подтвердил он свои подозрения. "И дороги он не знает, иначе не стал бы
ночевать в лесу, а проехал бы еще милю до деревни. Впрочем... не исключено,
что он просто не хотел там светиться. Что ему здесь надо, хотелось бы мне
знать? И не по нашему ли следу он путешествует? "
Йолленгел и оказал им невольную услугу, оставив неведомого преследователя
без коня, то это давало лишь незначительную отсрочку. Тот мог раздобыть
среднюю лошадь в селе, а хорошую -- в Перске. Сейчас они ехали быстро,
стремясь догнать перское посольство, так что вряд ли дистанция между ними и
преследователем сокращалась; однако в предыдущие дни тот вполне мог
наверстать упущенное. Конечно, ничто не доказывало, что незнакомец едет
именно за ними -- кроме тех фактов, что западные гости -- большая редкость в
этих краях, и что этот человек был одет по-луситски, то есть, вероятно, не
хотел привлекать к себе лишнее внимание. Тем не менее, Эйрих хорошо знал,
что опасность лучше переоценить, чем недооценить. В другое время он бы
сделал финт и сам подстерег загадочного путника в засаде у дороги, но сейчас
на это не было времени. Однако кое-что он все-таки предпринял. Выйдя к
воротам, он достал нож и вырезал на правом столбе небольшой знак, который
местные жители не заметили бы или сочли детским баловством, но который много
сказал бы посвященному, решившему навести в этом доме справки о недавно
гостивших путешественниках. Было уже темно, и никто не видел Эйриха за этим
занятием.
честно отработать свою долю платы за ужин и ночлег, испробовав на хозяевах
свои музыкальные таланты, но Эйрих сказал "Времени нет -- сочтемся позже" и
расплатился за него сам.
Послушать чужестранного "игреца" набилась полная изба народу. Полилась
нежная и печальная мелодия, не вызвавшая, однако, восторга у слушателей,
привыкших к более простецким напевам. Общее настроение выразил один
чернобородый мужик, грубо перебивший музыканта: "Ну, чего разнылся? У нас
тут не похороны! "
растерянности, а потом вдруг заиграл совсем иной мотив, напомнивший Элине
роллендальские карнавалы. Графиня и не ожидала, что эльфийская флейта
зазвучит так задорно. Лица луситов разгладились, они принялись притопывать и
прихлопывать в такт, а хозяин избы подыграл Йолленгелу на балалайке.
импровизацией; не особенно удачные ее моменты были заметны для Элины, но не
для луситов. Стало ясно, что в этой деревне платить не придется. Напротив,
некоторые крестьяне кидали Йолленгелу серебряные монеты, а еще больше было
тех, кто хотел угостить его брагой; эльфу стоило немало трудов отбиться от
последних, которые, впрочем, сами себе в этом удовольствии не отказали.
Наконец шумная толпа покинула избу; было слышно, как они поют на улице.
деревне могла рассказать таинственному преследователю о проезжавших здесь
чужестранцах; с другой стороны, однако, полезно было проверить, насколько
игра эльфа производит впечатление на луситов, да и деньги были не лишними.
Тем не менее, наутро они вновь выехали до рассвета.
кашу. Небо, однако, оставалось пасмурным, дул сырой ветер, и, того и гляди,
грозился вновь пойти дождь. До жилья оставалось еще почти два дня пути.
меня как будто нет причин относиться к луситам иначе, чем как к сброду
дикарей и убийц. Они истребили моих соплеменников и с радостью сожгли бы
меня заживо, если бы знали, кто я такой. Не только те, от которых вы меня
спасли, но и эти тоже, без сомнения. Но когда я вчера играл... я думал, что
буду играть для себя, что мне наплевать, как они отреагируют, эти скоты,
недостойные высокого искусства... но все вышло не так. Мне было совсем
небезразлично, как они принимают мою музыку. Я играл для них. Я был искренне
рад, когда нашел мелодии, которые им понравились. У меня больше не было
ненависти к ним. Я забыл об отношениях между нашими расами. Это были мои
слушатели, и я дарил им радость, а они были мне благодарны, вы понимаете?
воин, не так ли? Впрочем, эльфы никогда не были воинственным народом.
возразила Элина.
