В колесны вбит... в переднюю лапу!!
вывая под повойник прядь волос. - Нечего уж, лежи. Замыла я топор-те...
легко, так легко, как ни разу в жизни... Никаких забот в жизни больше не
стало. Все стало ясно и понятно. Нежданно голова заработала с безумной
четкостью. Вспоминалось: ехал по прилегающему к Ворам полю. Там сорный
бугор. На бугре стояли репьи, многоголовые, колкие и красные, - репьи в
закате. Потом въехал в село, мальчишки бегут... Кто-то стоял у Пуфлиной
загороды, гнедой масти: или петух, или собака... нет, петух! Потом дев-
чоночка, у ней соломинка в волосах. Чигунов поит коня, Чигунов знает
всегда и все. Мухи ползают по столу. Крепкий, целый и живой едет Поло-
винкин, осязаемый выпученным Егоровым глазом. Потом пил воду...
вастика проглотил!..
овчину, за протянутую погладить сына сухую руку матери. Этот обморок был
даже нужен Егорке, как отдых. А мать глядела раскосившимся взором за
черное окно, и по лицу ее скакал тот же красноватый, утомляющий свет
коптилки.
советскому мужику. Подходила обеденная пора. Полдень выдался нестерпи-
мый, сожигающий. И в самом деле, немыслимо было ходить в такую жару по
избам и вскрывать мужиковские тайники.
сара. Он почтительно и хлопотливо усаживал их за стол, покрикивал жене
подавать скорее. Гости расселись. Матвей Лызлов поглаживал русую, круг-
лую бороду, ею заросло у него все лицо. Петр Грохотов писал что-то в за-
писную книжку. Продкомиссар с неприметным любопытством приглядывался к
хозяину.
большой ростом, он таил под наружным тщедушием своим какую-то тихую,
внутреннюю силу, видную только через глаза. Она блестела оттуда то ко-
роткой вспышкой ума, то какой-то чудесной добротой, то, вдруг, волей.
Был Чмелев порывист до суетливости, но в суетливость свою вносил он ос-
мысленность, суетливостью своею он не тяготился.
вять на девять, избой с обширными холостыми пристройками, а в четверть
избы печь, а в печи всякие мужиковские яства. Да и ходить бы ему не пло-
ше покойного Григорья Бабинцова, который на сход иначе и не выходил,
кроме как в жилетке. Не везло Чмелеву; нещадней, чем других, мочалила
его жизнь. А ущербы посещали его хозяйство не вследствие какой-нибудь
нестройности - у Пантелея глаз щуркий и зоркий, - а по недогаданным при-
чинам, которые как майский снег. Как снег! - вымокало в мокрые весны
вчетверо против других, градом выбило втрое, случалась ползучая дрянь -
пожирала вдесятеро, словно слаще было на Чмелевских полосах. Так и всег-
да с незадачливым мужиком: сторожит его и в темную непогодную ночь и в
погожий полдень хитрый, несытый враг.
женой и глупой Марфушкой. Марфуша Дубовый Язык приходилась ему дальней
сестрой. И оттого, что не оставалось Чмелеву утехи в жизни, стал ее ис-
кать в хозяйстве своем Чмелев и нашел. Кроме того происходила в те годы
революция. Перетасованы были карты наново, пошла новая игра по небывалым
правилам: некозырные хлопы побивали заправских королей.
дом Чмелев, в ответ на продкомиссарский вопрос, как живут. - Суди сам,
друг! У нас до девятьсот пятого один самовар на деревню приходился, а
теперь коли уж нет самовара, так значит пропили! Тут еще кооперация...
опять же наука! Все это предоставлено. Вот как Свинулина погромили, кни-
жек я наменял у мужиков, на курево хотели, да бумага толстая. Очень дос-
тойные книжки. Ну, скажи, на всякий предмет есть своя книжка. Очень ув-
лекательно есть! Например, сказать, по нашему делу, по хозяйству. Да и
не по нашему, вот скажем: похождения капитанской дочки! Очень подробно
про все! Бабы-те мои ругаются, - добавил он улыбчатым доверчивым шопот-
ком, - очень на книгу злы, городская затея, времени отымает много... А
как я гляжу, нам без города никуда. Вот ты намедни говорил, что без
гвоздя да без ситцу не проживем. Я тогда, конешное дело, промолчал. А
только это не так. И мы ходим, штаны-те не гашником назад надеваем. Куз-
нецы-т да ткачихи и у нас есть. Город нам из других причин нужен. Эвон,
третевось слышу, баба махонького моего поучает: в мышу, говорит, костей
нет. Он, говорит, не имеет кости, потому и может в любую щель вобраться.
