Чтение 39–й страницы книги ~Грабители~

вот мистер Макагон.

При упоминании его имени Джеймс Макагон широко зевнул.

"За такие деньги мог бы и не зевать", - раздраженно подумал Билл
Харченко, Это дурацкое заседание затягивалось, а ему хотелось, чтобы все
прошло быстрее. Когда раздавалась та или иная реплика, он вздрагивал и с
ненавистью смотрел на крикуна. Харченко не хотелось крови. Накануне Барнаби
проговорился ему, что имеет прямое указание "выводить под ноль" всех
подозрительных.

Биллу не нужно было спрашивать, чье это указание. И так ясно, что
генерала Линкольна, ведь это его жеребчики с перебитыми носами и накачанными
бицепсами ждали случая отличиться. Когда Харченко видел их жокейские
костюмы, ему было и смешно и страшно одновременно.

Вчера пропал один из гостей. Накануне он орал, что уже понял, чего от
него хотят, и что он не продается.

Неизвестно, что он имел в виду, но полковник Барнаби истолковал все
по-своему.

К вечеру смутьяна уже нигде не было видно.

Билл прогулялся за бассейн и там, между рядами живой изгороди, увидел
неровно уложенные куски дерна. От мысли, что скоро здесь может образоваться
целое кладбище, ему стало плохо.

Обсуждать эту проблему с Барнаби Харченко не стал, поскольку опасался,
что его особые полномочия распространялись и на него тоже.

- ... И естественно, являясь новым участником рынка артефактов, Имперское
торговое агентство очень заинтересовано в создании положительного имиджа, -
продолжать журчать Джулиан Эйр.

Харченко посмотрел на гостей. Они уныло внимали болтовне Эйра и думали
только об одном - сколько им заплатят за молчание. Дураков тут не было, и
все прекрасно знали: денег просто так не дают.

- Эй, Джулиан! Ну сколько можно! - закричал еще какой-то парень, которому
надоело ждать.

Харченко заметил, как из задних рядов приподнялся Барнаби, а от двери
шагнули двое "жокеев". Билл не видел, когда они пришли.

Между тем тревога оказалась ложной. Молодого человека все устраивало,
только хотелось поскорее узнать о размере вознаграждения.

"Жокеи" разочарованно вернулись к двери, а полковник Барнаби сел на
место.

- Чего воду толочь, Джулиан? Огласи размеры отступных, и начнем
обсуждать.

- Правильно! - поддержали остальные.

- Давай оглашай - не наступайте нашей песне на горло! - прокричал Эрнст,
десять минут назад ратовавший за независимую прессу.

- По десять тысяч кредитов на брата! - произнес Джулиан долгожданные
слова. Сидящие рядом с ним

Хорст Анжу и Джеймс Макагон напряглись. Они знали, что бюджет выплат
ограничен и, если коллеги потребуют добавки, им, столпам журналистики,
придется отрезать от своих раздутых премиальных, а им этого не хотелось.

- Ну вот и отлично! - не оставляя времени на дискуссию, воскликнул
Джулиан. - Заседание закрыто, деньги начнем выдавать с завтрашнего дня. Все
- приятного отдыха!

Собрание радостно загомонило, все повскакали с мест и пошли к выходу.
Через минуту они уже стояли на лужайке и обсуждали последние события, швыряя
окурки и сморкаясь в зеленую траву.

"Ну вот, кажется, и все, - подумал Харченко. - Мы купили этих мерзавцев,
и теперь я отправлюсь домой, к Лизе и карапузу Вилли".

Представив своего наследника, Билл заулыбался. Однако тут же он вспомнил
Ханну, и ее образ внес в его мысли смятение. Возвратиться к семье - это
хорошо, но вот Ханна - с ней придется расстаться.

Впрочем, причин для грусти формально не было - между ними так ничего и не
произошло.

"Наверное, поэтому мне так тоскливо", - подумал Билл.

Под раскидистые листья пальмы, где так хорошо грустилось Биллу, нырнул
Барнаби.

- Ах вот он где прячется! - воскликнул полковник. - А у меня к тебе дело,
Билли.

- Какое дело, Хельмут? - Харченко старался быть приветливым.

- Ну, - Барнаби замялся, а затем все же сказал: - Ты не против, если я
трахну твою Ханну? Всего разок, так сказать, на брудершафт.

- А ты с ней уже договорился? - спросил Билл, стараясь говорить как можно
спокойнее.

- А куда ей деваться? Здесь я решаю, кому жить, а кому со мной спать...

Харченко почувствовал, как у него в ногах заработали какие-то моторы. Они
сильно затрясли его щиколотки, затем коленки, а потом и все тело.

Круглый Билл резко поднялся со стула и, схватив Барнаби за лацканы
пиджака, рывком приблизил к своему лицу.

