Чтение 39–й страницы книги ~Из Америки

- Именно, - процедила я.

- На самом деле все наоборот, - проговорил русский грустно. - Справедливость первична, а закон - это лишь приближение к ней. Как в инженерном деле - вот явление, а вот его приближенное описание. Если система ведет себя не так, как утверждает описание, это описание неточно. Если закон несправедлив, он неточен и его нельзя придерживаться.

Я просто застыла. Так меня не поражало ничто - даже дурацкие выходки моих русских, даже их невозможные понятия и идиотские замечания.

- Только военные придерживаются устава, как Библии, - продолжал Щербаков, - потому что этого требует дисциплина, стержень армии. Потому я и сказал, что вы мыслите по-военному.

- Послушайте, - только и выговорила я, - откуда у вас такие мысли? Вы же сами полицейский, ну, из тайной полиции, И вы служили в армии.

- Служил, - неохотно кивнул Щербаков. До меня с опозданием, но дошло, что как раз об этом периоде своей жизни он рассказывает крайне неохотно - значит, не без причин. Да и Анджей намекал на что-то в этом роде. - И сам думал так же, как вы сейчас. Но когда пришлось, я не раздумывая поступил по чести, а не по уставу.

Он вздохнул.

- Потом был суд чести. Какая ирония, господи боже мой! Еще спасибо, что не трибунал - там я не отделался бы увольнением. В общем, у меня было время посидеть и подумать. И я не нашел в своих делах изъяна. А потом ко мне подошел человек, которого я не замечал прежде, и намекнул, где остро требуются люди с моими талантами. Так я пошел в охранку. Не самое уважаемое ремесло, скажу вам, особенно четыре года назад - тогда бомбисты всех мастей еще не так разыгрались, да и ризалисты трепали вашу колониальную администрацию, а не нашу. Но очень нужное ремесло. И я окончательно понял - бывает, что человек по закону виноват, однако я не могу первым бросить камень. А бывает, что человек живет по букве и параграфу, но его место на каторге.

Я стояла как оглушенная. Ведь я сама точно так же попала в этот идиотский отдел по связям с общественностью - привет от Клайда Джексона! Так почему мне никогда не приходило в голову отнестись к этому - так?

Кажется, я спросила об этом вслух.

- У вас, сударыня, демократия, - ответил Щербаков. - У вас нет справедливости. Только закон. И разъяснил очередной парадокс:

- В Российской Империи есть человек, который вправе нарушить или вовсе отменить любой закон. Каждый лично свободный подданный его императорского величества - а других у нас, слава богу, не имеется - вправе подать прошение на высочайшее имя, добиваясь справедливости. Раньше этот круг был уже, но последние шесть десятилетий дело обстоит именно так. Если закон несправедлив, царь может его просто обойти. В этом суть и смысл самодержавия. Ваш же президент подчинен закону не в меньшей степени, чем любой житель страны. Если закон несправедлив, ваши сенаторы и эти... конгрессмены должны собраться и либо исправить его, либо принять новый, который не будет иметь обратной силы. Несовершенство системы уменьшается, но за счет неимоверного разрастания законодательства, потому что предусмотреть надо каждую мелочь! Справедливости добиться таким способом нельзя, потому что точных решений этой задачи не существует, а ожиревший закон подавляет всякое стремление выйти за его рамки. Система задыхается под собственным весом. Никакое движение в ней невозможно. - Он вздохнул и добавил: - А все так хорошо начиналось. Сколько пунктов было в вашей Конституции - двадцать с чем-то?

- Мы бы никогда не допустили человека до такой безграничной власти, - пробормотала я.

- Власть царя не безгранична, - поправил Щербаков. - Ей пределом закон божий.

- Это не предел! - взорвалась я. - Ну чем он лучше других?! Да хотя бы вас?

- Царь не "лучше", - ответил русский. - Он выше. Это не одно и то же. Священник тоже не лучше любого другого человека. Но апостольская благодать дает ему власть вершить святые таинства, в то время как обычному человеку такой власти не дано.

Если подумать, это даже логично. Как и все, что говорит Щербаков, - очень разумно и совершенно нелепо.

