Пожалуй, убежище было довольно безопасным; существовала высокая
вероятность, что еще много лет сюда не заглянет ни один мутант.
Продовольствие, по всей видимости, можно добывать охотой, вода тоже должна
быть где-то поблизости. Но мысль об остатке жизни, проведенном в этой
глуши без всякого занятия, кроме заботы о пропитании, привела меня в ужас.
Что остается еще? На западе мутанты, на востоке джунгли с людоедами. На
юге... Эрмара говорила, что к югу проходящая здесь полоса бесплодных
земель переходит в пустыню, за которой вроде бы живут люди. Пожалуй, этому
можно верить - если мутантка и искажала истину, то отнюдь не в сторону
приукрашивания, она ведь хотела убедить меня, что бежать мне некуда и
незачем. Вполне возможно, что эти люди не слишком агрессивны к чужакам...
может, и пустыни-то никакой нет. Постепенно я все более уверял себя, что
путь на юг лучше любого другого, и наконец, приняв твердое решение, заснул
со спокойной совестью.
Я вдруг подумал, что Эрмару следовало бы похоронить; однако, осматривая
дом накануне, я не видел ни одной лопаты, да и притрагиваться к трупу,
который, учитывая особенности южного климата, уже начал разлагаться, мне
не хотелось. Итак, я оделся, положил в торбу съестные припасы, огниво и
фляжку с водой, заткнул за пояс ножи, взял арбалет и навсегда покинул
старинный дом.
ориентироваться по солнцу. Поначалу я, кажется, довольно сильно забрал к
востоку и вскоре оказался в самой сердцевине бесплодных земель. Здесь не
росло ни деревца; лишь кое-где на глинистой почве торчали чахлые кустики
да пучки желтой травы. За несколько часов пути по этой местности я не
заметил ни малейших признаков воды; единственной попавшейся мне дичью были
ящерицы. Я шел дальше, полагая, что вскоре пересеку бесплодную зону и
окажусь достаточно близко к джунглям, чтобы найти воду, и в то же время
достаточно далеко от них, чтобы избежать нежелательных встреч с их
обитателями. Однако я шел и шел, а пейзаж становился все более унылым.
Теперь-то я понимаю, что, неверно оценив положение солнца, вслед за ним
отклонился к югу и шагал прямиком в пустыню.
только несколько фруктов и четверть фляги. Я все еще полагал, что вскоре
смогу пополнить свои припасы. Утром второго дня я проснулся совершенно
разбитый - по всей видимости, накануне мне напекло голову. Странное дело,
но я только в тот момент вспомнил об этой опасности и, отрезав от торбы
большой кусок материи, сделал себе что-то вроде чепца - должно быть, со
стороны это выглядело нелепейшим образом. К полудню местность оставалась
все такой же безжизненной, однако на горизонте я заметил нечто,
показавшееся мне извилистым руслом реки. Я ускорил шаг и часа через два,
обливаясь потом, вышел на берег. Но увы! Река давным-давно пересохла; ил,
покрывавший некогда дно, обратился в серую пыль, уже почти разметанную
ветром. Бормоча проклятия, я спустился по песчаному откосу. Положение
становилось серьезным. Я понял, что зашел уже достаточно глубоко в пустыню
и петляния к западу или востоку вряд ли пойдут теперь на пользу. Выходило,
что я слишком легкомысленно отнесся к приготовлениям, отправляясь в путь.
Но мысль о том, чтобы повернуть назад, привела меня в ярость. В конце
концов, рассудил я, какая-то трава здесь кое-где все-таки растет, а
значит, рано или поздно я найду воду - и, сделав последний глоток из
фляги, принялся взбираться на противоположный берег.
озерцо, почти лужа, обросшее по краям каким-то пожелтевшим тростником.
Вода в нем была теплая, солоноватая и вообще противная на вкус. Отчаянно
надеясь, что ее недостатки исчерпываются этим и в ней нет ничего, опасного
для жизни, я напился и наполнил флягу.
Я полагал, что забрался уже в самое сердце пустыни; однако к полудню стал
замечать, что камни, растрескавшаяся глина и пыль все более уступают место
сплошному песку, на котором не росло ни кустика; а вскоре впереди
замаячили и барханы. Значит, настоящая пустыня только начиналась. И,
естественно, я не мог даже приблизительно судить о том, где она
заканчивается. Сейчас я сам удивляюсь, что не повернул тогда назад: лезть
очертя голову в пески с одной початой флягой воды и вовсе без пищи было
чистым безумием. Но мною, вероятно вследствие жары и усталости, владела
какая-то особенная упорная злость, не считавшаяся с доводами рассудка.
