привыкли друг к другу. "Сиротская" также была устроена в дешевой каморке по
соседству. Моя комнатка была в мансарде с покатым потолком и с прекрасным
видом на дровяной склад; поселившись в ней и придя к заключению, что,
наконец, кризис в жизни мистера Микобера наступил, я почувствовал себя здесь
как в раю.
же простую работу, водясь все с теми же простыми людьми и испытывая все то
же чувство незаслуженного мной унижения, как и раньше. Но, - несомненно к
счастью для себя, - я не завел знакомства и не разговаривал с теми
мальчишками, которых в большом количестве встречал ежедневно по дороге на
склад, а также на обратном пути или во время моих блужданий по улицам в
обеденный перерыв. Я вел всю ту же жизнь, печальную и скрытую ото всех, и
вел ее, по-прежнему одинокий, полагаясь только на самого себя. Перемена
заключалась лишь в том, что моя одежда все более изнашивалась и я все более
освобождался от бремени забот о мистере и миссис Микобер: какие-то
родственники или приятели пришли им на помощь в их бедственном положении, и
они жили в тюрьме с такими удобствами, каких уже давным-давно не знали вне
ее стен. Теперь я завтракал вместе с ними, но на каких условиях - не помню.
Позабыл я также, в котором часу отмыкались утром ворота, открывавшие мне
доступ в тюрьму; но, помнится, я часто вставал в шесть часов, и у меня
оставалось еще время совершить мою излюбленную прогулку к старому
Лондонскому мосту, где я садился в одной из каменных ниш и наблюдал прохожих
или любовался, стоя у балюстрады, на отраженное в воде солнце, зажигающее
золотое пламя на верхушке Монумента *. Случалось, сюда приходила "сиротская"
и выслушивала от меня поразительные истории о верфях и Тауэре; * об этих
историях могу сказать одно: думаю, что я в них верил сам. Вечером я снова
возвращался в тюрьму, прохаживался взад и вперед по двору с мистером
Микобером или играл в карты с миссис Микобер и слушал ее воспоминания о папе
и маме. Не могу сказать, знал ли мистер Мэрдстон о том, где я бываю, или не
знал. У "Мэрдстона и Гринби" я ничего об этом не говорил.
весьма запутаны, ибо существовал какой-то "акт", о котором мне столько раз
приходилось слышать, акт, который являлся, как мне теперь кажется, прежним
соглашением мистера Микобера с кредиторами; впрочем, тогда я имел о нем
столь смутное понятие, что думал, будто он похож на те договоры с дьяволом,
которые, как многие верят, некогда очень часто заключались в Германии. В
конце концов этот документ каким-то образом перестал быть помехой, во всяком
случае, он уже не являлся камнем преткновения, и миссис Микобер сообщила
мне, что "ее семейство" решило, чтобы мистер Микобер хлопотал об
освобождении по Закону о несостоятельности *, который может ему вернуть
свободу, как она надеется, месяца через полтора.
Микобер, - благодарение небу, я, несомненно, хорошо устроюсь и заживу
прекрасно, совсем по-другому, если... если... одним словом, если счастье
улыбнется.
будущему, составил петицию в палату общин об изменении закона о тюремном
заключении за долги. Упоминаю об этом теперь, так как этот случай позволяет
мне самому понять, как я приспосабливал прочитанные мной раньше - книги к
моей тогдашней, столь изменявшейся, жизни и сочинял для самого себя истории,
в которых участвовали встреченные мною на улицах мужчины и женщины, а также,
каким образом формировались постепенно некоторые основные черты моего
характера, которые я ненароком буду раскрывать в повествовании о моей жизни.
пользовался большим авторитетом. Мистер Микобер поделился в клубе своей
идеей подать петицию в палату общин, и клуб горячо поддержал ее. Поэтому
мистер Микобер (человек чрезвычайно добрый, обладавший беспримерной
активностью во всех делах, за исключением своих собственных, и очень
радовавшийся, если ему приходилось хлопотать о чем-нибудь таком, что не
приносило ему ровно никакой выгоды) засел за составление петиции, сочинил
ее, переписал на огромном листе бумаги и, разложив на столе, оповестил, что
в такой-то час члены клуба и все лица, находящиеся в стенах тюрьмы, могут
пожаловать, если пожелают, в его камеру и подписать петицию.
