Чтение 39–й страницы книги ~В сердце моем~

не стану шататься по улицам.

- Не могут же тебя забрать только за то, что ты будешь стоять
где-нибудь на улице? - заметил я.

- Ну, это ты так думаешь. Полицейские могут схватить человека, даже
если он просто пробежит через город. Ведь это для них монета.

- Как так?

- Чем больше людей они задержат, тем им выгодней. Это очень просто, я
сейчас тебе объясню. Фараон в Бандавилоке наспециализировался на охоте за
нашим братом - железнодорожными "зайцами". Там перед станцией есть виадук.
Так вот этот полицейский подымается на него и смотрит вниз на проходящий
поезд. Если ты не спрятался под брезент или еще как-нибудь, считай, что
пропал. Этот тип спокойно пересчитывает "хобо" на платформах поезда, потом
сбегает вниз и забирает всю братию - мы все прекрасно его знаем.

А мировые судьи там - мясник и пекарь, так что каталажка всегда забита
до отказа. Кормить тебя неделю в каталажке должен все тот же фараон. Теперь
понимаешь? Он получает столько-то монет в день на продукты для каждого
заключенного. Тут уж он себе деньгу сумеет сэкономить, будь спокоен. А мясо
и хлеб он покупает у тех же мировых судей - у мясника и пекаря. Все они -
одна шайка.

Фараон забирает тебя за бродяжничество, судья дает тебе семь дней
каталажки. Этот проклятый городишко на нас и разбогател. Мясник и пекарь -
те просто пухнут от денег, никогда так не торговали.

Ты бы посмотрел, как кормят в этих каталажках. В Макее, в Квинсленде,
например, один фараон оплел все стены каталажки "бобами бедняка", их еще
называют - "новогвинейскими бобами". На кабачки смахивают. Он заставлял нас
каждое утро обрывать эти бобы и только ими и кормил нас. Сунет для навара
баранью ногу - вот тебе и еда на весь день. Он на "хобо" наживался - будь
здоров.

На прощанье он мне сказал: "Давай, давай, живо сматывайся из города и
не вздумай попрошайничать на улицах".

Этот сукин сын не знал, что когда я в последний раз собирал бобы на
ужин - я в одном месте с лозы всю кору срезал. Совсем недавно один "хобо"
рассказал мне, что тот фараон все еще меня разыскивает.

- А Рыжий и тогда был с тобой? - спросил я.

- Нет, я встретил его позже; год с лишком назад. С тех пор мы и стали
друзьями.

- Где ты с ним встретился?

- В Брокен-Хилле, я там чуть не отдал концы. Видишь ли, как это
получилось - я попал в Айвенго и никак не мог оттуда выбраться. К одному
поезду, правда, прицепили несколько товарных вагонов, но ездить на них можно
было только на крышах, а на крыше чуть зазеваешься и не пригнешься вовремя,
так после первого же моста очутишься под колесами.

Я болтался на станции, стараясь не попадаться начальству на глаза, и
вдруг увидел состав с цистернами для воды, который должен был вот-вот
тронуться. Большие такие цистерны с люком наверху, в них возят воду в
Айвенго из Дарлинга. Я залез в одну из цистерн, на дне плескалась вода, их
ведь никогда до конца не опорожняют. Жарища в тот день была адовая, градусов
сто, а то и больше; до железа снаружи дотронуться нельзя - обожжешься.

Как только состав тронулся, вода в цистерне стала перекатываться из
конца в конец, ударяла по перегородкам, билась и плескалась по стенкам,
волной взмывала вверх. Проклятая цистерна наполнилась горячим паром, я
промок до костей и в то же время обливался потом.

Просидел я внутри цистерны, пока не отъехали от города, потом вылез и
пристроился на краю люка. Меня спокойно можно было подать в этот момент на
стол вместо тушеного кролика, уверяю тебя.

Сначала я просто блаженствовал на ветру, но когда наступила ночь, я
чертовски замерз - совсем окоченел, ведь одежда-то на мне была мокрая, так
что, когда я наконец спрыгнул с поезда, я уже еле передвигал ноги.

На следующий день я все-таки добрался до Брокен-Хилла, но к тому
времени меня уже бросало то в жар, то в холод. Трясло, брат, ну прямо как с
перепоя; залез я тогда под помост около водокачки, где заправляются
паровозы, завернулся в одеяло и лег. Не знаю, долго ли я там провалялся,
только, видно, в бреду я сам с собой много разговаривал, потому что подходит
ко мне один "хобо"... Да, пожалуй, это было уже на другой день... Подходит
он ко мне, нагибается и спрашивает: "Что ты сказал?"

Это и был Рыжий, долговязый такой парень с рыжими волосами. Должно
быть, я сказал, что чувствую себя препаршиво, или еще что-нибудь в этом
роде, только он пощупал мою голову и выругался. А у меня так болело горло,
что я и слова не мог выговорить, даже если бы и соображал что-нибудь.
Наверно, я просто пробормотал что-то невнятное.

Рыжий заглянул в мою продуктовую сумку - там было пусто, - положил
около меня свою скатку и пошел в город разжиться чем-нибудь. Вернулся он
вскоре с куском мяса, сварил суп и накормил меня. Рыжий успел побывать и у
аптекаря, выпросил аспирину и все время пичкал меня им.

