- Да, через полчаса, - сказал Тарабрин.
Помолчали еще.
- С маслом ерунда какая-то получилась, - сказал Тарабрин.
- Какая же ерунда? - сказала Анна. - Просто липа. Надо сообщить в
обком, что план по молоку не выполнен.
- То есть как не выполнен? - насмешливо переспросил Тарабрин. - Ты,
Анна Андреевна, чего-то путаешь. План выполнен. Я сам просматривал сводку.
Разве без меня Дудаков посмел бы представить ее в райисполком?
- Но ведь на самом деле нет даже ста процентов, Иван Степанович.
- А что же сдавали? Воздух?
- Масло.
- Ну это меня не интересует - масло или молоко. Важно, что сдали.
- Но ведь это комбинации.
- Чьи?
- Вот этого я пока не пойму.
- Ну, так вот по этому поводу я и позвал вас, Анна Андреевна. Колхозы
сдавали, как положено. Но на маслозаводе совершенно запутана отчетность. И
повинен в этом, к сожалению, ваш муж...
- Но ведь сдавал и принимал масло не он?
- Но он оформлял! Я не хочу вам неприятностей. Поэтому оставим все, как
было.
- Подождите, Иван Степанович, - медленно проговорила Анна. - Сперва о
молоке. Потом о моем муже. Надо сообщить в обком, что мы по молоку не
дотянули.
- Но это же неправда!
- Покупали чужое масло и сдавали в счет собственного молока!
- А где доказательства?
- Мне сам Поспелов сказал.
- Документы, документы нужны. Я тоже звонил, интересовался. Все
правильно.
- Надо исправить сводку.
- Да поймите, Анна Андреевна, что это невозможно переиграть. Ну, как вы
это себе представляете? Колхозы обратно забирают масло с завода, везут в
райпотребсоюз, там возвращают деньги... В общем, крути киноленту в обратную
сторону? Вы подумайте: возможно это проделать?
- Тогда просто сказать правду...
- Обрадуете обком? И что, собственно, сказать? Выполнили - и каемся?
В чем-то Тарабрин прав. Сводку действительно невозможно переиграть.
- Я прошу назначить проверку, Иван Степанович. Ревизию. Чтобы такие
вещи не могли больше повториться. Надо начать с маслозавода...
Тарабрин с интересом посмотрел на Анну.
- Хотите поставить под удар собственного мужа?
- Я не хочу ставить под удар собственную совесть.
- А если мы воздержимся?
- Я поставлю вопрос на бюро.
Тарабрин высыпал из деревянного стакана карандаши, пересчитал, положил
обратно. Подумал. Тряхнул головой.
- Обойдемся без бюро. Не надо так официально. Пусть будет по-вашему.
Поручим Семену Евграфовичу...
Облегченно откинулся на спинку стула, поправил рукою волосы, и только
тут Анна заметила на его умном и большом лбу мелкие капельки пота.
XXXIX
Тарабрин оказался верен своему слову. В тот же день он переговорил с
Жуковым. Жуков тоже не стал медлить, и без каких-либо оттяжек, как Анна и
хотела, ревизия нагрянула на маслозавод.
В основном ревизии подверглась бухгалтерия завода, то есть Бахрушин, то
есть собственный муж Анны... Санитарный врач достаточно придирчиво
осматривал завод в установленные сроки, чистота соблюдалась на заводе
неукоснительно. Масло и сыр, которые завод поставлял в Пронск и в другие
города, - продукция его доходила даже до Ленинграда, - не встречали
неодобрительных отзывов. Побольше бы такого масла и сыра! Таким образом,
проверить следовало только отчетность, приход да расход, выяснить, сколько
поступает на завод молока и куда оно девается...
- Раз уж проверять, так проверять, - сказал Тарабрин, и Жуков сказал
обследователям примерно то же:
- Злоупотреблений как будто незаметно, но уж коли решили, поднимите всю
отчетность, проверьте, так сказать, до конца...
Два дня шелестели на заводе бумагами, Алексей Ильич подавал всякие
гроссбухи, в которые и сам-то заглядывал, пожалуй, впервые, и все было в
порядке, все, как говорится, соответствовало. Но...
И вот акт комиссии уже на столе у Жукова, Жуков звонит Тарабрину,
Тарабрин разыскивает по району Гончарову, и, поймав ее по телефону в
Давыдовском совхозе, просит вечером, по возвращении, обязательно заглянуть в
райком.
