расплывалось, как изображение на телеэкране, а вместе с ним бледнело и
гасло белое свечение воронки. В зале становилось заметно темнее, лишь
багровый туман у стен светился изнутри, как еще не погасший камин.
и они пропали, как круги на воде. Погасла и сама линза: теперь она
казалась глубокой ямой на земляном полу. Он походил сейчас на скошенный
осенний луг, покрытый странными черными воронками.
Мартин.
26. СХВАТКА С НЕВИДИМКАМИ
пытаясь привести в чувство. Глаза его были закрыты, губы сжаты, даже
дыхания не было слышно.
куртку. Он по-прежнему лежал без сознания, но щеки уже розовели, а ресницы
чуть вздрагивали, как у человека, просыпающегося после крепкого сна.
оживал. Вновь вспыхнули радужные воронки-линзы, и совсем было погасшее
золотое пятно слабо осветилось изнутри ровным, будто струящимся светом.
процесс продолжается, линзы горят, дополнительный фактор лежит без
сознания...
еще не понимающие глаза и сел, никого и ничего не узнавая.
где вы, сэр, сунули голову под приводной ремень.
шутят. Поглядите как следует. Я жив или нет? Руки и ноги целы? Я уже
ничему не верю. Глазам не верю, щипкам не верю... - Он ущипнул себя и
засмеялся. Но смех был невеселым. - Ведь я себя не видел, ни рук, ни ног.
И вообще ни черта, кроме вас: отовсюду - спереди, сзади, сверху, снизу -
ваши рожи, как в кривом зеркале.
пятна.
размазню - и пропал.
действительно пропал, для себя пропал. Растаял. Ничего не вижу, ничего не
могу - ни встать, ни сесть, ни пошевелиться, ни крикнуть. Голоса нет,
языка нет, и вообще ничего нет, только мысли ворочаются. Значит, думаю,
жив.
ваше движение - до мелочей. Даже как волосы на голове шевелятся, как губы
дергаются - и все искажено, искривлено, изуродовано. Вы руку вытянули -
она в лопату вырастает. Шагнули вперед - и вдруг сломались, пошли волнами,
как отражение в воде. Я плохо рассказываю, но поверьте, мальчики, все это
было страшно, очень страшно, - прибавил он совсем тихо.
золотую лужу и сразу вошли в состояние умноженного видения.
окружающее возникало не резко, расплывчато, а потом все ярче, как в
проявителе.
линзах-воронках тоже проявлялось две-три минуты.
своего рода телеинформаторы. - Он повернулся ко мне. - Помнишь аналогию с
заводом-автоматом? Ошибку их контрольное устройство нашло сразу, вернее,
причину ошибки. Лицо на сигнальных экранах - это информация о нарушенной
связи в цепи логических действий системы. Так сказать, сигнал о
неисправности.
по-земному. Только в этой логически обоснованной картине не хватало одного
пункта.
полномочиями. Впрочем, и нарушение произошло по нашей вине: Мартин склонен
к рискованным экспериментам.
здесь творится.
воздержитесь от подобных опытов. Говорю категорически.
откозырнул. Он был великолепен в своем золотогалунном мундире, правда
немного помятом в последнем его приключении, но все же невообразимо
эффектном.
и не объяснили. Клиническая смерть с последующим воскрешением? Растворение
тканей? У нас на Земле телепередачи происходят менее загадочно.
нами и фиолетовые ворота купола, и красные стены цехов. Мы могли идти в
любую сторону - вправо, влево, стены раздвигались перед нами даже без
заветного "Сезам, отворись". Конечно, нам не гарантировалась веселая
экскурсия с безвредными аттракционами: неземная техника эта не была
рассчитана на вмешательство человека даже в роли свидетеля-экскурсанта.
Возвращение Мартина - удача. А таких удач много не будет. У меня до сих
пор побаливает рубец на горле, оставленный жестокой шпагой Бонвиля -
Монжюссо. "Облака" слишком поздно замечают наши реакции. Со сдвигом по
фазе. И очень часто за этот сдвиг приходится расплачиваться собственной
шкурой. И за знание тоже надо платить, хотя бы участием в опасных
аттракционах.
"цех радужных ям". Красная стена легко пропустила нас сквозь себя, и мы
очутились в широком коридоре, конец которого тонул в уже привычном
малиновом полумраке. Но странное дело: ощущение тяжести, возникшее в
проходе сквозь багровый кисель стены, не исчезло. Тяжесть навалилась
откуда-то сверху, пустяковая - каких-нибудь две-три десятых "же" сверх
нормы, - но с каждым шагом она становилась; все ощутимее, словно в рюкзак,
подвешенный за плечи, какой-то шутник подкладывал кирпичи. И с каждым
шагом мы сгибались все ниже, и каждый "кирпич" уже давался с трудом.
было явно не до ответов на мои школярские "почему". Он тяжело дышал, еле
двигался и плохо видел, поминутно протирая запотевшие стекла очков. Но
даже это давалось ему не легко: шагнув, он останавливался, опираясь на мое
плечо и в свою очередь давая мне отдохнуть. Что и говорить, наш товарищ не
был спортсменом, если не считать первого разряда по шахматам, но
манипуляции с шахматными фигурами мускулатуру не развивают. Тут на помощь
подоспел Мартин. Вдвоем мы рванули Зернова назад.
откроется. Пять "же". Как на центрифуге.
практика, - но и у него отвисли щеки и отекла шея. И он понимал, что
дальше мы не пройдем. То, что он сделал, было, пожалуй, наиболее верным в
создавшейся обстановке. Как в хоккейной баталии, он всем корпусом
отшвырнул нас с Зерновым назад к стене. Здесь было полегче. Я растянулся
рядом с притихшим Борисом и вздохнул свободнее.
спешить незачем.
Через две-три минуты, показавшиеся нам вечностью, стало легче дышать. Мы
переглянулись с Мартином и, подхватив под руки Бориса, помогли ему встать.
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Андреев Николай
Корнев Павел
Пехов Алексей