- Будем считать, что я уловила аналогию, - пробурчала я.

- Но мы отклонились от темы, - заметил Щербаков. - После нашей беседы вам не стало легче нарушать закон?

- Хотите сказать, что наша благая цель оправдывает средства? - попыталась съязвить я.

- Не всякие, но кое-какие, - поправил меня русский. - Думайте об этом как о необходимой самообороне. И тут я опять остановилась.

- Слушайте, Сергей, - проговорила я, внутренне сжавшись, - а какого черта вам это надо?

- Что - это? - переспросил он.

- Спасать президента вражеской державы, - пояснила я.

- Не вражеской, - педантично уточнил он. - Всего лишь враждебной. А во-вторых, как по-вашему, кто для России выгоднее на этом посту - Форд с его программой экономического соперничества или эти доморощенные вояки?

- Но одну войну вы уже у нас выиграли?

- Не мы выиграли, - вздохнул Щербаков, - а вы проиграли. Обещайте, что никому не скажете то, о чем сейчас проболтаюсь я.

- Обещаю, - машинально брякнула я и тут же опомнилась: - Совсем никому?

- Андрею можно, - смилостивился русский. - Вашим соотечественникам нельзя

- Ладно. - Я скрестила средний и указательный пальцы. А вот и обманула!

- Войну проиграла ваша армия. Дезорганизованная, деморализованная с первых часов. Но если бы сопротивление продолжалось, еще неизвестно, как бы обернулось дело. Поймите правильно - мы бы все равно победили, даже если бы каждый ваш солдат сражался до последнего, Но что бы осталось после этого от Аляски да и от всей Земли - вопрос спорный.

Он поймал мой недоуменный взгляд,

- Вы не знали, что ваш генерал Поквелл хотел применить атомное оружие против армии вторжения?

- Но ваши крейсера уже стояли на рейде Фриско! взвыла я.

- Нас бы такое не остановило, - резковато ответил Щербаков. - Но суть не в этом. Мы отплатили бы той же монетой втройне. И я почти уверен - Британия вмешалась бы хотя бы под тем предлогом, что лучеактивная пыль поражает канадских медведей. И что дальше? Вторая Мировая война? Всего два атомных взрыва, а Европе икается до сих пор - что было бы, начни мы швыряться бомбами направо и налево? Официально этого не подтвердят, но я знаю - были планы применить их против городов противника.

Мне стало плохо. Взрывы в Альпах и на германской границе унесли тысячи жизней, но взрыв над центром Фриско унес бы миллион.

- Мы не готовы к глобальной войне, - закончил Щербаков свою тираду. - Никто не готов. Если бы мы заподозрили, что война продлится больше трех дней, она бы не началась. И она была последней. Надеюсь и молюсь об этом.

- А иначе?

- А иначе последней будет следующая, - мрачно ответил русский, - Совсем последней. Он оглянулся и немного посветлел.

- Тьфу, пропасть! Вот же наша машина, Кейт, видите?

На Аляске, значит, ему отбило военное мышление. Посмотреть бы на него тогдашнего. Что это был за гибрид Тарзана с Суперменом, если он в штатской модели страшнее нашего спецназа?

Федеральная территория Аляска,

14 марта 1975 года, пятница.

Сергей Щербаков

Ночь превращается в день.

Осветительные ракеты бьют в небо одна за одной, не дожидаясь, пока предыдущая выгорит до конца. Городок залит нестерпимым после ночной тьмы сиянием, тени не успевают лечь на снег, как их сметает очередной всплеск света. Защитники базы опомниться не успевают Они, как застигнутые морозом Мухи, вяло и бессмысленно шевелятся, а тем временем наши солдаты проворно занимают дом за домом.

Но долго так продолжаться не может.

- Вперед! - ору я, а ноги сами несут меня, согнувшегося, от укрытия к укрытию, руки сами, повинуясь заученому ритму, посылают то в одну сторону, то в другую предупредительный свинцовый плевок. - Вперед!

Так и хочется добавить "канальи", однако ведь не поймут. Все мы хотим жить вечно. Но это не главное наше желание

- Вперед! Патронов не жалеть!