Тарабрин отменно вежлив, спокоен, может быть, чуть ироничен.
- Ваше желание удовлетворено, Анна Андреевна. Проверили маслозавод.
Причем проверяли на совесть, это вам говорю я.
- Я знаю, Иван Степанович. Из райфо ведь Козловского посылали.
- А что - Козловский?
- Говорят, ни одной копейки не пропустит. Педант.
- Ну, не знаю, педант там или не педант, но все в порядке. Как
говорится, в ажуре. Так, кажется, у бухгалтеров?
Анна вздохнула. Про себя облегченно вздохнула. И все-таки ей что-то не
по себе.
- Но... - Тут последовала многозначительная пауза. - Есть разрыв между
принятым молоком и выходом готовой продукции. В самое последнее время молока
было принято больше, чем переработано.
- Значит, квитанции колхозам выдавались, а...
- Куда-то утекло. Бидоны дырявые.
- А может быть, колхозы не сдавали этого молока?
- Кто же в этом признается?
- Следовательно...
- Следовательно, недостача.
- Кто же несет ответственность?
- Бухгалтер Бахрушин. Ваш муж.
Тарабрин сказал это без подчеркивания, очень просто, как если бы
говорил о постороннем для Гончаровой человеке.
Анна помолчала. Потом взглянула невесело на Тарабрина.
- Это преступление?
Тарабрин отрицательно замахал рукой.
- Нет, нет! Не волнуйтесь. Упущение... - Он участливо посмотрел на
Анну, ему, наверно, искренне хотелось ее утешить. - Возможно, виновата
спешка. Допускаю, что уж очень хотелось выполнить план. Так сказать,
авансировали колхозы. Мы с Семеном Евграфовичем расцениваем это как
служебное упущение. Не больше. Все отрегулируется...
Так она и знала. Она была уверена, что с выполнением плана что-то не в
порядке. Формально в порядке, но на самом деле...
Ах, Бахрушин, Бахрушин! Алексей хотел жить со всеми в ладу. С тем
выпьет. С другим согласится. Навыдавал квитанций. Люди не подведут. Он их
вызволит, они его. Теперь, конечно, Бахрушин у всех в руках. Как поведешь
себя, так и получишь...
Анна сплела кисти рук, принялась дергать себя за пальцы, точно
стягивала с них несуществующие перчатки.
- А большая сумма, Иван Степанович?
- Да не волнуйтесь же, я вам говорю... - Тарабрин совершенно спокоен. -
Все отрегулируется. Помаленьку погасят...
Он назвал сумму. Сравнительно невелика. Примерно, пять месячных окладов
Анны. Незаметная сумма. Но и Бахрушин, и Анна находились под прессом. Теперь
все зависело от доброго расположения людей. Разумеется, ей пойдут навстречу.
В этом она не сомневается. Помогут Алексею свести концы с концами.
Тарабрин читал ее мысли.
- Сведет ваш Алексей Ильич концы с концами, отрегулирует...
План выполнен, обком доволен, Алексей отрегулирует. Удивительно, как
все добры друг к другу. Но от этой доброты ей хочется плакать...
Анна встала.
- Что ж, Иван Степанович... Спасибо. Я подумаю, как поступить...
- Да никак не поступать! - Тарабрин дружелюбно протянул руку. - Ваш
Бахрушин не так уж и виноват. Всем хочется выполнить план. Любыми
средствами. Не подумал. Не стоит раздувать его ошибку, ваш авторитет нам
дороже...
Но Анна уже знала, что делать. Она заторопилась домой.
Алексей находился в благодушном настроении. Сидел на порожке дома и
кое-как наигрывал на баяне. Был как будто слегка навеселе. В последнее время
Анна не всегда могла разобрать - под хмельком Алексей или ей это только
кажется.
Она притронулась к баяну.
- Погоди. Что там у вас?
- Порядок.
- Но у тебя недочет?
- Разбалансируем.
Анна посмотрела на него сухими злыми глазами.
- Неужели тебе что-нибудь давали?
Алексей положил баян на ступеньку, в глазах его тоже мелькнуло злое
выражение.
- Ты соображай, Аня, что говоришь! Себя не пожалел бы, так тебя
пожалею. Что я - не понимаю, что ли...
- Значит, ты - ни в чем?