раскрыть ее инкогнито. И пусть эльф, вне всякого сомнения, никогда не слышал
в своих чащобах о графе Айзендорге, да и распространителем слухов мог стать
едва ли -- раз приняв решение путешествовать под вымышленным именем,
следовало его держаться.
собеседник не хочет развивать тему, и тоже замолчал.
перелесками. Въезжая в очередной раз под кроны леса, Эйрих несколько раз
придерживал коня и оглядывался назад, на только что пересеченное пустое
пространство; но не было заметно, чтобы кто-то скакал за ними. К вечеру
пошел-таки дождь, так что путешественников ждала еще одна малоприятная
ночевка под открытым небом.
второй половине дня они наконец добрались до Тугича. Город стоял на крутом
берегу Омолы, которая текла в этих местах на юговосток, но затем постепенно
заворачивала к югу, а перед впадением в Срединное море даже отклонялась
несколько к западу. Согласно карте, лежавшей в кармане Элины, Ильт-Ка была
отнюдь не самой великой рекой континента; однако все реки к западу от нее
уступали ей, и Элина не без волнения смотрела на ее мутные воды, хоть они и
выглядели в этих широтах не столь внушительно, как в низовьях. У берега
можно было уже заметить мелкие льдинки; луситы действительно едва не
опоздали с отправкой посольства водным путем.
посольские ладьи отплыли рано утром.
сказал он. Таким образом, задержавшись в Тугиче буквально на пару часов,
чтобы дать отдых себе и лошадям (Эйрих успел еще пополнить запасы провизии),
они снова отправились в путь.
поэтому догнать их оказалось не такой уж легкой задачей -- тем паче что и
местность не везде благоприятствовала быстрой скачке. Тем не менее, два дня
спустя путешественники все же поравнялись с вереницей из пяти луситских
судов, обликом весьма напоминавших тарсунские -- вот разве что с
изображением солнца на парусе и резной головой дракона на круто вздыбленном
носу. Подавать сигналы с берега было, однако, бесполезно -- навязываться
луситам в пассажиры следовало явочным порядком, прямо на середине реки.
Лошади в качестве плавательного средства явно не годились -- по сравнению с
Омолой речка, через которую некогда переплыли Элина и Эйрих, выглядела
жалким ручейком, да и температура воды была теперь лишь ненамного выше точки
замерзания. Таким образом, путники поскакали дальше, обгоняя ладьи и
отыскивая средство для переправы.
стал более пологим, и всадники получили возможность спуститься к самой воде.
Здесь кончалась выныривавшая из-за деревьев дорога, и здесь они увидели то,
что некогда, по всей видимости, было домом лодочника. От дома уцелела лишь
часть стены и каменная печь в черных языках копоти, возвышавшаяся среди
обугленных бревен, недогоревших досок и прочего мусора, бывшего когда-то
человеческим жильем. Подъехав ближе, путники увидели -- и почуяли -- хозяина
сожженного дома. Труп был объеден лесным зверьем практически до костей, но
остатки гнилого мяса, запутавшиеся в рваном тряпье одежды, все еще воняли.
Лодочник не стал жертвой пожара, а был убит у себя во дворе при попытке
спастись; оперенный хвост стрелы, торчавший между обнажившимися ребрами,
служил тому подтверждением. Судя по всему, со времени трагедии прошел уже не
один месяц.
вырвало. Элина отнеслась к представшему перед ними куда более спокойно --
детский опыт сказывался, хотя граф и старался оберегать ее от наиболее
страшных сцен войны. Она лишь деловито спросила:
останкам лодочника и, наклонившись, спокойно выдернул стрелу. --
Определенно, -- подтвердил он свою догадку, рассматривая орудие убийства. --
Форма наконечника не характерна для луситов.
краю степняками. Судя по наличию дороги и переправы, когда-то эти места были
достаточно оживлены; но со времени нашествия миновало уже несколько месяцев,
и за это время никто так и не появился здесь, раз тело погибшего не было
предано земле. Ни один лусит не бросил бы своего земляка гнить под открытым
небом.
избежала разрушения, но куда важнее было то, что уцелела и лодка, наполовину
вытащенная на берег. Весел, правда, нигде не было видно; однако среди
полуобгоревших досок можно было подыскать подходящие орудия для гребли, о
чем он и сообщил своим спутникам.
воде в кормовой, погруженной в реку части.
середины реки хватит.
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Махров Алексей
Панов Вадим
Свержин Владимир
Афанасьев Роман