read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



был неплохо устроен. Но ведь хорошему нет предела, а тут появилась
возможность уехать в Штаты и жить еще лучше. "Так вот, дети наотрез
отказались. Они были тогда совсем юными, но заявили отцу: "Хочешь, поезжай
сам, а мы никуда не поедем. Это -- наше". И тогда, -- закончил свой рассказ
израильтянин, -- я понял, что ехать некуда. Здесь и их, и мой дом".
-- Значит, -- сказал мой собеседник, -- чувство дома приходит через детей?
Он замолчал. Может, думал о том, что не мотайся его сыновья по заграницам
в поисках жизненных благ, а осели бы на этой земле, он тоже обрел бы в душе
покой, а в стране свой дом.
Но вот случилась с отцом беда, и молодые бизнесмены примчались в Израиль
выполнять медицинскую работу. Они выхаживали отца после тяжелой операции, не
отходили от постели ни на минуту, пока не стало легче. Руки у них хорошие,
медицинские.
Он полулежит на диване, я сижу возле. Мы разговариваем. Он похудел,
ослаб, но в глазах напряжение мысли.
-- Знаешь, -- говорит он, -- я в восторге от израильской медицины. Я, сама
понимаешь, сделал не одну сотню операций. Но -- куда нам. Я уже не говорю об
аппаратуре, инструментах. Технология отработана до мелочей, в
послеоперационный период все делается так, чтобы избежать осложнений, чтобы
их просто не было. А там: появились осложнения -- давай вытаскивать.
-- Конечно, -- говорю я, -- мы же были большевики, мы создавали трудности,
чтобы героически их преодолевать.
Он усмехается, но шутку не подхватывает. Ему надо довести свою мысль до
конца.
-- Понимаешь, здесь все отлажено, есть программа на каждый случай. Такие
показания -- делай так, еще что-то -- вот так. И врач не думает. У него нет
нужды думать, у него есть программа. Хорошо это? Может, и хорошо. Но если
случай особый, если какие-то отклонения, надо подумать, понять, они этого не
умеют. Наверное, не все. Тем, кто разрабатывал программу, пришлось
пошевелить мозгами. А может, учились они в другой стране. Ну, а нам
приходилось думать. Каждый раз. Нам нельзя было иначе. У нас не было
компьютеров. Плохо это было? Не знаю. Может, не так уж плохо.
И опять в разговоре возвращаемся мы к его сыновьям. Ну хорошо, доучились
бы они там, стали врачами. Но были бы они счастливы? И стало бы в мире
меньше бед?
Он не знает, не знает.
Разве только они, ступив на израильскую землю, поняли, что это иной мир,
он непохож на тот, в котором мы жили, и увидели в нем то, что каждому дано
было увидеть.
В первые дни, когда мы только приехали, куда-то все время исчезал муж
Ирины, Володя, наш зять. Он садился на свой чудом довезенный велосипед и
надолго уезжал. Потом мы поняли, что путь его лежал по всем радио- и
электромагазинам города. Там, в Союзе, он всю жизнь создавал электронные
системы, и они были, казалось, техническим совершенством. А здесь в витринах
обычных магазинов стояло то, что раньше он видел только на картинках
проспектов, которые в последние годы начали привозить из-за рубежа. Можно
было зайти в магазин и потрогать все, что стояло в витринах, подержать в
руках, рассмотреть, купить. Нет, купить невозможно, потому что нет денег.
Значит, надо работать. Если дадут работать. Если позволят творить. Но
разве там мы все творили? И все ехали сюда, чтобы отдавать себя на
общеизраильское благо?
Я даже и представить себе не могла там, какие мы разные.
"x x x"
Мы идем по хайфской олимовской барахолке. Такие рынки есть почти во всех
городах, все они похожи, но все-таки у каждого свой колорит. В Хайфе для нас
отведена небольшая ровная прямоугольная с аппендиксом площадка, она
огорожена -- как загон для скота. Торгуют здесь приехавшие из Союза,
предлагают все, что могут и не могут купить наши бывшие соотечественники.
Забредает сюда на товар подешевле и местное небогатое население.
На рынке тесно. Продавцы сидят близко друг к другу, вещи лежат стопками,
навалом. Повезло тем, кто обосновался у стенки, можно развесить свое шматье.
Хайфская олимовская барахолка -- маленький мир, кусочек нашего, большого,
того, что мы привезли с собой. Что был в нас. Сколько видится мне здесь
всякого -- горя и шелухи. Изломанных жизней. И жалкости, ущербности душ.
На противоположной от входа стене висят свитера. Они все красивы, но один
особенно бросается в глаза -- яркий, бирюзовый, расшитый бусами. Возле
останавливаются две женщины, одна из них молодая, другая постарше. Молодая
не может глаз отвести от бирюзовой роскоши, она не двинется дальше, пока не
получит ее в свое владение. Но цена, хоть и меньшая, чем в магазинах за
такую вещь, все равно высока для нее. И женщина стоит молча, держит в руках
красоту, а на лице борьба и мука.
