это фальшивое, значительное выражение лица, когда, рассказывая о нем
Николай Антоныч строго сдвигал брови, как будто во всем, что случилось,
были отчасти виноваты и вы. Я понял всю глубину низостями этого человека,
притворявшегося, что он гордится своим благородством. Он не был назван, но
это был он! Я не сомневался в этом.
собой, что тетя Даша испугалась не на шутку.
длинное, на восьми страницах, - Не помню, голубчик
и этого довольно!
Потом на "приходи в два". Но было уже два, и я снова переправил на три.
не приходило, что он такой красивый! Он расположен высоко на горе над
слиянием двух рек, Песчинки и Тихой, и окружен крепостной стеной. Стена
отлично сохранилась, но башни стали меньше с тех пор, как мы с Петькой
встретились здесь в последний раз, чтобы дать друг другу "кровавую клятву
дружбы".
старца Мартына: нужно было посмотреть, что сталось с Ириновским лугом, с
Никольской школой, с кожевенным заводом. Все оказалось на своем месте и
везде снег и снег, до самого горизонта...
бабушку в своем желтом меховом тулупе, повела вокруг рукой, как будто
говоря: "Вот Соборный сад", - и сразу простилась и ушла, кивнув головой с
таинственным выражением.
о своей поездке, она меня - за то, что я не дождался ее письма и приехал.
Потом мы оба спохватились, что не рассказали друг другу самого важного.
Оказывается, Николай Антоныч говорил с Катей. "Именем покойного брата" он
запретил ей встречаться со мной. Он сказал длинную речь и заплакал.
честное слово, видела это своими глазами!
которую я выпросил у тети Даши, лежало письмо капитана Татаринова.
одну историю. В общем, так: представь, что ты живешь на берегу реки и в
один прекрасный день на этом берегу появляется почтовая сумка. Конечно,
она падает не с неба, а ее выносит водой. Утонул почтальон! И вот эта
сумка попадает в руки одной женщины, которая очень любит читать. А среди
ее соседей есть мальчик, лет восьми, который очень любит слушать. И вот
однажды она читает ему такое письмо: "Глубокоуважаемая Мария
Васильевна..."
я быстро. - Четыре месяца тому назад я, согласно его предписаниям..."
останавливался, хотя Катя несколько раз брала меня за рукав с каким-то
ужасом и удивлением.
отце? - снова спросила она, как будто в этом могло быть какое-нибудь
сомнение.
письмо, в котором говорилось о жизни корабля, затертого льдами и медленно
двигающегося на север.
остановился.
увидел перед собой, как во сне, мрачное, постаревшее лицо Марьи
Васильевны, с мрачными, исподлобья, глазами. Она была вроде Кати, когда он
писал ей это письмо, а Катя была маленькой девочкой, которая все
дожидалась "письма от папы". Дождалась, наконец!
компрессной бумаге. - Садись и читай, а я пойду. Я вернусь, когда ты
прочитаешь.
смотрел на Катю все время, пока она читала. Мне было очень жаль ее, и в
груди у меня все время становилось тепло, когда я думал о ней, - и
холодно, когда я думал, как страшно ей читать эти письма. Я видел, как
бессознательным движением она поправила волосы, мешавшие ей читать, и как
встала со скамейки как будто для того, чтобы разобрать трудное слово. Я
прежде не знал - горе или радость получить такое письмо. Но теперь, глядя
на нее, понял, что это - страшное горе! Я понял, что она никогда не теряла
надежды! Тринадцать лег тому назад ее отец пропал без вести в полярных
льдах, где нет ничего проще, как умереть от голода и от холода. Но для нее
он умер только сейчас!
скамейке, опустив руки с письмами на колени.
письмах, - это было условленно заранее. Только тетя Даша не выдержала и
рассказала историю утонувшего почтальона. Оказывается, он не случайно
утонул, а утопился "по насердке любви", как она объяснила. Он был влюблен
в одну девушку, а девушку отдали за другого.
сразу привязалась к ней, как это только девушки умеют. Потом мы с Саней
проводили ее до самой козы, которая опять стояла на дорожке, но на этот
раз не закатила истерики, только сердито затрясла бородой.
опозданием ругал тетю Дашу за то, что она не доставила почту - "хотя бы те
письма, на коих можно было разобрать адреса", - и находил для нее только
одно оправдание - десятилетнюю давность. Тетя Даша говорила о Кате. Моя
судьба, по ее мнению, была уже решена.
Здоровая.
был пройти капитан Татаринов из Ленинграда во Владивосток. Только теперь я
вспомнил об его открытии. Что это за земля к северу от Таймырского
полуострова?
лейтенантом Велькицким. Широта 79ё35' между восемьдесят шестым и
восемьдесят седьмым меридианами. Очень странно!
потому что тетя Даша посмотрела на меня с испугом. - Я все понимаю! Сперва
это была серебристая полоска, идущая от самого горизонта. Третьего апреля
полоска превратилась в матовый щит. Третьего апреля!
Землю осенью, не помню точно когда, но только осенью, в сентябре или
октябре. Осенью, через полгода! Осенью, значит, он ни черта не открыл,
потому что она была уже открыта.
держа палец на Северной Земле, как будто боясь, как бы с ней опять не
произошло какой-нибудь ошибки. - В честь Марьи Васильевны "Землей Марии"
или что-нибудь в этом роде. А теперь садитесь, и я вам все объясню!..
столовой висели виды Энска, и я долго изучал их, не зная, что это Санины
Картины, что она учится живописи и мечтает об Академии художеств. Я снова
рассматривал карту. Я вспомнил, что Северной Землей эти острова стали
называться недавно, что Велькицкий назвал их "Землей Николая Второго".
одной географической книге нет ни одного упоминания о нем, и никто в мире
не знает о том, что он сделал.
шестой час и на улице кто-то уже шаркал метлою. Но я не мог уснуть.
Обрывки фраз из письма капитана мучили меня, я как будто слышал голос тети
Даши и видел, как она читает это письмо, поглядывая через очки, вздыхая и
запинаясь. Картина, некогда представившаяся моему воображению, - белые
палатки на снегу, собаки, запряженные в сани, великан в меховых сапогах, в
Максимов Альберт
Березин Федор
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Андреев Николай