поглядеть, как все заключенные соберутся и будут подписывать бумагу один за
другим, - хотя я знал большинство из них, да и они меня знали, - что
отлучился на час со склада "Мэрдстон и Гринби" и расположился с этой целью в
уголке камеры. Главные члены клуба - столько человек, сколько могло
поместиться в маленькой камере, - окружили мистера Микобера перед столом с
петицией, а мой старый приятель капитан Гопкинс (помывшийся ради такого
торжественного случая) стоял у самого стола, дабы читать петицию тем, кто не
был с ней знаком. Распахнулась дверь, и гуськом потянулись обитатели тюрьмы:
пока один входил и, подписавшись, выходил, остальные ждали за дверью.
Капитан Гопкинс спрашивал каждого:
Гопкинс громким, звучным голосом читал петицию от слова до слова. Капитан
готов был читать двадцать тысяч раз двадцати тысячам слушателей, одному за
другим. Я снова слышу сладкие переливы его голоса, когда он произносит
фразы: "Народные представители, собранные в парламенте", "Нижеподписавшиеся
смиренно предстательствуют перед благородной палатой", "Несчастные подданные
всемилостивейшего его величества"; казалось, будто эти слова в его устах
вполне осязаемы и необыкновенно приятны на вкус. Тем временем мистер Микобер
прислушивался к чтению с легким авторским тщеславием, созерцая (впрочем,
рассеянно) прутья решетки в окне напротив.
Блекфрайерса и обратно и блуждал в обеденный перерыв по глухим уличкам,
камни которых и посейчас, быть может, сохраняют следы детских моих ног, - я
стараюсь угадать, кого недостает в толпе, вновь выстраивающейся гуськом в
моем воображении, откликаясь на голос капитана Гопкинса, еще звучащий в моих
ушах. Когда мои мысли обращаются теперь к медленной агонии моего детства, я
стараюсь угадать, сколько я выдумал историй об этих людях, историй,
скрывающих, словно туман, ясно запомнившиеся факты. Но, попадая вновь в
знакомые места, я не удивляюсь, когда мне чудится, будто я вижу бредущую
впереди жалкую фигурку невинного ребенка, создававшего свой воображаемый мир
из таких необычных испытаний и житейской пошлости.
ГЛАВА XII
знаменательное решение
великой моей радости, этого джентльмена распорядились освободить по Закону о
несостоятельности. Его кредиторы не были людьми неумолимыми, и, как сообщила
мне миссис Микобер, даже мстительный сапожник объявил на суде, что не питает
злобы к мистеру Микоберу, но любит-де, если кто ему задолжал, чтобы деньги
платили. Такова, по его мнению, человеческая природа, присовокупил он.
уплатить судебные издержки и уладить какие-то формальности, прежде чем
окончательно выйти на свободу. Клуб встретил его восторженно и в тот же
вечер устроил в его честь музыкальное собрание, а тем временем мы с миссис
Микобер, окруженные спящими детьми, лакомились жареным барашком.
- сказала миссис Микобер после того, как мы уже отведали его, - в память
папы и мамы.
затруднения, во всяком случае прежде, чем нам стало совсем плохо. Мой папа,
покуда был жив, несколько раз давал поручительства за мистера Микобера, но в
конце концов, к прискорбию многочисленных друзей, скончался.
близнецов, которому в этот момент случилось покоиться у нее на руках.
крайне интересовавший меня вопрос, и поэтому я спросил миссис Микобер:
теперь, когда мистер Микобер выпутался из затруднительного положения и вышел
на свободу? У вас есть какие-нибудь планы?
слова крайне торжественно, причем я понятия не имел, кого она подразумевает,
- мое семейство придерживается того мнения, что мистер Микобер должен
покинуть Лондон и найти применение своим дарованиям в провинции. Мистер
Микобер - человек великих дарований, мистер Копперфилд.
семейство придерживается того мнения, что при небольшой протекции человек с
его способностями может поступить в таможенное управление. У моего семейства
есть связи в провинции, и оно выражает желание, чтобы мистер Микобер
отправился в Плимут. Оно почитает необходимым, чтобы он был там, на месте.
случае, если... счастье улыбнется.
привели миссис Микобер в истерическое состояние, вследствие чего она
залилась слезами и сказала:
момент может и скрыть от меня свои затруднения, но только потому, что