было лучше всего. А раз так, то и с Элен, в которой всем заправляла Таня, но
тело было Хрюшкино, мне стало хорошо...
обвили меня с боков, а потом внезапно с силой стиснули. Губы слились,
кончики языков столкнулись, зубы скрежетнули по зубам. Захватило дух, будто
мы целовались первый раз в жизни. Оторвались друг от друга лишь тогда, когда
стали задыхаться. Сердца колотились, тела горели, хотелось чего-то бешеного,
сумасшедшего, отчаянного, но не какой-то мгновенной вспышки, а долгого,
затяжного пожара.
сериями из нескольких несчитанных дюжин быстрых, словно бы жалящих, но на
самом деле сладких и волнующих поцелуйчиков. Губы лишь на мгновение
прикасались к щекам, носам, векам, ушам, подбородкам и тут же перескакивали
на другое место, потом на третье, четвертое и так далее. Она успела лизнуть
меня в нос, я ущипнул ее ртом за верхнюю губу, ее зубки небольно тяпнули
меня за мочку левого уха...
нескрываемым восхищением Элен, имея в виду нас обоих. Обхватив меня за шею,
она пригнула мою голову к зыбким и нежным молочно-теплым выпуклостям, эдаким
крупным "антоновкам" по калибру, но, конечно, вовсе не таким твердым. Пальцы
ее игриво шевелили мне волосы, почесывали шею со стороны затылка, а ладони с
настойчивой силой вдавливали мой длинномерный нос (наследство от кавказской
прапрабабушки Асият, должно быть) в глубокую щелку между грудями. Я еще и
языком туда всунулся, лизнув одновременно обе податливые "булочки". Потом
чуточку ущипнул краешком губ солоноватую кожу поблизости от обоих сосочков.
Щеки, хоть и были очень чисто выбриты, все же сохранили какое-то мизерное
число колючих щетинок. Когда я потерся этими щеками об ароматные, тонко
надушенные грудки, Элен истомно мурлыкнула и плавно повела плечиками от этой
приятной для нее щекоточки.
кожу на боках, животе и напряженно-сомкнутых бедрах, но не прикасаясь к
пышным кудряшкам, разросшимся пониже пупка. Самое приятное надо было
оставить на потом.
чтоб не усаживаться ей на живот, и оседлал бедра. При этом естественная
сумочка с весьма драгоценными лично для меня шариками точно улеглась в
треугольную ямку поверх уже помянутых кудряшек, а ствол с набалдашником
улегся ей на живот, дотянувшись аж до пупка и выше...
пальчиками левой пятерни. Так змееловы берут за шею ядовитую змеюку, правда,
по-моему, правой рукой. Элен, конечно, знала, что ее никто не укусит, и
указательным пальцем правой прикоснулась к гладкой и совершенно безмозглой
головенке, пощекотала ее ноготком, потом погладила подушечкой пальца и
промурлыкала:
Люба, которая с головой закуклилась в простыню и почти не подавала признаков
жизни. Она лежала почти в полуметре от нас, и, даже ворочаясь, мы ее не
задевали. Поскольку я полностью сосредоточил внимание на Хрюшке-Элен, то
даже не заметил, когда Люба изменила позу. Теперь она лежала уже не на боку,
а на спине, и к тому же вытянув ноги. Правда, она по-прежнему лежала под
простыней, закрыв лицо. Она вполне походила бы на труп в морге, если б не
грудь, которая вздымалась и опускалась в ритме участившегося дыхания.
Впрочем, пока я лишь бросил на нее мимолетный взгляд. Мне было вполне
достаточно того, что могла предложить Элен. А она как раз в этот момент
отпустила мой инструмент и, крутнувшись веретеном у меня между колен, ловко
перевернулась на живот, уткнув мордочку в подушку. Таким образом, вместо
мохнатенького передочка на меня уставилась большущая и гладкая попа, а
Главная толкушка улеглась аккурат вдоль глубокого промежутка между
половинками. Попа повиляла вправо-влево, чуть-чуть потершисъ о толкушку,
потом слегка подалась на меня, уперлась мне в живот, мягко, но пружинисто
толкнулась, опять игриво повертелась... А толкушка, поболтавшись немного
между растопырившимися половинками, съехала вниз, оказалась в объятиях
горячих ляжек. Элен чуточку раздвинула их, пропустив толкушкину головку к
себе под животик, и, прогнув талию, пощекотала толкушку волосиками. Уже
заметно мокренькими.