-- Нина, -- говорит ее спутница, голос у нее хриплый, противный, -- решись.
Такой свитер! Это -- жизнь! Представляешь -- в таком свитере сесть в машину.
Нина вынимает из кошелька деньги. В Союзе не было у нее такой роскоши и
кавалера с машиной не было, а тут открылась перед ней -- жизнь.
А вот этому молодому человеку, что здесь открылось? Он в очках, вид
вполне интеллигентный. Прилавок перед ним -- маленький квадрат земли --
завален мельхиором и прочей кухонной и столовой утварью. На куске картона
перечень барахла, которое он привез с собой, а теперь продает -- светильники,
ковры, постельное белье.
-- Распродаете? -- спрашиваю.
-- Да.
-- Уезжаете?
-- Да.
-- В Канаду?
-- Нет.
-- Куда?
-- Домой.
-- Решительный парень.
-- Моей решимости хватит только, чтобы добраться до Кишинева.
-- А в другую страну не хотите?
-- Ни в какую Америку, Канаду, Германию, Францию, только в Кишинев.
-- У вас кто-то там остался?
-- Нет. Но все равно. Там остался я, мое "я".
-- Кто вы?
-- По специальности? Инженер-конструктор. А еще автомеханик и... -- он
перечислил несколько рабочих профессий.
Что же он так отчаянно сжигает мосты? Господи, дай ему силы на новый
виток. Дай ему силы не сломаться.
Рядом молодой мужчина, тоже в очках. Перед ним куча барахла, сам почему-
то обвешан фартуками.
-- Тоже уезжаете?
-- Я еще не приехал.
Понятно, этот осторожнее, побывает в гостях, поторгует немного, соберет
деньги...
Справа от входа сидит пожилая дама, я вижу ее всякий раз, когда бываю на
олимовской барахолке. Она сидит возле кучи старых шмоток, на голове у нее
большой берет, на плечах пелерина. Она не болтает с соседями, а молча все
время что-нибудь чинит -- носки или рейтузы. Ее облик что-то напоминает,
может быть, барахолки послевоенного времени в Союзе.
Я останавливаюсь и спрашиваю сочувственно:
-- Что-нибудь удается продать?
-- А вы купите.
-- Да мне вроде ничего такого не нужно...
Я вижу: в первую секунду ей хочется послать меня далеко-далеко, но она
попадается на крючок моего сочувствия в голосе, хочется кому-то излить душу.
Я узнаю, что муж у нее умер уже здесь, в Израиле, а сын заболел, и жить
совсем не на что. И такая тупая безнадежность в ее глазах. Она замолкает.
Кто-то подходит, роется в ее тряпье, выбирает далеко не новую кофту,
торгуется, дает два шекеля, дама прячет их в потертый, когда-то, наверное
дорогой ридикюль и снова берет в руки штопку.
-- Вот, -- говорит она, -- вот так.
Народу на рынке много всякого. Есть приехавшие с Кавказа, у этих всего
много. Есть дорогие красивые вещи, их покупают не только наши, но и народ
местный. Есть русские мальчики, в самом деле -- русские, они продают
косметику. Для них наша алия проложила воздушный торговый путь, можно
поживиться. За косметикой сюда приходят тоже не только олимы, в основном не
олимы, для нас все равно дорого. Вообще на рынке много лиц, представителей
великого народа, среди которого мы раньше жили. В углу, в конце первого
ряда, торгует спитая русская баба, высокая, крупная, крашеная. Возле нее
стоит мужчина, о чем-то просит, она хриплым голосом отвечает:
-- Нет, не могу. Вчера ко мне приходил мой любимый. А у меня нет ни
шекеля. А еще суд.
Я о ней ничего не знаю, может, "любимый" ее -- еврей, завез ее сюда, а
теперь суд.
Рядом с этой крашеной сидит на корточках перед своим прилавком облезлый
еврей средних лет, ему, видно, плохо, он держится за голову и потихоньку
стонет. Просящий мужчина ушел, можно поговорить с соседом, они, похоже,
хорошо знакомы:
-- Ты не сигаретами, -- хрипло объясняет она, -- ты водкой вчера отравился.
Разве можно сигаретами? Только водкой.
Может, вместе пили?
Но больше всего на рынке бойких мужчин, что торгуют нужными вещами, они
обжили эту территорию и чувствуют себя здесь неплохо. У одного прилавка я
останавливаюсь -- здесь я вижу тонометры. Продавца на месте нет, и ему
кричат:
-- Дима, тебя!
Он подает мне прибор.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 [ 39 ] 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.