врагу...
Теперь, случись ему принять сражение с Левальдом, он бы его уже
никогда не выиграл. Ибо армии (это надо признать) у него уже не стало.
Апраксин развалил свою победоносную армию!
Случайно в плен попал прусский офицер из полка "черных гусар". В
ставке Апраксина, увидев адъютанта фон Келлера, пленный стал хохотать так,
что фельдмаршал сказал ему:
- Вот вздерну тебя на елке, чтобы ты не веселился тут! "Черный гусар"
сразу поник:
- Только не убивайте.., я вам скажу: вон тот офицер, ваш адъютант фон
Келлер, давний шпион моего короля.
- Как? - подкинуло Апраксина кверху. - Эй, Келлер, идите-ка сюда...
Вы слышите, что о вас говорят?
Келлер взнуздал лошадь, подтянул подпругу, упираясь драным ботфортом
в потные бока своей кобылы:
- Слышал, ваше превосходительство, я все слышал.
- И разве можно в это верить? - спросил Апраксин. Келлер был уже в
седле.
- А почему бы и не поверить? - ответил он, - Его величество, мой
король, благодаря мне знает даже, на каком боку вы спите. Спасибо вам, мой
фельдмаршал: при вашей особе я сделал себе великолепную карьеру.., там, в
Потсдаме!
И - ускакал, больно терзая кобылу острыми испанскими шпорами.
***
Прибыл в Петербург из армии молодой генерал Петр Иванович Панин и был
принят Елизаветою сразу же. Стоял перед ней крепыш, русак в ботфортах,
заляпанных еще прусской грязью, прямо с дороги, небритый и чумазый.
- Эй, люди! - похлопала Елизавета в ладоши. - Данте сначала
пофриштыкать моему генерал-майору!
- Не нужно, матушка... Дозволь слово едино молвить? Панин
приблизился, обдав императрицу запахом лука:
- Измена, матушка... Руби головы, не жалеючи!
ИСТОРИЧЕСКИЙ АНЕКДОТ
Кавалерия бесстрашного Зейдлица кружила вокруг Берлина, оберегая его.
Но совсем нежданно, глубоким обходным рейдом, кроаты Марии Терезии вышли к
незащищенной прусской столице. Грабеж и дикая резня привели берлинцев в
трепет. Командовал кроатами австрийский генерал Анджей Гаддик, который был
предельно краток, как и положено храбрецу.
- Триста тысяч талеров - и мы уходим! - объявил Гаддик потрясенным
членам берлинского магистрата.
Долго торговались, Гаддик скостил сто тысяч, благо надо было спешить:
гусары Зейдлица вот-вот могли нагрянуть сюда, и тогда от Гаддика ничего не
осталось бы... Ударили по рукам на двухстах тысячах талеров.
- Только отсчитывайте деньги быстрее, - сказал Гаддик.
- Не волнуйтесь, - успокоил его королевский финансист Гоцковский. -
Слава о берлинских казначеях идет по всему миру... - Они умеют считать
казенные деньги...
В ожидании выплаты контрибуций Гаддик вдруг вспомнил:
- О! Ведь самые лучшие перчатки в мире делают в Берлине... Это
кстати! Заверните мне двадцать дюжин для подарка моей императрице: женщина
хоть и в короне, все равно остается женщиной... Так что заверните двадцать
дюжин!
Обещали завернуть. Гаддик бегал из угла в угол, весь в нетерпении. С
кавалерией Зейдлица шутки плохи так же, как и с кавалеристами Циттена...
Не выдержав, Гаддик наорал на Гоцковского:
- Хороши ваши хваленые казначеи: не могут отсчитать двести тысяч...
Сколько успели отсыпать в мешки?
- Всего сто восемьдесят пять.
- Пятнадцать тысяч за вами! А я больше не могу ждать.
Мешки с деньгами покидали в коляску. Сверху уселся Гаддик.
- Стой! - заорал он в воротах. - А перчатки-то забыли!
Поспешно, в самый последний момент, Гаддику сунули связку дамских
перчаток. Кроаты бросились от Берлина врассыпную, как нашкодившие воришки.
Через два часа после их бегства в столицу ворвался на взмыленных лошадях
Зейдлиц и отлупил членов магистрата плеткой:
- А меня не могли дождаться? Перчатки дарите этой венской бабе? Я вам
покажу перчатки!.. Что скажет теперь король?
Король печально сказал:
- Учу я их, учу, а все равно берлинцы помрут дураками. Но Вена еще
глупее Берлина: надо же догадаться устроить такой шум из-за каких-то
перчаток...
Гаддик услужливо поднес в презент своей прекрасной императрице
двадцать дюжин чудесных перчаток.