партнерши. Но Элен, видно, еще не набаловалась. Выскользнула у меня из рук,
перевернулась сперва на спину, а потом села на постели, подтянула сомкнутые
колени к животу, да еще и обхватила их руками. Положила подбородок на
коленки, скорчила мне какую-то гнусную рожицу и высунула язык.
непритворной обидой. Впрочем, мне это было по фигу.
Коленки ее мгновенно разомкнулись, она молниеносно нагнулась и кончиком
языка лизнула направленную вперед толкушку. В следующее мгновение Элен опять
протянула лапки к прибору, положила головку на левую ладонь, а правой стала
его поглаживать, будто птенчика, выпавшего из гнезда. Правда, этот "птенчик"
еще и не забирался ни в какое "гнездышко". Но вообще-то и просто на ладони
ему было неплохо. А та, что гладила, была такая ласковая и трепетная, что
каждое ее прикосновение сладким звоном отдавалось в каждой клетке моего
нетерпеливого организма. Наверняка и у Элен что-то такое позванивало, потому
что она все учащеннее дышала, как-то незаметно приближаясь ко мне. Ротик
раскрылся, на секунду в отблесках света, просачивавшегося со двора через
щели в шторах, сверкнули ровные белые зубки... А еще через секунду губы Элен
колечком охватили толкушку. Язычок у нее оказался жутко проворный, лизучий и
распорядительный: то сам ползал по головке, то прижимал ее к н"бу, то уводил
за щеку. Баддеж!
бессовестно громко причмокивала. Носик ее жадно посапывал, волосы сползли с
плеч на лицо. Все ее тело била азартная напряженная дрожь. А я, в свою
очередь, подхватив на ладони липкие, взмокшие титьки, потихоньку мял их
пальцами, жадно потирал нежные сосочки, мечтая лишь об одном - чтоб
пересидеть ее, заразу эту, не дать ей опростать мою толкушку раньше времени.
то спасибо. Выпустила толкушку из пасти ослюнявленной, но в основном целой.
Застонала в голос, будто ей нож всадили. Хотя стонать надо было мне, ибо эта
оторва психованная, когда ее прохватило, цапнула меня за ляжки обеими
руками, да еще и когти в меня вонзила. Но я ограничился тем, что звонко
шлепнул ее по попке и тихо, шепотом, помянул не то Бетти Мэллори, не то
Валентину Чебакову. Короче, ту самую биомать, которая произвела это чудовище
на мою голову.
Любу и увидел, что она больше не напоминает труп с прикрытым простынкой
лицом. Простынка съехала вниз аж до груди, и хотя глаза вроде бы оставались
закрытыми, я не сомневался, что кое-какие щелочки между веками имеются. Руки
девицы Потаповой уже не лежали бессильно вдоль тела. Одна из них
просматривалась сквозь простыню на груди, а вторая полеживала на животе
своей хозяйки и отнюдь не в статичном положении: то ли что-то поглаживала,
то ли почесывала... Из халата Люба, правда, еще не вылезла, но его ворот был
распахнут, как мне показалось, намного шире.
приподнялась. Затем она запрокинула голову и, раскинув руки, повалилась на
спину, расслабленно, как ватная кукла.
только нужно раздеться. Слышь, Любаня?
ничего я не хочу. Тем более - раздеваться.
Элен, скользя руками по собственным бедрам и почти откровенно почесывая
писюшку.
удерживать себя в относительном разуме и не только не прыгаю на Элен, как
тигр, а еще и дурацкие вопросы задаю. - Может, теперь вы сами, без меня, а?
"полшестого", то фиг угадали. Прибор торчал на "пять минут второго", ни
меньше и ни больше.
Марш на место!
каком месте идет речь. При этом ее колено улеглось на Любино бедро. Правда,
прикрытое простынкой и, может быть, халатом, но все-таки... Люба, однако, не
пошевелилась, будто и не заметила.
делавшей вид, будто не подсматривает. Спросил перед тем, как улечься на
мягкие телеса блаженно раскинувшейся Элен.
повернулась.
сомнений не было), я прилег на живот Элен, которая, не дожидаясь каких-либо
преамбул, подцепила двумя пальчиками прибор и, посапывая, направила его по
известному адресу, в теплынь-мокрень, скользкую и ласковую.
руками и заодно чуточку сжав ляжками. - Тогда, в первый раз, какой-то
испуганный был...