А там - вспышка, и разлетаются живописные обломки. Какой дурак стреляет из подствольника? Или это янки? Нет, они еще не отошли от потрясения, значит, надо скорей, скорей, пока не очнулись, еще быстрее...

- Вперед!

Все, каникулы кончились. Стоило одному янки очнуться, дать очередь из своей "модели 8А", и остальные пришли в себя, словно по команде. А мы еще не прорвались к дальнему краю базы, туда, где выброситься нельзя из-за рельефа - территория упирается в поросшие кривыми елками скалы. Стоит противнику сорганизоваться, собраться - и малой кровью мы не отделаемся.

- На раз-два, бегом - вперед!

Все как на учениях - первые номера падают в снег, прикрывая вторых огнем, а те мчатся вперед сломя голову, чтобы залечь за подходящим укрытием, неважно, каким, даже если это скорчившийся штатник, накрывший телом красное пятно на белом снегу.

- Пошел, пошел!

Очередь прошивает воздух совсем близко. Я падаю вбок, одновременно посылая ответную - просто чтобы отвлечь противника. Скорчившись за углом дощатого сарая, успеваю глянуть на наручный хронометр. Пока что мы укладываемся в график, но стоит напору атаки ослабнуть - и мы завязнем. А раз так - не годится отсиживаться в укрытии. Тоже, командир - из тылов бомбардир.

- Вперед! - ору я, выскакивая из-за сарая с автоматом наперевес. Зря ору - за эти секунды мои ребята уже продвинулись не на один шаг. Ты бы еще "ура!" гаркнул, Сережа.

Постепенно наша линия редеет - двойки расходятся занимать здания. У меня напарника нет, есть только связной, но он сейчас сидит на рации в винтокрыле. Значит, мне отдуваться за двоих. Похоже, сопротивление слабеет. Оно и к лучшему - все равно большую часть заставы мы взяли тепленькими в казарме.

Вот подходящий сарай. Простите, ангар. Над дверьми надпись - "Боеприпасы". Машу рукой своим - вперед, а сам влетаю внутрь, выискивая дулом цели.

Цель одна. Дрожащий солдатик в тонком тулупчике расковыривает фомкой ящик с гранатами. Здорово старался - даже автомат отложил, вон он, на ящиках с патронами. И расковырял, судя по тому, что одна граната у него сейчас в руке.

- Брось, - приказываю я, поднимая автомат.

Проклятье, как же я буду стрелять? Не дай бог, сдетони-рует. Полбазы придется откапывать из-под обломков. А если шальная доска попадет в винтокрыл... Нет, так нельзя.

- Брось! - повторяю.

Глаза у парня совершенно пустые. Он меня не понимает или не слышит. Рука тянется к чеке. Угораздило меня нарваться на самоубийцу! Прилаживаю приклад к плечу, ловлю парня в прицел. Вот так я, прежде чем он успеет взорвать нас

- За Америку! - сдавленно всхлипывает парень, хватает чеку. Мой палец уже давит на курок, когда мальчишка выпускает гранату и, хныча, опускается на колени.

- Черт, - только и могу выдавить я. Мне стыдно.

Я хватаю парня за шиворот - он не сопротивляется - и тащу за собой к двери. Да, посмеются надо мной за такого пленного. Камикадзе недоделанный.

Мы уже подходим к двери, когда едва слышный шорох предупреждает меня. Значит, за ящиками прятался второй янки. А вокруг нас взрывчатка. Но этот парень не хочет взрывать нас всех, он хочет добраться до меня.

"Пустая рука" - вот мой путь. В моей ладони нет тяжелого автомата, она сама выплевывает одну-единственную пулю. И та сама ловит второго штатника в прыжке. Он, правда, успевает выстрелить, но в молоко.

- Пошли, - бормочу я, дергая пленника за шкирку.

Мальчишка глядит на труп своего соотечественника - крупного, мясистого мужика с бульдожьей мордой - и заходится в позывах сухой рвоты. Я вытаскиваю его из склада.