- Ах, какая прелесть! - сказала Мария Терезия, но...
И тут случилось то, чего никак не ожидал Гаддик: перчаткой его
ударили по лицу. Он не догадался развернуть сверток еще в Берлине: все
двадцать дюжин перчаток оказались с левой руки!
Гаддик после этого случая прожил еще 33 года, но так и не смог
исправить свою карьеру при дворе. Всю жизнь потом он глубоко страдал из-за
этих перчаток! Честно признаюсь, мне этого налетчика даже иногда жалко...
Так - анекдотом! - и закончился набег австрийцев на Берлин. В
Петербурге ему не придали значения и отнеслись к событию только как к
забавному анекдоту. Слово оставалось за русской армией, но сейчас она была
далеко даже от Кенигсберга.
ФРИДРИХ ИГРАЕТ ВА-БАНК
Неважно складывался этот год у Фридриха: под Прагой он повержен, под
Коллином разбит и откатился в Саксонию; французы шли через Ганновер прямо
в незащищенные пределы королевства с запада. И наконец Гросс-Егерсдорф
поставил на лоб короля громадную шишку. Казалось, что дни Фридриха уже
сочтены; еще один удар союзных армий - и Пруссия, этот извечный смутьян в
Европе, будет растерта на политической карте, как последний слизняк.
Вольтер, на правах старой дружбы, в письме к Фридриху советовал ему,
пока не поздно, разумно сложить оружие. Но вера в "чудо" не покидала
короля, и он отвечал Вольтеру стихами:
Pour moi, menace du nautrage,
Je dois, en affrontant 1'aurage,
Penser, vivre et mourir en roi..."
"Под угрозой крушения, встречая
Бурю, я должен мыслить, жить
И умереть как король... (франц.)"
Армия герцога Ришелье легко катила в прусские провинции, и Фридриху
доложили, что под жезлом маршала Франции 24 000 человек.
- Это парикмахеры, а не солдаты, - отвечал Фридрих. Разведка ошиблась
в подсчете и тут же поправилась:
- Король, Ришелье гонит сто тысяч!
- Тем лучше, - отвечал Фридрих. - Зато теперь я спокоен, что меня
причешут и припудрят по всем правилам куаферного искусства...
Король был весел, как никогда, и велел отсчитать из своей казны 100
тысяч талеров - по одному талеру на каждого солдата армии маршала Ришелье.
- Я немного знаком с герцогом, - сказал король. - Этот старый
парижский лев сильно промотался. Перешлите ему мои денежки на пошив новой
роскошной гривы!
Ришелье взятку от Фридриха охотно принял, и тут же его армия замерла,
как вкопанная, перед самыми воротами Магдебурга. Король Пруссии никогда не
удивлялся действию, которое оказывают на людей деньги (он удивлялся, когда
они не оказывали).
- Парикмахеров, как видите, я разбил стремительно:
Ришелье уже не опасен. Дело за маршалом Субизом, но он, по слухам,
так награбился на войне, что вряд ли теперь нуждается в моем кошельке...
Де Катт, - вдруг спросил король со всей любезностью, - а отчего вы ничего
не ели сегодня за ужином?
- Благодарю, ваше величество, - уныло отвечал секретарь. - Последние
события таковы, что я лишился аппетита.
- С чего бы это? - рассмеялся Фридрих. - Вы еще молоды, и вам не
пристало поститься. Доверьте это дело монахам!
- Ваше величество, - произнес де Катт со всей осторожностью, -
надеюсь, вы позволите мне быть откровенным?
- Мы друзья, де Катт. Я люблю вас. Говорите же!.. Был поздний час, и
за окном уже давно уснула деревня, в которой они устроились на ночлег.
Блестела при луне черепица крыш, глухо лопотала в камнях водяная мельница,
большие лопухи лезли в окно крестьянской горницы. Король сидел в исподнем
на постели, шпага была небрежно брошена на стул; из-под вороха подушек
торчали рукояти пистолетов.
Де Катт заговорил, вслух рассуждая: Пруссия в кольце врагов, ее
окружили сразу пять армий, и надежд на спасение нет.
- Может, гений Вольтера подсказывает нам правильный исход?
Фридрих соскочил с перин, его глаза сверкали.
- Де Катт! - воскликнул он с горечью. - Пробыв со мною рядом столько
времени, вы могли бы стать и умнее. Наши дела блестящи! Мы велики, как
никогда... Вы забыли о главном: о бегстве Апраксина, который ретирадою
своею (неслыханной по глупости в истории!) спас меня. Русской армии более
Буджолд Лоис
Сертаков Виталий
Орловский Гай Юлий
Посняков Андрей
Зыков Виталий
Суворов Виктор