Растянется на аршин и лезет. Вот откуда вам итти надо! Заместо старшего
брата вы нам нужны. И потом, конечно, понять нужно мужика... Без поня-
тия, так лучше уж воду толочь!
тарелку с хлебом, солонку, ложки. Продкомиссар слушал, не пропуская ни
слова, Петр Грохотов зевал, Матвей Лызлов посмеивался.
рил Матвей Лызлов. - А правду говорит. Ты, Пантелей, лучше вот скажи,
как ты советским-то сделался. Он до этого любопытен, - тронул он продко-
миссара за рукав, - все расспрашивал меня вчера... Вот ему это любопытно
узнать. Пускай в городу расскажет!
ромку розовой скатерки, нарочно для гостей вынутой из сундука.
очень рад, что познакомился с вами. Только вот в этом пункте я с вами
несогласен. Сперва, по моему, нужно вековую кожуру снять, предрассудки,
я хочу сказать, а там уж и дальше ехать. У вас-то как будто наоборот вы-
ходит?..
ладонью. - Вот и у меня причина была, и невелика, а затронула!
сцарапывать давнишнюю грязцу со своих обмоток Чмелев. Младший Пантелеев
сын умер уже в Ворах и одно только оставил в наследство отцу: эти серые
крепкие обмотки. Чмелев накручивал их прямо поверх мужиковских онучей,
отчего получались у него ноги невиданной толстоты. Поэтому всегда он
помнил о сыне.
дом ездил Чмелев в уезд, - поездка долгая, в два конца - неделя, потому
что летняя дорога обводила вкруг всего Кривоносова болота. Кривоносово -
потому, что и сюда достигали передние разбродные шайки Пугача, - руково-
дил их Кривонос. Он и скрывался в этом болоте, когда двинулись царские
войска брать Пугача. - И когда ехал там Чмелев, подсадил к себе по доро-
ге человека, встреченного под вечер. Видно, что человек хороший, в ис-
полкомах подводы не требовал из-за страдного времени, значит - со-
чувствующий мужику. Его, так и шедшего от поля до поля, и подобрал Чме-
лев.
говорились оба. Лежал Григорий в телеге на спине, на сене, и, глядя на
ночное лунное небо, полное к тому же звезд, принялся рассказывать про
всякое: какие в небе звезды, какие им числа, из чего сделаны и как до
них люди докинулись умом. Рассказывал Григорий не спеша, голосом тихим,
посасывая самодельную трубку. А Чмелев, хоть и молчал, слушал со всей
остротой мужиковского слуха, и, хоть была ночь, вдруг стало жарко Чмеле-
ву от Григорьевых слов.
кажная наука дерзкая!.. Тут я и решился спросить. А правда ли, спрашиваю
как бы ненароком, что до христова рожденья вот не было звезд показано? А
как родился, так и явлена первая... Нам деды сказывали.
над вредной глупостью Пантелеевых дедов, а Григорий не засмеялся. Тем же
ровным толком объяснил он так, как сам понимал: ходят звезды по большому
мраку... всегда ходили и всегда будут ходить, нигде им не поставлен
срок.
самому взглянуть, хотя бы на луну. Остановил подводу, Чмелев посмотрел и
тяжело охнул.
Батюшки мои, думаю... да как же так?! Ну, вот воску на снег вылить, так
же. И очень мне захотелось тут до всего досмотреться, нет ли где-нибудь
еще такого... одним словом, ну, непохожего!
расным видел его в первый раз. И уже казалось Пантелею Чмелеву, что
врастает он сам головой в эту черную зовущую пучину, в которой вдруг на-
шелся свой план и смысл.
зел-ротозел, да на березу и наехал... - с тихим смешком повествовал Чме-
лев. - Береза-то в этом месте на дорогу, вишь, вылезла. Там и объезд
был, да я не видел, задравши голову. Очень это замечательный человек,
Григорий! Все во мне перевернул, а не обидно... В уезде вылезает от меня