вопроса мучили и его самого.
однако у меня чувство: нас в очередной раз подставили. А возможно, и его
заодно с нами.
Как работать-то? Чего молчишь? Скажешь, я не прав?
на самой дальней стоянке у противоположного края аэродрома.
брюхами прямо на траве.
все, о чем ты абсолютно справедливо тут говоришь, он нашел бы, наверное,
сотню других ребят кроме нас. Однако он почему-то их не нашел. Значит, не
так все просто. Значит, не мог иначе. А нам - хотим мы того или нет - надо
подтверждать класс и оправдывать репутацию. В общем, думать надо, Боцман.
Смотреть и думать. Как говорил мой ротный, "шевелить шариками".
От того некогда знаменитого московского летного поля, где столько
десятилетий устраивались авиационные праздники и каждый год восемнадцатого
августа все звенело и содрогалось от оркестров, игравших "Все выше и выше, и
вы-ыше!..", теперь не осталось почти ничего. Чуть ли не все поле было
заставлено торговыми рядами: ларьками, киосками, магазинчиками, здесь шла
ныне своя жизнь, такая далекая и чуждая всему, что было прежде. Тут царило и
правило, утверждая себя, сугубо земное, а небесному был презрительно
оставлен лишь убогий маленький уголок, где сиротливо ютились ветхие
спортивные самолетики да несколько вертолетов с эмблемами прославленного
когда-то Центрального аэроклуба и армейскими звездами.
поколения, ничего странного или грустного во всем этом не видели. Им уже не
дано было "почувствовать разницу", и полковник с грустью отметил это.
подкатила к низкому дощатому строеньицу - то ли сторожке, то ли бытовке
строителей. Но, завидев эту "Волгу", оттуда немедленно, как чертик из
табакерки, навстречу выскочил удалой малый в цветастой рубашке и таких же
ярких шортах. Вид у него был крайне легкомысленный, однако обратился он к
Голубкову строго по уставу:
на борт защитно-зеленого армейского Ми-8.
вами получены. Из кабины выглянул командир вертолета.
Вертолет, дрожа и покачиваясь, завис в воздухе, затем земля быстро ушла вниз
и словно куда-то откатили и ухнули все земные проблемы, осталось только
закатное небо позади машины и город внизу в огненно-медных лучах садящегося
солнца.
картина была прекрасна и волнующа.
стадионе после гонок на выживание... Вон оттуда, из больницы в Сокольниках,
похищали Трубача... Вон там, на Юго-Западе, скрывались и ждали развития
событий в квартире Семена... И всего несколько часов назад, раз за разом
вперед и назад проходя тем же фарватером, плыли в салоне теплохода
"Москва-17"... А вон там, на Якиманке, в едва различимой крохотной церкви
Иоанна Воина сейчас служил, наверное, вечерню отец Андрей.
опять прижались к ним лицами.
серебряные кирпичики Нового Арбата, улицы, улицы, разноцветные букашки
автомобильчиков, ажурные перемычки мостов... - все было как на архитектурном
макете, подсвеченном низко висящим ярко-оранжевым фонарем. Как огромен
город, понять можно было только отсюда, с высоты. Он уходил и скрывался за
горизонтом с левого и с правого борта, и сзади, и по курсу.
светом, они были близко, куда ближе, чем с земли, и, покачиваясь,
приближались к звонко грохочущему маленькому вертолету.
провожали глазами, задрав головы. Люди жили в этом городе или были его
гостями, но никто из них не догадывался, как связан с их жизнью и судьбами
этот вечерний полет громко жужжащей стальной стрекозы...
всего за десять минут и, тарахтя, понесся над пригородными лесами и
поселками к пункту назначения.
связался с командным пунктом, получил добро на посадку и, снижаясь, направил
вертолет куда-то в сторону от ангаров, штабных зданий и контрольной вышки
руководителя полетов.
гигантский белый самолет - настолько больше всех остальных, что эта разница
казалась неправдоподобной.
были Пастух и Боцман.
без слов, одними глазами, задал вопрос и получил такой же безмолвный ответ.
весь полет не проронил ни слова и ни разу не глянул в иллюминатор.
винтами.
армейский баул и передал его Голубкову. Константин Дмитриевич открыл его,
достал летнюю полевую форму подполковника ВВС и толстую кожаную офицерскую
папку-планшетку. Быстро переоделся.
остальное для вас сделают наши люди. Доверять им можно полностью. Ну а это
от меня на память, вроде талисманов. - И он протянул им две черные плоские
"зажигалки". - Тут все: радиостанция с дальностью больше пяти километров,
система вызова, микродиктофон. Как все умещается, сам не знаю, однако
работает. Такие есть только у нас в управлении и у ребят в ФСБ. Не помешают.
Ну летите!
обозревать едва ли не все самолеты на аэродроме.
зеленые транспорты АН-12 и серебристые Ил-76. Они, грохоча движками, долго
рулили вдоль полосы, выкатывались на старт, давали форсаж, разбегались и
уходили ввысь. Один раз зашли парой на посадку и чертовски красиво, картинно
приземлились остроносые истребители МиГ-29. Пробежав положенную дистанцию и
выпустив белые тормозные парашюты, они уползли с полосы и спрятались в
капониры. По аэродрому бегали, мигая оранжевыми маячками, машинки
сопровождения, перемещались крохотные военные "газики", тянулись в разные
стороны оранжевые многометровые цистерны топливозаправщиков.
маленький черный цилиндрик - половинку театрального бинокля.
Пастух, вынимая вторую половинку.
цилиндрики.
бетонных дорожках в круглое поле зрительной трубочки попадало немало.
Практически все были в таких же формах, что и у них, с этим они не ошиблись.
дорога, скрывавшаяся в лесном массиве. Из будочки контрольно-пропускного
пункта время от времени выходили и вновь возвращались солдаты, офицеры,
контрактники-вольнонаемные. Ворота изредка расходились. Из них выезжали, а
через какое-то время возвращались и вновь подкатывали длинные, как кашалоты,
цистерны ТЗ - "КрАЗы"-топливозаправщики.
волнует... Гляди-ка, Митрий, у "Русланов" рыла и хвосты в чехлах, на
двигателях заглушки, рули застопорены струбцинами. Они как минимум недели
две не поднимались. И уж сегодня точно не полетят.
неспешно подъехал к воротам аэродрома.