содержание. Что ж, пусть обвиняет меня в чрезмерных тратах на дом. После
Нового года я решил, что хочу заняться усовершенствованием владений, которые
скоро станут моими. И не только садом. Возобновилась прокладка дорожки с
террасами над Бартонскими полями, а рядом - подготовка площадки для нижнего
сада, скопированной с одной из гравюр в книге Рейчел. Кроме того, я принял
решение отремонтировать дом. Я счел, что мы слишком долго довольствовались
ежемесячными посещениями Ната Данна, каменщика имения, который по приставной
лестнице взбирался на крышу, заменял плитки шифера, сорванные ветром, и в
перерыве между работой курил трубку, прислонясь спиной к печной трубе. Пора
было привести в порядок всю крышу, настелить новую черепицу, новый шифер,
заменить водосточные трубы, а также укрепить стены, поврежденные долгими
годами ветров и дождей. Имением почти не занимались с тех давних пор, когда
двести лет назад сторонники парламента учинили смуту и моим предкам с
великим трудом удалось спасти дом от разрушения. Я искуплю былое небрежение,
и если крестный состроит гримасу и примется подсчитывать расходы, то пусть
убирается ко всем чертям.
двадцать работали на крыше дома, вокруг него и в самом здании, отделывая
потолки и стены по моим указаниям. Мне доставляло огромное удовольствие
представлять себе выражение лица крестного в ту минуту, когда ему представят
счета.
гостей, и таким образом на время положил конец воскресным обедам. Тем самым
я избавился от регулярных визитов Паско и Кендаллов и не виделся с крестным,
что также входило в мои намерения. Кроме того, я попросил Сикома распустить
среди прислуги слух - а он мастер на такие дела, - что миссис Эшли
затруднительно принимать посетителей, потому что в гостиной ведутся работы.
Благодаря этому в ту зиму и в первые недели весны мы жили отшельниками, что
как нельзя лучше отвечало моим привычкам. Будуар тетушки Фебы - Рейчел
по-прежнему настаивала на этом названии - стал местом нашего обитания. Там
на склоне дня Рейчел любила сидеть с рукоделием или книгой в руках, а я,
забыв обо всем, смотрел на нее. После досадного недоразумения с жемчужным
колье в канун Рождества в ее обращении со мной появилась особая нежность,
сладко согревавшая душу, но порой трудновыносимая.
говоря о саде или обсуждая какой-нибудь практический вопрос, она проходила
мимо кресла, в котором я сидел, эти руки, на миг легшие мне на плечо или
ласково коснувшиеся моей головы, заставляли сердце мое усиленно биться, и
оно не скоро успокаивалось. Наблюдать за ее движениями было для меня ни с
чем не сравнимым наслаждением; иногда я спрашивал себя: не потому ли она
встает с кресла, подходит к окну, поднимает руку к портьере и, не опуская
ее, замирает, глядя на лужайку, что знает, как жадно и неотступно следят за
ней мои глаза? Она совершенно по-особому произносила мое имя - Филипп. Для
других оно всегда было коротким, сокращенным словом с легким нажимом на
последней букве; она же нарочито медленно тянула , отчего мое
собственное имя приобретало, по крайней мере для меня, новое звучание,
которое мне очень нравилось. Мальчиком я всегда хотел, чтобы меня звали
Эмброз, и, думаю, желание это сохранялось до самого недавнего времени.
Теперь же я был рад, что имя мое было более древним, чем Эмброз.
воронки, я с чувством странной гордости рассматривал прикрепленные к ним
металлические пластинки с моими инициалами , датой и львом -
геральдическим знаком фамилии моей матери. Казалось, я передаю будущему
частичку самого себя. Стоявшая рядом Рейчел взяла меня за руку и сказала:
.
дни, наполненные смесью мучительной пытки и восторга. С первыми лучами под
нашими окнами заводили песню дрозд и зяблик, пробуждая Рейчел и меня ото
сна. Встречаясь в поддень, мы говорили об этом. Сперва солнце приходило к
ней, на восточную сторону дома, и роняло косой луч на ее подушку. Меня оно
посещало позднее, когда я одевался. Высунувшись из окна и глядя поверх лугов
на море, я видел, как лошади, впряженные в плуг, взбираются по склону
дальнего холма; над ними кружат чайки, а на пастбищах пасутся овцы и ягнята
прижимаются друг к другу, чтобы согреться. Возвращавшиеся с юга чибисы
налетали облаком трепещущих крыльев. Скоро они образуют пары, и самцы в
восторженном полете будут взмывать высоко в небо и камнем падать вниз. На
берегу свистели кроншнепы и черно-белые, похожие на пасторов сороки в
поисках завтрака важно тыкали клювами в морские водоросли.