Снаружи утихает стрельба. Над поселком в зареве догорающих ракет проплывает винтокрыл снабжения. Я машинально проверяю рожки - все правильно, к следующей выброске надо пополнить запас. Впереди Платинум.

В окрестностях Гроверс-Пойнт, штат Виргиния,

ночь с 29 на 30 сентября 1979 года, суббота - воскресенье.

Анджей Заброцкий

На карте это было обозначено, дай бог памяти, как-то вроде "сборного пункта". Неплохой, однако, "пунктик" соорудили господа комитетчики. До того на военную базу похож - слов нет.

Располагалось сие заведение в низинке, а рядом, на соседнем холме, за покосившейся табличкой "частная территория", возвышался старый развесистый клен. Вот с него я в данный момент и исследовал базу при посредстве австрийской оптики, вдумчиво и обстоятельно. Разгильдяйство, кстати говоря, полнейшее. На этом клене только помоста нет с прокатным телескопом и надписью "Шпионам - скидка".

И чем больше я всматривался, тем больше мне все это не нравилось.

Во-первых, мне не нравилась суета на территории, особенно вокруг низенького двухэтажного строения, которое я определил как штаб. Американцы, конечно, вообще склонны суетиться по поводу и без повода, словно безголовые куры, но именно эта конкретная суета очень уж походила на лихорадочную подготовку. К чему бы это, господа, а?

А еще мне сильно не тянулись несколько десятков крытых грузовиков, выстроившихся на асфальтовом плацу перед казармой, и открытые боксы, а в боксах - один, два, три, пять американских гробовидных бронетранспортеров, и на закуску - английский гусеничный броневик "Эрроу" с характерным хоботком "эрликона".

Ну, знаете, господа! Я за эти дни много всякого насмотрелся, но частная, пусть и вшивая, бронетехника в нескольких десятках верст от столицы! И вы еще хотите называться цивилизованной страной?! Многого хотите, господа!

Проникнуть на территорию, как и следовало ожидать, особого труда не составило. Прожекторные вышки по углам - ей-же богу, несерьезно. Впрочем, комитетчики, похоже, и не ждали особого слета шпионов к своей базе. У меня лично сложилось впечатление, что больше внимания уделялось тому, как бы кто с нее не выскользнул. Что тоже, кстати, наводит на размышления.

До боксов я доскакал минуты за четыре - именно доскакал, потому что холодало все больше и в тонкой рубашке было весьма неуютно. А что поделать - черных свитеров на супербазаре не отыскалось, а куртки все были из эрзац-кожи такой скрипучести, что мертвого из могилы подымет, не то что часового. Я осторожно заглянул внутрь, убедился, что все имеющиеся техники в количестве аж четырех рыл возятся с одним из "гробовиков", и просочился вдоль стеночки к приветливо распахнутому кормовому люку "Эрроу".

Стоп! Там кто-то уже сидел. Я сжался и старательно попытался слиться с траками. Меня здесь нет, меня здесь нет, я просто кучка черной ветоши... Черт, да он, похоже, там один!

Точно. Внутри был только мосластый паренек в замасленном комбе. Быстрый - он успел развернуться, увидеть меня, выпучить глаза и даже начал разевать пасть, но уж этого я ему позволить не мог и отключил его, как у нас говорили, легким касанием подошвы об челюсть. Шутка. В десантном отсеке штучки по Борису Ли не проходят.

Получилось, правда, не совсем аккуратно. Падая, этот олух умудрился здорово рассадить лоб. Вреда, конечно, большого нет, череп - штука прочная, но кровищи... Пришлось срочно искать аптечку и посыпать пленного стрептоцидом, а заодно уж и связывать ненадежнее, благо резиновых жгутов отыскалось три вместо двух положенных.

Закончив упаковывать бедолагу, я тщательно запихал ему в рот марлевый пакет и только после этого дал понюхать нашатыря (запасливые люди лимонники, чего только в их аптечках нет. Даже ОН, родимый, правда, в склянке с черепом). Придя в сознание, пленный вытаращил глаза, попытался выплюнуть кляп - чего я, понятно, не позволил - и задергался в каком-то спазматическом припадке. Я позволил ему побиться секунд пять и утихомирил пинком под ребра.

