не могли вспыхнуть оба сразу, почти в одно и то же время, вследствие
глупой случайности...
вызывала - перед толпой остановились, не в силах пробиться, десятка три
разномастных экипажей. Старикашка в лиловом с серебром вицмундире
тюремного ведомства, департаментский секретарь, громко разорялся насчет
своей прерванной поездки, вызванной государственной необходимостью. Но на
него не обращали внимания, не говоря уж о том, чтобы расступиться и дать
дорогу, - его собственный кучер сбежал с козел таращиться на пожар, как
все прочие возницы да и их господа. Так что Сварог, энергично ринувшийся
сквозь толпу, подозрений не вызывал - одни шумные протесты, тут же
утихавшие, едва те, кого он расталкивал кулаками и рукоятью меча,
оглядывались и убеждались, что имеют дело с дворянином.
железная рама. Выгорела и каменная конюшня, где стояли лошади Сварога. На
мокрой брусчатке, дымя и шипя, испускали последние искры разномастные
головешки - в точности Свароговы педантично расписанные планы, если
мыслить образно. Некуда податься. К Маргилене возвращаться никак нельзя,
проще сразу повеситься на ближайшем фонаре, благо есть перекладины...
но вспомнил, что сейчас он неузнаваем. Шагах в десяти от него понуро стоял
начальник снольдерской разведки. Судя по его костюму, неполному и
пребывавшему в жалком виде, граф спасался из горевшего дома через окно,
изрядно перемазавшись при этом в известке и кирпичной пыли. Тут же торчали
два его молодчика, грязные и хмурые, бдительно зыркая по сторонам. Значит,
снольдерцы тут ни при чем...
грязи и копоти, не невредимую. Она что-то объясняла бравому усатому
квартальному - точнее, энергично и обстоятельно, с привлечением всех
красот и перлов морского лексикона высказывала свое мнение о поджигателях
и объясняла, что с ними сделает, если они ей ненароком попадутся.
Квартальный почтительно слушал, явно стараясь запомнить как можно больше
шедевров изящной словесности, рожденной вдали от твердой суши.
Сварог протиснулся поближе, дернул тетку Чари за прожженный рукав:
без расспросов и охов-вздохов поспешила следом. Открыла дверцу кареты, миг
ошарашенно взирала на сидевших там, потом решительно полезла внутрь.
Сварог задержался возле козел.
наших храмов? Братья вас охотно спрячут...
Кто-нибудь умный быстро выстроит логическую цепочку, если не выстроил уже.
Мы пока что отвечаем на их ходы, а нам пора делать свои, неожиданные и
непредусмотренные...
кареты, приходившегося Сварогу по грудь, несло дегтем. Толпа, где все
стояли к нему спинами, напоминала прессованную ветчину. На душе было
смутно и паскудно, но безнадежности Сварог не чувствовал, он еще долго
готов был барахтаться в этом чертовом горшке со сметаной, пока не
получится масло...
возможно, его собственный. И никто из стоящих на улице не обращал внимания
на скользившую по земле округлую черную тень - самое обычное зрелище, -
никто не задирал голову, чтобы полюбоваться на столь обыденную деталь
небосклона. Пожар, даже погашенный, был гораздо интереснее - старое
развлечение, никогда не приедавшееся.
потому что больше некуда было, но и на полу оказалось не уютнее, со всех
сторон стискивали сапоги и ножны мечей. Пахло гарью, пылью и сапогами -
но, увы, такие картины и запахи, каким бы эпохальным событиям они ни
сопутствовали, никогда не войдут ни в школьные учебники, ни в романы.
Мушкетерские лошади никогда не воняли потом, мушкетерские слуги не воняли
чесноком, а мушкетерские дамы никогда не ловили на себе блох...
переляг выкарабкивался, а тут вот сгорел. Из подвала не успел выскочить,
когда эта стерва...
первого этажа, вдруг нос к носу столкнулась с совершенно незнакомой
женщиной, видом и одеждой напоминавшей гильдейскую шлюху среднего пошиба -
как раз такую, что могла бы невозбранно разгуливать по Адмиральской.
Незнакомка, как крыса, прошмыгнула мимо хозяйки в первую попавшуюся дверь,
и не успела тетка Чари изумиться такой наглости, как за этой дверью словно
бы произошел беззвучный взрыв, хлынуло пламя...
сказала тетка Чари. - А вот Перек сгорел. Да и я чудом выбралась. На
кораблях пару раз приходилось гореть, привыкла сразу улепетывать подальше,
хоть на палубе и не разбежишься особенно. Сиганула в окно...
Едва она дверь за собой захлопнула, внутри полыхнуло, да так, что
ослепнуть можно...
принадлежности.
царила подлинно творческая атмосфера: Гай Скалигер, автор вывески "Жены
боцмана" и статуи Маргилены, стоял у мольберта, Леверлин, чтобы Делии не
скучно было позировать, услаждал ее слух балладами собственного сочинения
под собственную же игру на виолоне, а Делия сидела в ветхом кресле с
облупившейся позолотой, и на лице у нее была даже не печаль - тягостное
ожидание, жажда каких угодно перемен. Увидев ее лицо, Сварог почувствовал
что-то вроде бессильного стыда и отвернулся, оперся на щербатые перила
дряхлой, зато каменной галереи. Из-за этой галереи и из-за того, что дом
был целиком каменным, прежний хозяин драл с постояльцев нещадно, но Гай,
приняв от Маргилены деньги за статую, купил весь дом и занял один этаж,
оставив в двух других прежних постояльцев, собратьев по ремеслу, -
совершенно бесплатно.
и непринужденно, не вызвав ни у кого подозрений. Здесь и своих таких
имелось превеликое множество - приходивших неизвестно откуда и уходивших
неизвестно когда бродячих актеров, алхимиков, искавших эликсир бессмертия
и любовный напиток, странствующих музыкантов, непризнанных ученых,
циркачей, акробатов, изобретателей жутких на вид агрегатов непонятного
даже самим создателям назначения, художников и поэтов. А также тех, кто
считал себя художником, поэтом или скульптором - но без всяких к тому
оснований. Народец был пестрый - от бывшего дирижера Королевской оперы,
обнищавшего к старости, до торговца "напитком удачи" - шумный, много и
изобретательно пьющий, беспокойный, но неопасный. Шпиков на душу населения
здесь насчитывалось гораздо меньше, чем в других районах города, -
во-первых, не настали еще времена, когда полицейские власти начнут
тотально шпионить за творческими людьми и богемой, а во-вторых, любой
"тихарь", работавший со здешним людом, подвергался нешуточной опасности
рехнуться окончательно. Богема крепко пила, а подвыпив, каждый давал волю
самой необузданной фантазии, меняя по три раза на дню свою собственную
биографию и мнение о соседях. В сторону приукрашивания и запутанности,
понятно. Чтобы отделить правду от пьяных побасенок, требовались
титанические усилия. И давно известно было, что шпиков переводят сюда в
наказание. Одним словом, на Тель-Бараглае жилось не в пример спокойнее -
если не особенно распускать язык самому.