятно, мы
приближаемся к внешним слоям холма, к выходу. Впрочем, я все же успел
положить в сумку несколько этих замечательных самородков. Прекрасные, чистые
восьмиугольные кристаллы, на редкость крупные для этих форм.
отвечали на вызов? У вас повреждено радио?
подлодкой и собирался восстановить связь с вами. Мой щиток управления был
открыт, его забило илом, и включатели засорились. А у вас тоже радио не
работает?
слуховой аппарат, я повредил его.
Ничего серьезного...
голову от шлема, и звуки ко мне не доходят.
у вас как?
работать... Слабость... Задыхаюсь...
навстречу. Да вы отдохните, спешить некуда. Подкрепитесь своим какао...
спасение, тем более страстно, нетерпеливо стремился он к нему. Он работал,
напрягая всю свою уже иссякающую энергию. Временами туман заволакивал
сознание, голос Шелавина не доходил до него, но он продолжал почти
машинально двигать слабеющими руками и сантиметр за сантиметром полз вперед,
отвоевывая жизнь.
спокойно-торжествующий голос океанографа.
это трагическое происшествие -- как некий научный эксперимент, результат
которого ни на одну минуту не вызывал в нем сомнения. Все шло, как должно
было идти, эксперимент развивался нормально. Наблюдательность,
самообладание, расчет -- все было на месте, и теперь можно с удовлетворением
потянуться и сказать: "Уф!"
восхищения и благодарности. Выходило, что роли переменились: он шел спасать
Шелавина, но оказалось, что тот спас его.
Горелова.
прислушивался. Неужели ушел?! Обрадовался и бросил?! Безумный страх овладел
Гореловым, но в следующий момент послышалась скороговорка Шелавина -- милая,
родная скороговорка.
чтобы разговаривать с вами... Начинаю рыть к вам навстречу. Буду держаться
на метр от стены и на метр выше моего выхода. Можете не работать, отдохните.
У меня теперь дело пойдет быстро. Эх, жаль, лопатки моей нет!
Горелова. Шелавину приходилось одному прокладывать к нему путь, а последние
полчаса Горелов перестал даже отвечать на вопросы океанографа. Когда Шелавин
добрался до него, Горелов был без чувств. Сам достаточно обессиленный,
Шелавин с неимоверным трудом вытащил Горелова из илового холма и положил у
его подножия. Открыв патронташ на поясе Горелова, он пустил в его скафандр
усиленную струю кислорода. Но и это обычно магическое средство не дало
результатов. Горелов не приходил в себя. Тогда океанограф, отдохнув и
подкрепившись несколькими глотками какао, взвалил тело Горелова на плечи и
потащил его из ущелья. Но неимоверная усталость скоро охватила Шелавина:
сказалось огромное истощение сил; и, преодолевая сопротивление воды,
пробираясь по неровному каменистому дну среди усеявших его обломков скал,
протискиваясь с безжизненным телом Горелова между выступами сближающихся
стен ущелья, он с трудом передвигал ноги. Шелавин уже не в состоянии был
ничего соображать и даже не почувствовал радости, когда вдали замелькал
спасительный луч прожектора и навстречу ему бросились, отчаянно
жестикулируя, несколько человеческих фигур. Настоящее удовлетворение, почти
блаженство он почувствовал лишь тогда, когда с его плеч сняли тело Горелова
и он смог, закрыв глаза, едва не теряя сознание, опуститься на руки
друзей...
почти в непрерывном движении. Она обследовала за это время огромное
пространство океанического дна между подводным хребтом и африканским
материковым склоном. Она нашла несколько значительно поднимавшихся над дном
подводных гор, повышений дна, глубоких ложбин и впадин. Множество записей
Шелавина дало полную картину температурного режима глубоководных и придонных
слоев воды, ее плотности, солености и химического состава. Образцы горных
пород и глубоких поддонных слоев ила, добытые Шелавиным, осветили теперь
многое в геологической истории Атлантики.
новых, неизвестных до сих пор представителей глубоководной и придонной
фауны.
всегда стоящую на видном месте его рабочего стола, и большую невзрачную
раковину, лежавшую рядом с ней. В банке, вздымаясь с грозно раскрытыми
мощными, зазубренными лезвиями, стояла кроваво-красная, усеянная бугорками и
редкими щетинками клешня гигантского краба, отрубленная топориком Горелова.
Раковина принадлежала единственному представителю неизвестного миру, но уже
славного в глазах нашего ученого нового класса пластинчатожаберных имени
советского зоолога Лордкипанидзе. Самые тщательные поиски зоолога, Цоя,
Марата, Скворешни, Горелова, Павлика на каждой глубоководной станции ни к
чему не приводили. Этот необычайный моллюск сделался какой-то манией,
навязчивой идеей не только зоолога и его верных сподвижников, но чуть ли не
всей команды. Интерес к таинственному моллюску еще более разгорелся, когда
зоолог объявил, что при исследовании строения тела и химического состава
крови моллюска Цой нашел в его крови огромное количество растворенного
золота, благодаря чему вес моллюска оказался необычайным.
им остатками тела моллюска. Казалось, все уже было в нем исследовано. Его
строение и химический состав, пищеварительный канал с остатками пищи, его
мускульная, кровеносная и нервная система, аппарат размножения -- все было
изучено Цоем под наблюдением зоолога. Что же касается присутствия золота в
крови, то ученый пришел к заключению, что, вероятно, эти моллюски в области
своего постоянного распространения живут на дне среди обширных золотых
россыпей, вроде той, на какую набрел недавно океанограф в своих последних
злосчастных приключениях. "Вероятно,-- говорил зоолог,-- это золото по
каким-либо причинам оказалось здесь сильно растворенным в морской воде и в
таком виде перешло в кровь животного".
моллюска, никому ничего не сообщая о своих целях, стараясь работать над ними
лишь в одиночестве, когда никого нет в лаборатории. Бывали, впрочем, дни,
когда он не прикасался к этой работе и угрюмо шагал по лаборатории или,
бросив все, облачался в скафандр и уходил бродить по дну океана -- один или
в обществе Марата и Павлика.
и начал, ероша волосы, ходить по лаборатории, появление Марата очень
обрадовало его.
взгляд на лабораторный стол с признаками незаконченной, брошенной на
середине работы. -- Если не работается, пойдем со мной на дно. У меня
кое-какие поручения от Скворешни...
прорвало, с отчаянием в голосе воскликнул: -- Это не работа, а мучение!..
настроение,-- осторожно бросил Марат.
дает тебе покоя...-- заговорил Цой, опускаясь на табурет и сжимая голову
ладонями,-- когда она то дается в руки, то ускользает, точно издевается над
тобой... Если бы ты знал, Марат, как это тяжело! Мне казалось, что я на
пороге большого открытия.
Конюшевский Владислав
Сертаков Виталий
Ильин Андрей
Бажанов Олег
Корнев Павел
Шилова Юлия