Ист-Лоджа, который по причине нездоровья слег в постель, желает, чтобы я
пришел повидаться с ним, поскольку ему надо передать мне нечто очень важное.
Сэм намекал, что это слишком ценно и он не может прислать его с
сыном или дочерью. Я не придал большого значения доводам Сикома. Сельские
жители любят делать тайну из пустяков. Тем не менее днем я пешком поднялся
по аллее, вышел за ворота и, дойдя до перепутья Четырех Дорог, свернул к
домику Сэма Бейта.
полученный на Рождество. Я узнал тот самый сюртук, который Эмброз купил на
континенте для теплой погоды.
чем дело?
весну, - ответил он. - До меня он мучил моего отца, и однажды весной он
сведет меня в могилу, как свел его.
того же, от чего отец.
известно. А как же мистер Эмброз и его отец, старый джентльмен, ваш дядя?
Болезнь мозга обоих свела в могилу. Супротив природы не пойдешь. И у скота я
замечал то же самое.
Эмброза в могилу. Я никому не говорил об этом. Невероятно, с какой скоростью
распространяются слухи в наших краях.
хорошо разбирается в таких делах. Эвкалиптовое масло - одно из ее лекарств.
сдается, я правильно сделал, попросив, чтобы сперва вы сами пришли по делу
касательно письма.
важность и озабоченность.
нас одежду и прочие вещи покойного господина. И как же все мы гордимся, что
получили поровну! Так вот, сюртук, который вы видите на кровати, достался
мне.
благоговения на лице, с каким получил его.
был стеклянный сундук, мы положили бы его туда, но она ответила, чтобы я не
болтал глупостей, что сюртук для того и придуман, чтобы его носили. Ну уж
носить-то я его не буду, мистер Филипп. Это выглядело бы слишком
самонадеянно с моей стороны, если вы понимаете меня, сэр. Так что я убрал
сюртук вон в тот шкаф и время от времени вынимал, чтобы поглядеть на него.
Потом, когда меня прихватил этот чертов кашель и я слег, не знаю, как оно
вышло, но мне пришла фантазия надеть его. Прямо так, сидя на кровати, как вы
сейчас меня видите. Сюртук почти ничего не весит, и в нем покойно спине.
Вчера, мистер Филипп, я так и сделал. Тогда-то я и нашел письмо.
письмо провалилось за подкладку. Тот, кто складывал или заворачивал сюртук,
ни за что бы не заметил письма. Заметил бы только тот, кто стал бы, как я,
разглаживать его руками, с трудом веря, что он на моих плечах. Я
почувствовал хруст под пальцами и отважился вспороть подкладку ножом. И вот
те на, сэр. Письмо, ясно как день, письмо. Запечатанное и адресованное вам
самим мистером Эмброзом. Я издавна знаю его руку. Я так и обомлел,
наткнувшись на него. Понимаете, сэр, мне почудилось, будто я получил
весточку от покойника.
на знакомый почерк, и у меня щемило сердце.
за мной. Благодарю вас.
что меня благодарить. Но я вот подумал: может быть, письмо не просто так
пролежало там все эти месяцы и попало к вам с таким опозданием. И бедный
господин уже мертвый пожелал, чтобы оно нашлось. Может быть, читая его, вы
подумаете о том же. Поэтому я и решил, что лучше мне самому сказать вам о
нем, чем посылать в замок дочку.
уйти, поговорил с ним минут пять. Не знаю, что именно, возможно, интуиция
заставила меня попросить его никому ни о чем не рассказывать, даже дочери.
Свою просьбу я объяснил так, как он сам подсказал, - уважением к памяти
покойного. Он пообещал, и я вышел.
имением по границе с Тренантскими акрами и лесной аллеей. Эту тропу Эмброз
любил больше других. Не считая маяка, расположенного южнее, она являлась
самым высоким пунктом наших земель, и с нее открывается прекрасный вид на
море за сбегающим вниз лесом и долиной. Деревья, посаженные Эмброзом и еще
раньше его отцом, не мешали любоваться панорамой, а в мае землю устилал