- Лейтенант Мухоморе Сыровато, - отрекомендовался я. - Японский императорский флот. Разведка. - И продемонстрировал вместо документов сверкающий складной ножик, который и навел меня на мысль о грибном машкераде. - Сейчас моя вытащить кряп. Если твоя вопить - моя отрезать язык и заставрять прогротить. Все поняр, жертва аборта?

Пленный истово закивал. Глаза его уже начали наполняться слезами. Пацан. Как его только занесло во все эти дела?

Впрочем, вид у меня, наверно, был еще тот. В черных джинсах, черной шелковой рубашке, черной же маске - лыжная шапочка с прорезями - я и впрямь отдаленно смахивал на ниндзя из гоминьдановских боевиков, где доблестные китайцы неизменно побеждают коварных японцев.

- Имя?

- X... х... Генри, сэр. Генри Фэрланд.

- Звание?

- Техник, сэр. То есть, простите, сэр, доброволец первого класса, сэр. Отряд волонтеров "Охотник Пакстона", сэр.

Это было ответом уже на следующий вопрос. Бедняга выбалтывал ответы, прежде чем я успевал их задавать.

- Кто твоя командир?

- Сержант Бредли, сэр.

- А его командир? Нет, стоп! - поправил я себя. - Кто тут вообще самый гравный?

Только бы не сбиться! Японцы букву "л" не выговаривают, значит, и мне не след.

- Самый главный, сэр? - озадаченно переспросил пленный. - Нашим отрядом командует полковник Пакстон, а лагерем - полковник Джонсон, но наш полковник ему не подчиняется, а "Ричмондским ополчением" командует полковник Шортфор, и он тоже никому не подчиняется, но три дня назад в лагерь прибыл генерал из Вашингтона, как его зовут, никто не знает, и с ним еще кто-то из руководства Движением, они целыми днями сидят в штабе и...

- Достаточно, - оборвал я излияния Генри.

М-да, интересная, однако, у них организация. Наплодили, понимаешь, полковников - я вспомнил злополучного Бранта. Плюнуть некуда, в полковника попадешь. А теперь еще и какие-то шишки. Поймать бы такую шишку да порас-спрашивать спокойненько так, не торопясь. Я припомнил суету вокруг штаба и вздохнул, отгоняя заманчивое видение пузатого штабного, привязанного вместо худосочного теха. Тут нужен либо агент бляха 007, либо три-четыре егеря. Одному не потянуть.

- Последний вопрос. - А, черт, все-таки сбился! - Что вы тут затеваете?

Пленный выпучил глаза еще больше.

- Н-не знаю, сэр. Н-не могу знать.

- Неправирьная ответа, - прокомментировал я, мигом возвращаясь обратно в образ бравого лейтенанта Мухоморе, и для полноты картины легким махом ножа отчекрыжил у допрашиваемого кусок воротника. - За каждая неправирьная ответа буду отрезать по кусочку от... - Я задумчиво уставился на пленника, словно прикидывая, откуда будет удобнее начать. Бедняга побледнел и начал трястись мелкой-мелкой дрожью. - От низа до верху.

- Но я действительно не знаю!

- Твоя забыра добавить "сэра", - заметил я, меланхолично поводя ножом перед глазами пленного. - Прохо. Тогда моя посре тебя начнет нарезать твои товарищ. Пока одна из них не начнет отвечать правирьна.

- Но меня расстреляют... - проблеял пленник. - Сержант Бредли обещал...

Я весь напрягся. Неужели этот хлюпик знает что-то действительно важное?!

- Сержанта дареко, - возразил "лейтенант Мухомо-ро". - А моя бризко.

В качестве дополнительного аргумента я легонько кольнул пленника в кончик носа.

- А-а! - прохрипел Генри, с ужасом уставясь на набухающую каплю.

- Твоя еще подбодрить? - вежливо поинтересовался лейтенант Мухоморе. - Ири твоя кончает пузыри пускать?

