его долго.
что шипы вонзились в кожу.
за язык, на самом деле оказалось деревяшкой, торчащей изо рта. Он
осторожно дернул ее. Крест!
стали его есть. Боялись, а потому убили его так, как был убит его бог, -
чтобы уничтожить его магию.
чертов древесный народ? Меркади и все прочие?
черным.
когда ты был бы один. По отдельности они не сильны, но смертоносны, когда
действуют скопом. Набросятся на тебя со всех сторон. Идем же!
нелегко, а когда он почувствовал, как кожа сдирается у него под ладонью, к
горлу подступила жгучая желчь. Он укрыл мертвеца листьями и хворостом,
затем перевязал плющом две обгорелые палки и воткнул это подобие креста в
землю. Странно, что подобная смерть священника так его возмутила, хотя,
наблюдая, как другого священника поразила в горло стрела, он остался
совершенно равнодушен. Быть может, дело было в уединенности этого места -
он умирал совсем один, ведь кости пролежали тут уже долго. А быть может,
причиной стал варварский способ убийства.
потерял способность ужасаться. Воздух был пронизан насилием не меньше, чем
запахом разложения. Оно вызывало тошноту и питало его гнев. Кем был
бедняга? Отшельником, искавшим озарения или миссионером, охотником за
душами?
долины. День склонялся к вечеру, и они торопливо пошли вниз по склону.
Один раз Котт остановилась и прислушалась, наклонив голову набок. Но
только ветер посвистывал в деревьях, и не шаги приминали листья, а начали
падать первые тяжелые капли ливня, который продолжался до ночи.
готовили укрытия, подвешивая шкуры к нижним сучьям, и невозмутимо следили
за кострами, ожидая, когда вернутся мужчины. Воины, охранявшие лагерь,
стояли, опершись на копья, а струйки дождя промывали канавки в их
раскраске, каплями падали с носа. Младенец заливался плачем, пока мать не
дала ему тощую грудь. Майкл и Котт молча сидели у своего костра, а мир
вокруг одевали синие вечерние тени, и тяжелые тучи нависали над долиной
совсем низко. Они предупредили старика Ире, оставшегося в лагере, что
поблизости могут прятаться гримирч, и он обходил лагерь круг за кругом.
почувствовал, что племя вторглось туда, куда людям вход возбранялся.
Только бы с охотниками ничего не случилось!
Их ветвь древесного народа давно отделилась от родичей и выбрала иной
путь, темный путь. Люди Меркади были способны на свирепую жестокость, но
равно могли терпеть или даже приветствовать присутствие чужака, человека,
в зависимости от того, как он щекотал их воображение или давал пищу для
размышлений. Они были капризны, разборчивы и столь же непредсказуемы, как
погода, а гримирч были черным воплощением зла, немногим выше зверей. Вирим
и гримирч давно стали врагами, не терпели друг друга, и ненависть между
ними возгоралась тем сильнее, что они видели в своих врагах что-то,
присущее им самим.
хранившихся в их памяти. О древесном народе они знали - те принадлежали к
известной им части Дикого Леса. Но услышав от Майкла об этих новых
невиданных чудовищах, которых затем описала Котт, старый Ире встревожился.
Уж лучше рыцари, сказал он Майклу, чем опасности этого нового края, этой
неведомой области Леса. Со времен Великого Странствования племена так
далеко на юг не заходили, а тогда они двигались все вместе от гор на юге к
северу, где леса были приветливее. Это было еще до того, как часть ушла и
поселилась в деревнях, еще до рыцарей и братьев, до того, как были
проложены Четыре Дороги.
говорил о лошадях под Ипром. Сходство было поразительным, но длилось не
более секунды - Ире вновь стал седовласым дикарем с выкрашенной мареной
кожей выдубленного непогодой липа и гнилыми зубами.
женщин, радостно засмеявшихся при виде добычи, которую они несли на
шестах. Три лани. Правда, худые, но взрослые. Несколько дней племя будет
есть досыта.
Котт. Он жевал кусок сырого мяса, и по его подбородку стекала темная
кровь. Другой кусок он протянул Майклу, и тот взял его с благодарностью,
вонзил зубы в сочное мясо и почувствовал, как кровь соскальзывает ему в
глотку. У других костров разделывались туши. Лани были уже выпотрошены, а
внутренности уложены в грудную полость. Теперь они, поблескивая в свете
костров, вывалились наружу. Ножи влажно сверкали в руках женщин, которые
умело сдирали шкуру, отправляя в рот кусочки мяса. Дети постарше
расставляли у костров глиняную посуду, какая только имелась у племени, а
двое мужчин сгребали угли под коптильный навес. Настроение было почти
праздничное, и Семуин выглядел довольным. Охотой распоряжался он, и в
случае неудачи вина в значительной мере пала бы на него.
скрести затылок, покрытый короткими волосами. Поймал вошь и бросил ее в
огонь. Она звонко лопнула. Лицо у него посерьезнело. Он стер кровь с
подбородка и сказал Майклу, что разговаривал с Ире. Старик напуган. Они
пришли в худой край, сказал он: слишком тут много опасных зверей и всякой
нечисти. Надо вернуться на север, рыцари там или не рыцари. А что скажут
на это Утвичтан и Теовинн?
люди и странные звери, так что племени лучше быть все время настороже,
потому что где-то близко бродят гримирч. И он рассказал Рингбону о том,
что они с Котт нашли на верхнем краю долины.
размышлял. У Котт он спросил, что она знает про этих гримирч. Опасны ли
они для отряда воинов, вот как у них? Каковы их обычаи? И, как ей кажется,
насколько близко от лагеря они находятся.
Ире, ей почти ничего не было известно. Лицо Рингбона вновь стало пустым.
Ему надо поразмыслить над этим, сказал он, - по меньшей мере до утра.
Котт. Он идет в Волчий Край. При этих словах Котт обожгла его взглядом.
фольга. Теперь, когда дождь перестал, ночь была очень тихой.
другому, куда ему идти, ответил Рингбон, но глаза у него, устремленные на
Майкла, стали черными, как кусочки угля. На секунду Майклу показалось, что
обычная сдержанность лисьего человека оставит его и посыплются вопросы. Но
Рингбон хранил молчание - только покачал головой и на миг уставился на
пылающие головни. А когда вновь поднял глаза, в них было горе. Он протянул
руку через костер, и Майкл крепко ее пожал. Огонь слизнул волоски с их
кожи.
для навеса. А их лошадей хорошо разотрут и накормят остатками ячменя.
Затем Рингбон гибким движением поднялся на ноги и отошел к другим кострам,
где кромсали туши и пировали.
спросила Котт тихим напряженным голосом.
оказался тут.
бы они ни говорили? Обещаешь?" Да, она где-то здесь. Каким-то образом она
знала, что с ней случится.
Майкл научился теперь и любить ее, и страшиться. В мире, правда, были
ночные чудища. На самом деле, а не в сказке, и они рыскали во тьме за
кругом света, падавшем от костров. Однако в деревьях была неизреченная
красота, и в запахе дыма, завивавшемся у их стволов, и безмятежный покой,
какого он не знавал даже в деревенской тиши Антрима. Иногда он спрашивал
себя, сможет ли он жить, не тоскуя о них.
наевшись до отвала. Даже лошади стояли, закрыв глаза, подогнув одну заднюю
ногу.