мы передумаем насчет Германии, всегда можно будет получить визу у
французского консула в Виго, я теперь только на это и надеюсь.
бледный, зубы стиснуты, молчит, но похоже, взбешен.
увидела его лицо. - И вы тоже собираетесь в Булонь?
натянутой улыбкой, бочком, почти крадучись, начала отступать, прикрывая это
бегство каким-то лепетом: прекрасное сегодня утро и уже пора завтракать...
Неужели они способны вот так, прямо при ней, взять и поссориться? Это и
смутило ее, и ужаснуло. И вот она торопливо идет прочь, а улыбка, наверно,
так и осталась на лице, иначе почему бы Вильгельм Фрейтаг спросил, с чего
она такая веселая с утра пораньше? Она ответила, что понятия не имеет, и
заметила, как внимательно он посмотрел на Дженни и Дэвида - они прошли мимо,
в ярком утреннем свете лица у обоих бледные, застывшие; с Фрейтагом оба
поздоровались коротким кивком. Фрейтаг, еще под впечатлением вчерашней
дурацкой сцены, немножко позлорадствовал: он уверен, да, он знает наверняка
- хоть они и прикидываются, и что-то там изображают, все равно они не пара;
ничуть они не счастливы вдвоем и никогда не будут счастливы, это все
ненадолго. Он обернулся, поглядел им вслед, словно хотел удержать в памяти
уже сейчас меняющийся, бледнеющий образ, - и внезапно, прежде чем он успел
понять, оборвать, задушить эту ужасную мысль, в пробудившемся сознании
прозвучало, точно крик: "Если бы там сейчас шла Мари, даже на таком
расстоянии с первого взгляда каждый, каждый - даже я сам! - увидел бы, что
она - еврейка... Мари, Мари, что же я сделал с тобой и с собой... что же мне
делать?"
ее себе до этой минуты. С ошеломленным лицом Фрейтаг опять повернулся к
миссис Тредуэл и несколько громче, чем надо бы, предложил вместе
позавтракать на палубе.
блестела вода. Принесли кофе, на подносах - окутанные жарким паром телячьи
котлеты, горячие булочки, масло и мед. Отражаясь от больших белоснежных
салфеток, ложился на лица смягченный свет, и внезапное ощущение полного
благополучия ненадолго озарило предчувствием радости весь долгий, ничего
хорошего не сулящий день.
половина их не здоровается друг с другом - не от неприязни, но по
равнодушию; видно, вчерашнее празднество не очень-то всех сблизило, ничего
не переменилось, сказала она Фрейтагу. Он ответил, как ей показалось, очень
весело, что кое-какие мелкие происшествия все же приключились, в конце
концов, пожалуй, будут и перемены. Миссис Тредуэл припомнила кое-какие
случаи, которые наблюдала сама, и, как всегда, сочла за благо промолчать.
остановился, поглядел на их подносы и укоризненно покачал головой.
много всего и чересчур грубая это еда; уже не в первый раз она чувствовала:
от одного присутствия герра Лутца все вокруг становится грубым и вульгарным.
Фрейтаг щедро намазывал половину булочки маслом и медом.
зубы в булку.
миссис Тредуэл, и слишком тщательно одевается, и вообще уж слишком пышет
здоровьем, а в голове ни единой мысли, и очень грустно, что даже самые
симпатичные немцы чересчур жадно едят. Путешественники отмечали эту жадность
во все времена, и сама она еще не встречала ни одного немца, который не был
бы обжорой. Фрейтаг, простодушно наслаждавшийся завтраком, с набитым ртом
повернулся к ней - и впервые встретил внимательно-отчужденный взгляд: тонкие
темные брови чуть приподняты, голова слегка склонилась набок, и словно бы
нет в этом взгляде ничего особенного, но Фрейтаг на миг утратил душевное
равновесие. Он отвернулся и с усилием глотнул. Когда он опять взглянул на
миссис Тредуэл, она смотрела на море.
по-английски, со всякими горячими блюдами: на буфете отбивные, омлет,
жареные грибы, сосиски со свежими булочками, - бери сам, что хочешь, и стоит
большой кофейник, из носика пар струей. Моя жена...