- Нам приказали подготовить машины к завтрашнему утру! - на одном дыхании выпалил тех. - Сержант Бредли приказал и добавил, что это приказ с самого верха и что машины должны быть в самом полном порядке, потому что завтра с утра предстоит очень важный марш, и если что-то сломается, то он лично найдет виновного и так надерет ему задницу, что тот на сковородку в аду будет садиться как на перину...

- Хватит! - рявкнул я. Образчики творчества неизвестного мне сержанта Бредли меня отнюдь не волновали. А вот приказ... Значит, господа, "завтра на рассвете"? Сие нам знакомо. "Чуть солнца луч прорезал утренний туман и, брызнув от брони, в шелка знамен попался..." Или другое? "День назывался четвергом, рассвет был алый..."

Пся крев! На какой-то момент мне чертовски, прямо-таки мучительно захотелось наплевать на свой первоначальный план и все-таки попытаться выловить кого-нибудь из местного командования, благо их тут, если верить пленному, наплодилось до черта, и все они, мать их, прости господи, равнобезответственные. То есть посвященные в Тайну.

Спустя пару секунд наваждение прошло, сгинуло, и я остался сидеть, продолжая механически крутить пальцами нож - быстрее, быстрее, пока лезвие не превратилось в сверкающий круг. - А-а...

Похоже, янкес решил, что терять ему все равно нечего - нарезать его будут так или эдак, - и решил погибнуть быстро и геройски - завопив. Или у бедолаги просто потекли с перепугу мозги - в тот момент мне было не до выяснений. Я просто выбросил левую клешню вперед и уцепился за горло, задавив нарождающийся вопль в зародыше. Подержал секунд семь и отпустил - я ж не зверь.

Пленный обмяк. Минут десять гарантированной тишины у меня есть, а с учетом хлипкого сложения теха - до получаса включительно. Впрочем, уж чего-чего, а тишины здесь в ближайшие полчаса не будет. Не надейтесь и даже мечтать не смейте.

Я стащил тело на пол отсека, протиснулся в башню - все было в полной боевой, оба контейнера - с бронебойными и разрывными - полностью уложены, осталось только заправить концы лент в приемник пушки. Это я и проделал. Сама пушка застопорена в нулевом положении, ствол у нее при этом для удобства заряжания приподнят чуть вверх - что меня вполне устраивало, потому как ничьих голов я сносить не собирался. Разве что фигурально выражаясь.

Самым сложным было выпихнуть обмякшего щтатника из отсека. Он, казалось, цеплялся всем за все сразу, а пихать его в узком отсеке и так было не очень с руки... Короче, я плюнул, выскочил наружу - остальные техи так и продолжали копошиться возле дальнего гробовика - и одним рывком выкинул его на бетон, после чего забрался обратно и наглухо задраил люк.

Йес, как говорит Кейт. Теперь меня отсюда без гранаты не выковыряешь. Да что там без гранаты - без танка!

Кресло водителя оказалось неожиданно мягким и удобным. Приятная, знаете ли, неожиданность. Ну что стоит нашим конструкторам поставить на "Ежа" что-нибудь подобное? Плюнуть и растереть. Так нет же. Вот посадить бы господина Тимофеева Р. С. седалищем в придуманную им зубоврачебную табуретку да устроить ему бросок по сильно пересеченной местности минут на четыреста - посмотрел бы я, как он потом ходил бы, а главное - как бы он потом садился

А вот господа лимонники предусмотрели. Это и многое другое. В частности, позаботились и о том, чтобы электроспуск пушки был выведен и на штурвал водителя Мало ли что в бою случится, а огонь машина должна вести.

Еще секунд тридцать я пялился на пульт, виденный до этого только на учебных плакатах, старательно воскрешая в памяти сухие, четкие фразы инструктора. Вздохнул напоследок и щелкнул тумблером.

Зашуршал движок. Именно зашуршал, я не смог подобрать иное определение для этого звука, плавно переходящего, по мере нарастания оборотов, в ровный гул. Многотопливный дизель фирмы "Роллс-Ройс" - что может быть лучше? Если вам скажут, что может, - не верьте. Танковый - да, танковый лучше у нас, а для броневика...