Кому-то удавалось пересечь эту пустыню, раз слухи о людях, живущих за ней,
дошли до мутантов - и это соображение перевесило в моих глазах все прочие.
По счастью, мне хватило ума перестроить свой суточный график: я шел всю
ночь, перенеся отдых на жаркие дневные часы.
по-прежнему ориентируясь по солнцу и отчаянно стараясь растянуть запас
воды. Голова гудела от жары, на лице и руках облезала обожженная кожа;
вдобавок ко всему мои убогие сандалии не могли должным образом защитить
ноги от раскаленного песка. На исходе пятого дня я выпил последнюю каплю
воды. Теперь дороги назад не было: учитывая, что силы мои с каждым днем
уменьшались, я едва добрел бы до северной границы песков.
расплавленным свинцом, а рот - ватой. Глаза болели от нестерпимо яркого
света и пыли. Несколько раз я падал, взбираясь на на бархан, и сползал по
склону вниз. Удивительно, что я всякий раз поднимался. Еще более
удивительно то, что я все еще как-то ориентировался по солнцу и не
принялся кружить на одном месте, как это часто бывает в таких случаях.
Постепенно я впадал в полное отупение, и даже мысль о скорой гибели не
слишком пугала меня, но все-таки я шел - а кое-где и полз - вперед.
еще, должно быть, не позже десяти утра, когда я свалился у подножия
очередного песчаного холма и погрузился в полусон, полуобморок.
сознания вернулась, я понял, что этот день станет последним. Констатировав
это с некоторым даже облегчением, я принялся собирать свои вещи. Как раз в
тот момент, когда я вытаскивал из песка арбалет, по склону бархана ко мне
скользнула тень. Я вскинул голову и увидел силуэт, поднимавшийся из-за
песчаного гребня; пока видны были только голова и плечи.
стрелу и натянул тетиву (арбалеты мутантов весьма совершенны по своей
конструкции и приводятся в боевую готовность почти мгновенно). Незнакомец
тем временем полностью поднялся на гребень. В тот момент я не обратил
внимания ни на его лицо, ни на одежду; я видел лишь, что он тоже вооружен
арбалетом.
друг друга, вступить в переговоры, хотя бы опустить оружие в знак мирных
намерений. Каждый только видел арбалет в руках другого и торопился
выстрелить первым. Это удалось ему.
промахнулся, он хотел отступить назад, за гребень, но я уже спустил
тетиву. У меня не было возможности хорошо прицелиться; это была чистая
случайность, что стрела вонзилась ему в грудь. Он нелепо взмахнул руками и
скатился по склону бархана к моим ногам.
откупорив ее, я убедился, что она так же пуста, как и моя собственная. Я
зарычал от отчаяния; а потом, взглянув в его закатывающиеся глаза,
решительно вытащил нож и взрезал артерию у него на шее, припадая ртом к
ране. Я высасывал его теплую, с металлическим привкусом кровь, пока она
еще текла. Наконец я выпустил безжизненное тело, и оно упало на песок.
труп и побрел вверх по склону бархана.
вернее, то, что от него осталось за семь столетий. Ни одно здание, ни один
из величественных небоскребов не уцелел полностью. Повсюду, точно гнилые
зубы, торчали развалины. Часть их, вероятно, уже поглотили волны
наступающего с севера песчаного моря. Однако натиск барханов сдерживали
заросли какого-то серого колючего кустарника, покрывавшего южные склоны.
Видимо, здесь было уже не так плохо с водой.
руины, пытаясь обнаружить какие-нибудь признаки жизни. Не обнаружив
таковых, я двинулся вперед, на всякий случай перезарядив арбалет и держа
его наготове.
были погребены под многометровым слоем обломков, щебня, глины и песка, так
что дома начинались этажа с третьего-четвертого, насколько я мог судить,
заглядывая в оконные проемы, и редко превышали в высоту десять - от нового
уровня земли - этажей. Дальше - а часто и от самой земли - начиналось
бетонное крошево, заржавелые обломки арматуры, кое-где еще блестели чудом
уцелевшие осколки стекла и болтались рваные оплетки кабелей. Тут и там
груды мусора на месте рухнувших зданий преграждали путь. Где-то можно было
увидеть разбитую ванну или почти целый унитаз, где-то - раскуроченный сейф
или ржавый остов холодильника. В некоторых местах под слоем пыли
Лукин Евгений
Круз Андрей
Круз Андрей
Никитин Юрий
Бажанов Олег
Махров Алексей