французском, для других случаев - другие заграничные стили, а время от
времени возвращаемся к родимым Eisbein mit Sauerkohl {Холодные свиные ножки
с кислой капустой (нем.).} и пиву. До чего утомительный народ, думала миссис
Тредуэл. И стиль у них, все равно их собственный или взятый у кого-то
взаймы, всегда оказывается грубый и корявый.
вполголоса пропела она, подражая Марлен Дитрих в самом пошлом, самом
низменном ее воплощении.
Марлен больше всего мне нравилась, когда она своим великолепным низким
контральто исполняла что-нибудь комическое. Тогда она была гораздо милее,
чем в ролях романтических героинь в кино.
все восхитительно низкого пошиба, мы очень их любим.
становится легко и весело.
собственные слова на время его успокоили. Воображение принялось собирать
осколки его разбитой вдребезги жизни и складывать в цельную картину - она
уже казалась почти прежней. Все это так - так было и, может быть, снова так
будет. Мари - вот что главное в его жизни, а Мари не может перемениться, так
с чего на него вдруг напал страх за их будущее? Нигде в целом свете не будет
хуже, чем в Германии, а может, еще и получше. Стыд и раскаяние охватили его
- откуда взялись те подлые, предательские мысли? Надо быть поосторожней, не
выдать перед Мари своих сомнений - хоть она и веселая, и умница, и все пони-
мает, но ее так легко огорчить и растревожить: ее часто мучают страшные сны,
порой проснется с криком, прильнет к нему, прижмется лицом к его плечу,
будто хочет вся зарыться, спрятаться в нем, - и никогда не расскажет, что же
во сне так ее испугало. А порой она как-то отходит и от него, и от самой
жизни, весь день сидит бессильная, поникшая, закрыв лицо руками. "Оставь
меня, - почти беззвучно говорит она в такие минуты, - я должна сама с этим
справиться. Подожди". И он научился ждать.
он живет - конечно, день за днем все то же, вечно в четырех стенах, с
упоением занимается любовью под пуховыми перинами, уплетает горы снеди; жена
у него, наверно, рослая, гладкая, розовая, спокойная, на голове короной
уложены белокурые косы, она щедро оделяет всех весельем и уютом, точно
густым супом в глубоких тарелках. Изредка они бывают в театре, в опере, чаще
- в каких-нибудь кабачках, на эстрадных представлениях, им нравятся
самоновейшие комики и непристойные песенки. В любое время рекой текут вино и
пиво, с большим размахом празднуются годовщины свадьбы и дни рожденья.
Миссис Тредуэл подумала, что Фрейтаг явно доволен жизнью - конечно, потому,
что лишен воображения и смолоду привык к завтракам по-английски, - деликатно
откусила кусочек телячьей котлетки и нашла ее восхитительной.
побывала - но не могла припомнить, чтобы хоть когда-нибудь ей было весело и
уютно. Меня может ущипнуть нищенка, напомнила она себе, и ни за какие деньги
я не в силах купить билет туда, куда мне по-настоящему хочется. Может быть,
такого места вовсе нет на свете, а если и есть, слишком поздно - туда уже не
попадешь. А мой муж предпочитал спать с первой попавшейся шлюхой, только не
со мной, хотя я очень старалась быть шлюхой, чтобы ему угодить, - и притом
он дни и ночи напролет твердил, как он меня любит! Больше всего он об этом
говорил посторонним. И если есть на корабле скучный тип, уж конечно, именно
с ним я и заведу разговор. А ведь этот издали казался довольно занятным,
Дженни Браун слушала его раскрыв рот.
которой купалась, точно в теплой ванне, как раз вовремя, чтобы уловить его
последние слова:
навсегда...
предпочитаю сам все устроить и уехать, пока еще есть время.
хотела его услышать.
он уже жалел, что начал такой разговор: эта женщина, миловидная и с виду
очень неглупая, оказалась на редкость тупой и равнодушной. - Разного рода
предупреждения. Пожалуй, ничего уж очень серьезного, но мы (мы? -
переспросил он себя) привыкли смотреть, куда ветер дует, и глядеть в оба, -
докончил он и сам подивился своей неосторожности: надо же,
разоткровенничался с этой чужой женщиной.
Когда-то я была знакома с одним русским евреем, он вспоминал про погром,
который пережил ребенком. Ему тогда было шесть лет, - говорила она спокойно,
Шилова Юлия
Березин Федор
Корнев Павел
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Соломатина Татьяна