Больше недели, пока я не встал на ноги, Рыжий ухаживал за мной. До чего
же, черт возьми, я был слаб тогда. А Рыжий, он все время читал. Сидит около
меня, а сам носом в книжку уткнется. Когда ему приходилось выпрашивать
деньги, он попутно и книжки просил и собрал их довольно много. Рыжий был
коммунистом, и я узнал от него больше, - чем от кого бы то ни было на свете.

Пришлось нам там задержаться, пока я не встал на ноги. У меня тогда
одно только желание было: погреться на солнышке. Однако с жратвой было очень
трудно, ко времени нашего отъезда Рыжий, кажется, все улицы успел обойти,
выпрашивая нам еду.

Решили, значит, мы отправиться в Аделаиду. Собирались сесть ночью на
товарный поезд на сортировочной станции. Нас двое да еще человек восемь
"хобо". Только мы приготовились лезть в вагоны, как откуда ни возьмись
фараоны, и пришлось нам всем разбежаться. Я прополз под вагоном, залез на
крышу и спрятался там, - туда они обычно не заглядывают.

Я, конечно, хотел слезть, чтобы отыскать Рыжего, но тут поезд тронулся,
и мне ничего не оставалось, как распластаться на крыше. Но на первой же
остановке я в каком-то захолустном поселке слез и проторчал там два дня,
бегал вдоль каждого поезда, идущего на юг, и все искал и звал Рыжего, но его
не оказалось ни на одном из них.

Тогда я поехал обратно "в Брокен-Хилл, но не успел сойти с поезда, как
меня сцапал фараон и посадил под замок.

Этот фараон рассказал мне, что забрал Рыжего в ту самую ночь, когда мы
всей братией пытались сесть в поезд, и что Рыжий получил три месяца. В Южной
Австралии за бродяжничество полагается сидеть три месяца. В тот день, когда
меня зацапали, Рыжего как раз должны были перевести в тюрьму в Аделаиду.
Забавно, правда, что нас обоих застукал один и тот же полицейский.

Во всяком случае, я хоть узнал, где Рыжий. В каталажке я основательно
почистился, выстирал свои рубашки, носки. Удобства всякие за счет
правительства там предоставляются - это уж что правда, то правда. Я выпросил
у стражника обмылок, выстирал брюки и даже погладил их старым утюгом,
который он мне дал. Люблю, чтобы брюки у меня были со складочкой.

Настроение у меня, когда я предстал перед судьей, было прекрасное -
смотрю, сидит малый, морда ищейки, брови - клочки сена. Я решил рассказать
ему правду. Описал, как Рыжий заботился обо мне во время моей болезни, как я
хотел уехать отсюда в Аделаиду и вернулся, чтобы разузнать, что с ним
сталось.

"Душещипательная история! - усмехнулся судья. - Вот уж не думал, что
бродяги так беспокоятся о своих товарищах. Ты меня растрогал до слез. И раз
уж у вас такая удивительная дружба, я позабочусь, чтобы вы больше не
расставались. Приговариваю тебя к тюремному заключению сроком на один день
меньше, чем твоего дружка - выйдете вместе. Просидишь три месяца!" - "Да я
их хоть на голове простою", - говорю я судье. "А ты смотри, не нахальничай,
- предупредил он. - Не то задержишься и не выйдешь со своим дружком".

- Пришлось заткнуться. - При этих словах Кудрявый лениво потянулся, на
лице его появилась улыбка. - Ну, значит, присоединился я к Рыжему в тюрьме,
отсидели мы вместе три месяца и вместе очутились на воле. А сейчас - видишь,
какая история приключилась. - Кудрявый помешал палкой огонь и добавил, явно
успокаивая себя: - Ничего! Как-нибудь обойдется.

- Ты бы не мог выклянчить в каком-нибудь гараже пару галлонов бензина?
- спросил я Кудрявого.

- Пару галлонов! - воскликнул он. - Гм... не знаю... это же денег
стоит. Впрочем, могу попробовать. А зачем тебе?

- Если мы не найдем Рыжего в Бандавилоке, я свезу тебя в Тарабин,
поищем его там. У меня, понимаешь ли, бензин нормирован. А для такой доездки
понадобится еще галлона два.

- Вот это здорово, ей-богу! - улыбнулся Кудрявый. - Это ты хорошо
придумал! Раздобыть бензин будет, конечно, трудно, но тут уж я в лепешку
расшибусь.

Шел ночной поезд. Кудрявый встал и проводил внимательным взглядом
вереницу освещенных квадратиков, пробегавших мимо нас в темноте. Послышался
паровозный свисток, вагоны ритмично загрохотали по мосту.

Кудрявый улыбнулся.

- Знаешь, я думаю, Рыжий едет на нем, - сказал он. - Утром мы найдем
его в бараке. Вот увидишь!

На другой день, когда я проснулся, Кудрявый уже подпекал хлеб на
костре. Солнце еще не взошло. Даже птицы молчали.

- Давай тронемся чуть свет, - сказал он. - Мне бы хотелось добраться до
барака прежде, чем Рыжий уйдет на разведку в город. У него ведь нет с собой
никакой жратвы.

Мы позавтракали, уложились и отправились в Банда-вилок; длинная тень
машины скользила рядом с нами по краю дороги. Луга были еще покрыты инеем,
но лучи утреннего солнца уже стирали его с вершин холмов. Застывшие деревья
жались друг к другу, ожидая, чтобы ветерок разбудил их.

- В Северном Квинсленде можно спать на пляже всю зиму, - заметил
Кудрявый тоном человека, который допускает, что и стужа имеет какие-то
хорошие стороны, но что сам он предпочитает быть от нее подальше, - там