Чтение 39–й страницы книги ~Сорок пять~

- Я просто отражение людей, с которыми в данный момент нахожусь.

- Нет.

- Вы смеетесь, и я смеюсь; вы дуетесь, и я корчу гримасы.

- Нет, нет, нет!

- Да, да, да!

- Ну хорошо, признаюсь - я был кое-чем озабочен...

- Вот как!

- Неужели вы не будете снисходительны к человеку, занятому самыми
трудными делами? Чем только не занята моя голова! Ведь это аббатство, словно
целая область! Подумайте, под моим началом двести душ, я и эконом, и
архитектор, и управитель; и ко всему у меня имеются еще и духовные
обязанности.

- О, этого и правда слишком много для недостойного служителя божия!

- Ну вот, теперь вы иронизируете, - сказал Горанфло, - господин Брике,
неужто же вы утратили христианское милосердие?

- А у меня оно было?

- Сдается мне, что тут и не без зависти с вашей стороны; остерегайтесь -
зависть великий грех.

- Зависть с моей стороны? А чему мне, скажите пожалуйста, завидовать?

- Гм, вы думаете: "Настоятель дом Модест Горанфло все время идет вперед,
движется по восходящей линии..."

- В то время как я движусь по нисходящей, не так ли? - насмешливо спросил
Шико.

- Это из-за вашего ложного положения, господин Брике.

- Господин настоятель, а вы помните евангельское изречение?

- Это какое же?

- Низведу гордых и вознесу смиренных.

- Подумаешь! - сказал Горанфло.

- Вот тебе и на! Он берет под сомнение слово божие, еретик! - вскричал
Шико, воздевая руки к небу.

- Еретик! - повторил Горанфло. - Это гугеноты - еретики.

- Ну, значит, схизматик!

- Что вы хотите сказать, господин Брике? Право же, я не знаю что и
думать!

- Ничего не хочу сказать. Я уезжаю и пришел с вами попрощаться. А посему
- прощайте, сеньор дом Модест.

- Вы не покинете меня таким образом!

- Покину, черт побери!

- Вы?

- Да, я.

- Мой друг?

- В величии друзей забывают.

- Вы, Шико?

- Я теперь не Шико, вы же сами меня этим только что попрекнули.

- Я? Когда же?

- Когда упомянули о моем ложном положении.

- Попрекнул! Как вы сегодня выражаетесь!

И настоятель опустил свою огромную голову, так что все три его
подбородка, приплюснутые к бычьей шее, слились воедино.

Шико наблюдал за ним краешком глаза: Горанфло даже слегка побледнел.

- Прощайте и не взыщите за высказанную вам в лицо правду...

Он направился к выходу.

- Говорите мне все, что вам заблагорассудится, господин Шико, но не
смотрите на меня таким вот взглядом!

- Ах, ах, сейчас уже поздновато.

- Никогда не поздно! И, уж во всяком случае, нельзя уходить, не покушав,
черт возьми! Это нездорово, вы мне сами так говорили раз двадцать! Давайте
позавтракаем.

Шико решил с одного раза отвоевать все позиции.

- Нет, не хочу! - сказал он. - Здесь очень уж плохо кормят.

Все прочие нападки Горанфло сносил мужественно. Это его доконало.

- У меня плохо кормят? - пробормотал он в полной растерянности.

- На мой вкус, во всяком случае, - сказал Шико.

- Последний раз, когда вы завтракали, еда была плохая?

- У меня и сейчас противный вкус во рту. Фу!

- Вы сказали "фу"? - вскричал Горанфло, воздевая руки к небу.

- Да, - решительно сказал Брике, - я сказал "фу!"

- Но почему? Скажите же.

- Свиные котлеты гнуснейшим образом подгорели.

- О!

- Фаршированные свиные ушки не хрустели на зубах.

- О!

- Каплун с рисом совершенно не имел аромата.

- Боже праведный!

- Раковый суп был чересчур жирный!

