передается первое открытое воззвание лагерного Интернационального комитета:
комитета:
Его распоряжение должно безоговорочно исполняться.
бывших заключенных лагеря. Тот, кто попытается их захватить, понесет
наказание, как грабитель.
выполняют свою работу по поддержанию порядка и по организации снабжения
лагеря".
руки оружия. Выползли все больные, инвалиды, "доходяги". Бросаются обнимать
друг друга. Слышатся возгласы, поцелуи, рыдания.
обнаружен склад кожаных тужурок и брюк. Какой приказ?
Смеюсь, треплю его за плечи, целую. (Что со мной стало, я не забыл, что
восторг можно выразить таким простым и ласковым движением губ - взять и
поцеловать!)
кого вы спасли. А тужурки? Немедленно, слышишь, немедленно одень всех своих
оборванцев в кожаные костюмы. Но не забудь: в наших руках не более 150
пленных. А эсэсовцев было около 3 тысяч. Они могут загнать нас снова в
лагерь. Занимайте оборону по плану...
фланге?
шрайбштубе, где должен собраться Интернациональный комитет. Неужели это
Бухенвальд? Бухенвальд с его отрывистыми командами, четким ритмом тысяч
колодок, боязливым шепотом заключенных, железной дисциплиной?
у кого прикрытые добытыми на эсэсовских складах тужурками, мундирами,
френчами. Они разговаривают громко, открыто, приветствуют нас криками,
жестами. Мы тоже приветствуем, поздравляем, целуемся,, смеемся, жмем руки.
Откуда-то выныривает Ленька Крохин и ко мне:
по подметкам.
Москвы.
по Бухенвальду - Ганс. Подхожу к ним. От волнения куда-то пропали все
русские и немецкие слова. Долго трясем друг другу руки, хлопаем по плечам,
по спине. Генрих - большой, сильный, вдруг обхватил нас за плечи и крепко
притиснул к себе. И вдруг запел песню узников Бухенвальда:
недавних дней ее пели лагерные команды, отправляясь под конвоем на работы.
Это была официальная песня Бухенвальда. Но сегодня ее мелодия звучала
мажорнее, и в словах слышался особый смысл.
столько кумача в Бухенвальде?
Гитлера. А около - разноплеменная речь, гогот.
Николай Толстый. Все с оружием, небритые, оживленные, шумные. Делятся
впечатлениями. Вальтер Бартель - маленький, подвижный, помолодевший - так и
светится улыбкой счастья. Даже серьезный, немного мрачноватый Эрнст Буссе
сейчас шутит, смеется. Тихо улыбается Квет Иннеман. Входит еще не остывший
от боя Гарри Кун-руководитель немецких отрядов, за ним большой, лучезарный
Фредерик Манэ. Кричит басом:
французского, немецкого и русского. По-русски, пожалуй, звучит только моя
фамилия,
завершилось. Пленные ждут своей участи в 17-м блоке.
невысокий, весь как-то пропадаю в его объятиях и до дна ощущаю в эти минуты,
что такое счастье.
Победили! Свободны! Впереди Родина! А здесь друзья! Нет, братья! Нет, еще
более сильные и крепкие слова нужны мне, чтобы назвать вот этих людей,
собравшихся в комнате, где еще вчера эсэсовцы распоряжались нашими
судьбами!..
солнца замерли на аппельплаце четкие колонны бухенвальдцев 21000 человек.
Сейчас начнется траурный митинг в память погибших в Бухенвальде. Играет
лагерный оркестр. Звучит Бах, Гендель, Бетховен, Чайковский. Хочется, чтоб
тихо было в душе. Это для того, чтоб вспомнить тех, кто забыт, чтобы
воскресить в памяти то, что казалось потерянным.
радужно легка и радостна.
состоянии люди. 5 тысяч из 21 больны, не менее половины из них должны
умереть от болезней и истощения. Нет никакой надежды, что они останутся в
живых. Теперь они имеют белый хлеб, масло, одежду, уход, но жить им осталось
день-два-неделю. Каждый день умирают десятки людей.
голова. Эти глаза хотят принять участие в общем оживлении. И не могут. Уже
не могут!
кожей... Из их глаз еще не исчез страх и настороженность. Серьезные и
молчаливые, они ходят по лагерю и не смеются: они разучились радоваться. Все
так же жадными и голодными глазами смотрят на хлеб. И кажется, невозможно их
накормить...
страдали! Делай, что хочешь!
устроила пирушку. Мне сообщили об этом, когда пьянка шла уже не первый час.
Послал Кюнга с несколькими ребятами. Через некоторое время они приволокли в
лагерь командира, совершенно пьянущего. Мы раздели его и затолкнули в
карцер. А разговор состоялся, когда он проспался... Крепкий разговор!
Некоторые не выдержали, ушли. Это настроение передалось кое-кому из наших.
Заговорили: надо с оружием пробиваться на Эрфурт. Пробуем уговаривать:
нельзя бросать больных, инвалидов, детей; союзники еще не подошли к лагерю,
мы должны их охранять. У самовольников один резон: здесь перебьют, надо свою
жизнь спасать, что нам до "доходяг"! И тут же возгласы: "Долой Смирнова!
Долой Котова! Свобода! Даешь Эрфурт!" Остается одно: отдать приказ сложить
оружие! Попробуй сопротивляться, когда батальон Логунова ощетинился сотнями
винтовок, и где-то неподалеку, в тени буков, стоит наготове танк Генки
Щелокова.
них было достаточно времени, чтобы понять свою неправоту.
дисциплина. Люди, привыкшие годами повиноваться при угрозе палки, теперь
повинуются распоряжениям своих товарищей с зелеными повязками на рукавах.
Это лагерный комитет, взявший в 17 часов II апреля власть в лагере в свои
руки. Теперь он распоряжается распределением продовольствия в лагере,
заботится о "доходягах", лечит больных, устанавливает порядок в лагере. Это
он назначил бывшего старосту лагеря Ганса Эйдена комендантом Бухенвальда.
дела, как уборка территории, очистка уборных и помойных ям, есть пленные
эсэсовцы. Все же остальное: охрана лагеря, кухня, подвозка продовольствия,
Березин Федор
Свержин Владимир
Русанов Владислав
Конан-Дойль Артур
Перумов Ник
Прозоров Александр