- Ах ты с-сука! Ах ты ур-род! Главным себя вообразил?! - шипел и брызгал
слюной Харченко. - Да у меня мандат на твое устранение, гнида!

Билл размахнулся и влепил полковнику пощечину, потом вторую. Барнаби
взвыл, однако сопротивляться не решался, боясь "мандата на устранение".

Харченко отшвырнул деморализованного противника и, выскочив из-под
пальмы, натолкнулся на двух "жокеев". Те в страхе шарахнулись в стороны,
даже и не подумав его задерживать.

Взбежав на второй этаж, Харченко хотел закрыться в своей комнате и
посидеть в одиночестве, однако его окликнули: - Билл!

Это была она, Ханна. Ее одежда, как всегда, состояла из чего-то
невесомого и прозрачного.

- Привет, Билл, - сказала Ханна и подошла ближе.

- Привет, Ханна, - ответил Харченко. В обществе высоких женщин он
чувствовал себя некомфортно. Лицо Билла находилось как раз на уровне ее
груди. С одной стороны, ему было все хорошо видно, а с другой - хотелось бы
быть повыше.

- Ты смешной, Билл, - сказала Ханна и, нагнувшись, поцеловала Харченко в
лоб. - Ты хочешь меня? - спросила она таким тоном, каким спрашивают
мальчика: ты хочешь на карусель, малыш?

- Угу, - ответил Билл и потупился.

- Ну тогда пойдем - моя комната в противоположном конце коридора. Ты
знал?

- Знал.

- А почему же не приходил ко мне раньше?

Билл пожал плечами и виновато улыбнулся. Он нерешительно ступал следом за
Ханной и уже заранее чувствовал себя счастливым.

Проходя мимо лестницы, Билл заметил парня, который отчаянно
мастурбировал, привалившись к стене.

- Это Герман, сотрудник газеты "СТЫД-Инфо". - пояснила Ханна. - Никакого
хулиганства, только сила привычки. Обычно они делают это всей редакцией в
обеденный перерыв. У них порнографическое издание, и приходится снимать
напряжение.

- Привет, Герман, - поздоровалась Ханна.

- Привет, Ханна, - ответил Герман и помахал ей свободной рукой.

Жак Монро спал и видел сон.

Ему снилась буря, которая выворачивала с корнем деревья и, сбивая их в
огромный ком, несла дальше, до самого моря. Там ком распадался и тонул в
бушующей пучине, а сам Жак неведомым образом переносился на остров.

Этот остров был огромной платформой с опорами, уходящими на самое дно.
Жак видел себя со стороны, видел, как он ходил по этой платформе, ровной и
блестящей, словно стекло.

И еще он видел собственное отражение. Отражение подмигнуло Жаку и
сказало: - Ну и что, стоило тащиться в такую даль?

Жак очень удивился. Его отражение вовсе не было на него похоже.

На этом сон прервался, и Монро открыл глаза.

- Как спалось, сэр? - спросил Лутц. - Всякая дрянь снилась.

Лейтенант сел - и провел по лицу ладонью, словно отгоняя наваждение. Он
до сих пор помнил, как странно выглядело отражение, так не похожее на него
самого.

- У вас еще сорок минут сна, сэр.

- Я больше не усну, Тони. Давай ты, а я покараулю.

- Вот это я с удовольствием, - обрадовался Лутц. Бросив под голову шлем,
словно это была подушка, он лег на траву и укрылся маскировочной сеткой.

- Шапиро выходил на связь? - спросил Монро.

- Да, пятнадцать минут... назад... - уже засыпая, ответил Лутц. - С
опушки леса...

Жак поднял свою винтовку и, опершись на нее, поднялся на ноги.

Солнце просвечивало сквозь кроны деревьев, а по веткам прыгали небольшие
серенькие птички, напоминавшие воробьев. Они ни с кем не воевали и,
наверное, имели право ни от кого не прятаться.

Монро вспомнил о Саломее. Хорошо бы погулять с ней вот по такому лесу, а
не пытаться заниматься любовью в кабине боевого робота.

"Военная специфика", - усмехнулся Жак.

Достав рацию, он снова попробовал связаться с Вильямсом, но результат был
тот же. Тогда он переключился на короткую дистанцию и вызвал Шапиро.

- В чем дело, Лутц? - отозвался тот.

- Это я, Ральф. Лутц спит. Как вы там?

- Кое-что разведали, сэр, и Хосмар показал много интересного. Через
полчаса вернемся, - коротко отрапортовал Шапиро.

- Ну хорошо, возвращайтесь. Откуда пойдете?

- С запада.

- Хорошо.

Жак убрал рацию в карман и вздохнул полной грудью. Воздух был здесь
чистым и каким-то пьянящим.

Монро посмотрел на гору, с которой они спускались на рассвете. Пушистые