Я осторожно качнул штурвал вперед, и послушная машина, лязгнув гусеницами, сорвалась с места.

Йо-хо-хо, господа янкесы. Кадриль начинается!

"Эрроу" разгоняется быстро Десять... пятнадцать миль в час... Стрелка спидометра лихорадочно плясала перед глазами. Двадцать... В первый грузовик мы врубились на двадцати двух.

Если бы у меня было время поразмышлять, я бы позавидовал танкистам - они такое испытывают чаще. Нет, не сумасшедший толчок, едва не приложивший меня об пульт, а пьянящее чувство власти над мощной машиной, которая, кажется, сама нашептывает тебе сквозь рев мотора: "Дави-ить!"

И мы давили. Мы били, толкали, таранили, расшвыривали эти несчастные грузовики - пся крев, да мы на них плясали. Если там осталась хоть одна неискореженная груда металла - значит, я ее просто в азарте не заметил.

Вырвался я оттуда только после того, как в люке начало явственно припахивать бензином из разбитых баков. Два десятка грузовиков, наверняка заправленных под завязку, - это вам, господа, не рыбий жир на блюдечке. Если полыхнет... А я уж позабочусь, чтобы полыхнуло обязательно.

Но сначала... Я сдал назад и, крутанувшись, остановился в сотне метров перед боксами. Техники оттуда, естественно, уже повыскакивали и сейчас, поразевав пасти, наблюдали за взбесившимся броневиком. Вот и отлично, вот и стойте так, ребята, главное, на линию огня не лезьте! Мне Щербаков что наказывал - без лишних жертв.

Теперь быстро, быстро... Я перебрался в кресло командира, переключил рычажок на "бронебойные" и плавно навел риски прицела на тупую морду первого броневика. Чуть помедлил, сам не знаю зачем, и надавил гашетку.

Очередь прозвучала неожиданно громко. Да и снопы огня, вырвавшиеся из рассекателя "эрликона", впечатляли. От броневика только клочья полетели. Так-то, господа. 20-миллиметровый бронебойный - это вам не какие-нибудь хухры-мухры, Он, между прочим, 35 миллиметров стандартной английской брони прошивает. А у вас ее сколько?

Следующий броневик от очереди осел и начал окутываться дымом.

В этот момент опомнившиеся наконец техи сыпанули прочь, и я смог спокойно, уже не опасаясь кого-нибудь задеть, вытянуть вдоль оставшихся "гробов" хорошей, длинной, в полукладки трассой. После чего развернул башню и прошил напоследок свалку на месте бывших грузовиков, тоже не коротко, снарядами двадцатью. Щедро? А мне для вас, господа, не жалко!

И только сейчас над базой разнесся заунывный вой сирены.

Совсем охамели эти штатники. У них больше минуты форменная война идет, а они только сейчас тревогу объявляют. Наши их на Аляске уже застали один раз в сортире... со спущенными штанами. Да, видно, не пошла наука впрок.

Я пронесся мимо бывших грузовиков - там уже что-то начинало разгораться, хотя пока слабо, - вырулил примерно на середину плаца. Из казарм справа и слева горохом сыпали полураздетые комитетчики, большинство с оружием. Спали они с ним в обнимку, что ли? Стрелять пока, правда, кроме меня, еще никто не начинал. Ничего, господа, сейчас начнете! Поводов я вам предоставлю сколько угодно.

"Эрроу" лихо вырулил на середину плаца и уж было начал разворачиваться, когда в глаза мне ударил ослепительный свет, а прямо перед броневиком вздыбились такие знакомые фонтанчики земли.

Вышки, пся крев! Опомнился кто-то.

Это мне сильно не понравилось. На свои "Эрроу" господа лимонники навешивают дополнительные бронелисты, что снижает скорость - не намного, - зато резко повышает выживаемость. Однако на моем ничего такого не было - то ли британцы не дали, то ли комитетчики поскупились, а проверять, пробьют ли пули штатовского станкача кольчугалюминиевую броню, как-то не хотелось. Наши, сколько мне мнилось, пробивали.

Рывок назад, вправо, вперед - и длинная очередь разрывными.