видите, я со знаменем этим. Не видели его развернутое? Сейчас покажу.
шагом взад и вперед, показывая, как он приблизительно входил с ним в Берлин.
Аглая попыталась, но не могла представить себе, как можно было таким образом
входить в город во время тяжелого боя.
могли прямо сами со знаменем...
можете себе вообразить, какой я был человек. Молодой... Ну как молодой?
Когда война кончилась, мне было тридцать шесть лет, а уже дивизией
командовал, меня солдаты батей звали. Но горячий я был, ой-ей-ей. Все
норовил вперед выскочить. И со знаменем... А как же... А однажды в бою
знаменосца ранило, и он стал падать. Я думаю, если знамя выронит, то на
личный состав это как же морально подействует? И тогда я, понимаете, - он
опять загорелся, задергался, - выскочил вперед, выхватил знамя и... - и стал
рассказывать сцену, очень похожую на ту, что Аглая совсем недавно видела в
каком-то кинофильме.
достал продолговатый предмет, который оказался кинжалом в серебряных ножнах.
- Вот. Это мне в Самтредиа мой фронтовой друг генерал Шалико Курашвили
подарил. Изготовлен в начале ХIХ века и был преподнесен генералу Александру
Петровичу Ермолову. Помните, был такой завоеватель Кавказа?
которой была голова тигра с рубиновыми глазами, а по лезвию его шла черненая
надпись, которую Аглая, прищурившись, осилила без очков:
генерала. - Что это значит?
Шалико не знает. Загадка какая-то, да и все. Так мы, значит, завтра утром,
как всегда, у входа.
проводил Аглаю до ее двери.
Глава 14
"Изабеллу" и показал альбом с газетными материалами, где были несколько
интервью с ним, три большие статьи и огромное количество маленьких вырезок.
Одна из статей называлась: "Мирные будни героя войны", другая: "На
подступах", третья: "Никто не забыт, ничто не забыто" - воспоминания
генерала о погибших товарищах, в том числе и о Сереге Жукове. Но в основном
это были заметки о разных парадах, собраниях, митингах, приемах и других
торжественных церемониях, участником которых был генерал Бурдалаков, где его
фамилия стояла в ряду с другими, иногда важными и громкими.
нарушении природного равновесия, о молодежи, которая ведет себя распущенно:
по улицам ходят в обнимку, в шортах и сарафанах, на пляже купаются в одежде
настолько условной, что уже можно и вообще догола раздеться.
где мужчины и женщины, совсем друг друга не стесняясь, купаются в чем мамаша
родила.
генерала их отношения. Генерал как бы невзначай положил ей руку на колено, а
сам повернул голову в другую сторону. Она вздрогнула, замерла и повернула
голову в противоположную сторону.
аномальные.
всякого перехода кинулся на нее с такой яростью, с какой, может быть, брал
Берлин. Завалил ее на спину, нырнул под юбку, ухватился за резинку. Она, не
ожидавшая такой стремительной атаки, стала инстинктивно сопротивляться.
Уперлась обеими ладонями в его колючее темя, надавила на него, и в это самое
время, так бывает не только в кино, но и в жизни, раздался громкий стук в
дверь. Он испугался и немедленно отпрянул в панике. Посмотрел на Аглаю, на
стол, где стояло и лежало то, что было недопито и недоедено. В этой ситуации
не было ничего противоестественного и противозаконного, тем более что они
оба были как будто свободные люди. Но они не были свободные люди, они были
советские люди, воспитанные, как дети, в сознании, что каждое их желание
может быть немедленно открыто, обсуждено, осуждено и наказано. В данном
случае их могут лишить путевки, выгнать из санатория, пропечатать в журнале
"Крокодил", устроить персональное дело, исключить из партии, и это была бы
для него катастрофа, а для нее... Для нее, впрочем, ничего бы не было, но и
она испугалась.
столе, а она отскочила к противоположной стене и, торопливо поправив юбку,
уставилась в окно, будто специально только за тем сюда и пришла, чтобы
любоваться вечерним видом из чужого окна. Наконец Федор Федорович подошел к
двери, приоткрыл ее и увидел дежурную Полину, модную дамочку с большой
грудью, обтянутой кофточкой из материала "джерси". Она стояла с листком
бумаги.
расставив при этом руки, словно хотел взлететь.
что-нибудь хотя б из-под его подмышки.
генерал, к тому же вдовец, имеет право, ничего предосудительного не совершил
и никому нет дела до того, чем он занимается.
не надо... - он задумался и, не придумав лучшего продолжения, заключил: - А
если не надо, я вас не позову.
пошел назад к журнальному столику, где лежали его очки. Взял очки, прочел
записку и позвал:
ей записку.
нуждается в усилителе зрения, и прочла:
глупость.
форме с орденами, золотыми погонами, парчовым поясом, в надетой поверх всего
длинной шинели и в высокой папахе, с портфелем в одной руке и на всякий
случай со знаменем в другой спустился вниз к поджидавшей его
правительственной "Чайке".
Глава 15
свой шестьдесят третий день рождения Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев,
находясь в Новороссийске, решил отметить среди боевых товарищей. Леонид
Ильич родился 19 декабря, не дотянув до сталинского дня рождения двух дней.
ему подарить высокому имениннику, вспомнил о кинжале, взял его и
заколебался: дарить или не дарить? Надпись на лезвии его сильно смущала. Но
поскольку ничего более подходящего у генерала с собой не было (а
неподходящее такому человеку разве подаришь?), он все-таки положил кинжал в
портфель и - поехал.
перед ней зеленые ворота с красными звездами, въехала на территорию
правительственной дачи недалеко от Новороссийска. За воротами машину тут же
остановили. Дежурный офицер в плащ-палатке, скрывавшей погоны, приблизился к
генералу и попросил предъявить документы. Над территорией дачи светила
полная луна, такая яркая - хоть книгу читай. К тому же и прожектор у ворот.
Но офицер включил еще и карманный фонарь, сверил фотографию с лицом и
спросил:
вопрос: - Оружие есть?
портфеле. Что может быть в портфеле? Смена белья, носки... Ах, да! - он
вспомнил как раз в тот момент, когда открылся портфель. - Да вот это еще. Да
вот есть, вот это... Вот.
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Флинт Эрик
Прозоров Александр
Сертаков Виталий