- Милостивое небо!

- На поверхности плавал жир, он до сих пор стоит у меня в желудке.

- Шико, Шико! - вздохнул дом Модест таким же тоном, каким умирающий
Цезарь взывал к своему убийце: "Брут! Брут!"

- Да к тому же у вас нет для меня времени.

- У меня?

- Вы мне сами сказали, что заняты делами. Говорили вы это, да или нет? Не
хватало еще, чтобы вы стали лгуном.

- Это дело можно отложить. Ко мне должна прийти одна просительница.

- Ну, так и принимайте ее.

- Нет, нет, дорогой господин Шико. Хотя она прислала мне сто бутылок
сицилийского вина.

- Сто бутылок сицилийского вина?

- Я не приму ее, хотя это, видимо, очень важная дама. Я не приму ее. Я
буду принимать только вас, дорогой господин Шико. Она хотела у меня
исповедоваться, эта знатная особа, которая дарит сицилийское сотнями
бутылок. Так вот, если вы потребуете, я откажу ей в моем духовном
руководстве. Я велю передать ей, чтобы она искала себе другого духовника.

- Вы все это сделаете?

- Только чтобы вы со мной позавтракали, господин Шико, только чтобы я мог
загладить свою вину перед вами.

- Вина ваша проистекает из вашей чудовищной гордыни, дом Модест.

- Я смирюсь душой, друг мой.

- И вашей беспечной лени.

- Шико, Шико, с завтрашнего же дня я начну умерщвлять свою плоть,
заставляя своих монахов ежедневно производить военные упражнения.

- Монахов? Упражнения? - спросил Шико, вытаращив глаза. - Какие же? С
помощью вилки?

- Нет, с настоящим оружием!

- С боевым оружием?

- Да, хотя командовать очень утомительно.

- Вы будете обучать своих монахов военному делу?

- Я, во всяком случае, отдал соответствующие распоряжения.

- С завтрашнего дня?

- Если вы потребуете, то даже с сегодняшнего.

- А кому в голову пришла мысль обучать монахов военному делу?

- Кажется, мне самому, - сказал Горанфло.

- Вам? Это невозможно.

- Это так, я отдал такое распоряжение брату Борроме.

- А что это за брат Борроме?

- Ах, да вы же его не знаете.

- Кто он такой?

- Казначей.

- Как же у тебя появился казначей, которого я не знаю, ничтожество ты
этакое?

- Он попал сюда после вашего последнего посещения.

- А откуда он у тебя взялся, этот казначей?

- Мне рекомендовал его монсеньер кардинал де Гиз.

- Лично?

- Письмом, дорогой господин Шико, письмом.

- Это не тот, похожий на коршуна монах, которого я видел внизу?

- Он самый.

- Который доложил о моем приходе?

- Да.

- Ого! - невольно вырвалось у Шико. - Какие же такие качества у этого
казначея, получившего столь горячую рекомендацию от кардинала де Гиза?

- Он считает, как сам Пифагор.

- С ним-то вы и порешили заняться военным обучением монахов?

- Да, друг мой.

- То есть это он предложил вам вооружить монахов?

- Нет, дорогой господин Шико, мысль исходила от меня, только от меня.

- А с какой целью?

- С целью вооружить их.

- Долой гордыню, нераскаявшийся грешник, гордыня - великий грех: не вам
пришла в голову эта мысль.

- Мне либо ему. Я уж, право, не помню, кому из нас она пришла в голову.
Нет, нет, определенно мне; кажется, по этому случаю я даже произнес одно
очень подходящее блистательное латинское изречение.

Шико подошел поближе к настоятелю.

- Латинское изречение, вы, дорогой мой аббат?! - сказал он. - Не
припомните ли вы эту латинскую цитату?

- Militat spiritu...

- Militat spiritu, militat gladio?

- Точно, точно! - восторженно вскричал дом Модест.

- Ну, ну, - сказал Шико, - невозможно извиняться более чистосердечно, чем