выгоняют, и выгоняют с полным на это правом.
наконец, не выдержав паузы, Эгерт пробормотал:
небо для муравьихи. Возможно, я... занимаю чужое место?
место. Место Динара.
ваши научные успехи не особенно приходится, и вольнослушатель из вас,
прямо скажем, нерадивый... Однако вот... - и Луаян извлек из складок
темного одеяния сначала средних размеров том в кожаном переплете, а затем
небольшую книжку в переплете картонном:
Читать-то вы, к счастью, умеете; когда справитесь с этим - возьмете еще...
И не стесняйтесь обращаться, если что-нибудь окажется сложно - может быть,
Тория попробует себя в качестве педагога... А может, и нет - иногда мне
кажется, у нее вовсе нет терпения...
Особенный дар - не навязывать мысль, а заставлять думать, причем для него
это была игра, азарт, удовольствие... Нет, Солль, не бледнейте - это
говорится не в упрек вам... Но у меня, сами понимаете, нет на вас ни
времени, ни интереса; вот я и подумал - неплохо было бы вам позаниматься с
Динаром... Ничего, однако, не поделаешь - дерзайте самостоятельно.
темнота, в которой на самом деле невозможно разглядеть ни человеческого
лица, ни одежды, ни книг. Покрываясь мурашками, Солль протянул руку к
столу - книги были там, и кожаный переплет казался холодным, а картонный -
шершавым, как мешковина.
Автор первой представлялся Эгерту сухим суровым стариком, излагающим мысли
сжато, ясно и требующим от читателя постоянного напряжения; сочинитель же
второй любил длинные отступления, переходящие в нотации, обращался к
читателю "дитя мое" и казался Соллю добродушным, несколько сентиментальным
розовым толстяком.
кожаного тома он продирался, как сквозь колючие заросли. Глаза его
привыкли, наконец, к ежедневному чтению и не слезились больше; чтобы
размять затекающую спину, Солль повадился каждое утро ходить в город.
решившего еще, куда направить свои стопы; однако всякий раз оказывалось
почему-то, что Солля неведомым образом заносило на расположенный
неподалеку базар. Там он и расхаживал между рядами, пробуя последовательно
сало и сметану, фрукты и копченую рыбу, пока среди мелькающих шляп и
косынок глаз его не находил черноволосую голову Тории.
покупками и не желает зря глазеть по сторонам. Переходя от ряда к ряду,
выбирая и торгуясь, она понемногу наполняла корзинку снедью - Солль
держался неподалеку, не теряя Торию из виду, но и не показываясь ей на
глаза.
приходилось преодолевать неловкость, когда, обогнав девушку по большой
дуге, он будто бы невзначай попадался ей навстречу.
ручку корзины, Эгерт покрывался мурашками.
видела рядом круглое, обтянутое рубашкой плечо, руку с закатанным рукавом
- корзинка в этой руке казалась легкой, как перышко, и только чуть
поигрывали мышцы под белой, не тронутой загаром кожей. Тория
отворачивалась; через дворик они проходили к хозяйственным пристройкам и
так же молча расставались на кухне, причем Эгерт получал в награду за
труды то кусок булки с маслом, то сочащийся обломок медовых сот, то кружку
молока. Унося добычу, Солль возвращался к себе и с легким сердцем садился
за книгу - а заработанное лакомство лежало тут же в ожидании своего часа.
себя в качестве педагога". Пробы эти, к сожалению, заканчивались
решительной неудачей - и наставница, и ученик разбредались по разным углам
раздраженные и усталые. Совместные занятия прекратились после одного
памятного эпизода, когда Тория, войдя во вкус философских рассуждений о
мироздании и человечестве, воскликнула, листая страницы: "Да нет же,
Динар..."
распрощалась. В тот вечер два человека в разных крыльях большого темного
здания предавались одинаково тягостным размышлениям.
нейтралитет - Тория приучила себя кивать при встрече, а Эгерт научился не
бледнеть, едва заслышав в конце коридора легкое постукивание каблучков.
жара перемежалась с ночной прохладой, а в университет понемногу стали
возвращаться загорелые, раздобревшие на домашних харчах ученые юноши.
вернулась и приступила к работе повариха, Тории незачем стало каждый день
ходить на базар. Старушка, являвшаяся с уборкой, выколачивала подушки и
перины, и пух летел тучами, будто в университетском дворике сошлись в
смертельном бою несметные полчища гусей и уток. По утрам перед парадным
крыльцом топтались обычно двое-трое юношей с котомками на плечах - это
были абитуриенты, явившиеся за знаниями из далеких городов и местечек.
Разинув рот, пришельцы разглядывали железную змею и деревянную обезьяну,
терялись, когда к ним обращались с вопросом, и нерешительно следовали за
господином деканом, приглашавшим их на беседу. После беседы часть
абитуриентов, подавленные, пускались в обратный путь; Эгерту мучительно
жалко было смотреть на отвергнутых - любой из них был достоин звания
студента куда больше, нежели Солль.
скромные, но плоды: в области наук Эгерт чувствовал себя куда увереннее,
хотя, безусловно, звезд с неба не хватал. Взамен "Беседы с юношеством"
Солль получил от декана книгу внушительных размеров и под длинным
названием "Философия звезд, камней, трав, огня и воды, а также ее
несомненная взаимосвязь со свойствами человеческого тела", а в придачу к
ней - полную красочных картинок "Анатомию".
небывалый интерес. Эгерт поражался хитросплетениям сосудов, удивительному
устройству замысловатых костей и внушительным размером бурой, как на
базаре, печенки. По простоте душевной Солль всегда считал, что
человеческое сердце выглядит абсолютно так же, как рисованное сердечко в
уголке любовного послания - и удивился, увидев на странице сложный,
похожий на волынку узел с мешочками и трубками. Страшный скелет, которому
только косы в руках недоставало, растерял всю свою жуть, стоило лишь
Эгерту углубиться в изучение мелких поясняющих надписей к нему - подробные
и занудные, эти комментарии начисто разгоняли мысли о смерти, вызывая
взамен практичные и деловитые вопросы.
плеч, нос обгорел под солнцем и шелушился, как вареная картошка, а в
повадках не прибавилось ни серьезности, ни степенства. В котомке его
обнаружились целиком закопченная гусыня с черносливом, связка черной
кровяной колбасы, домашней выпечки лепешки и множество разнообразным
образом приготовленных овощей. На самом дне Лисового мешка дремала баклага
густого, как кровь, вина; снедь, которую любящая матушка Гаэтана собирала
сыну на неделю, уничтожена была в несколько часов - Лис был, без сомнения,
лоботряс и пройдоха, но ни в коей мере не скупец.
смотрел, как комната заполняется знакомыми студентами - вскоре не осталось
места ни на кроватях, ни на столе, ни на подоконнике, и все смеялись,
галдели, рассказывали кто о чем, облизывали жирные пальцы и провозглашали
здравицы, отхлебывая вино прямо из баклажки. Опустошив Лисову котомку,
студенты, прожорливые, как молодая саранча, собрались идти в город; у
Солля не было уже денег, но он решил отправиться вместе со всеми.
компания стражников, сменившихся, по-видимому, с поста. Эгерт смутился
было такому соседству - однако стражники встретили студентов благодушно и
без всякой неприязни, да и хмель, по-прежнему круживший Соллю голову, брал
свое и притуплял привычный страх.
незлобивыми насмешками; затем стражи порядка затеяли старинную забаву всех
вооруженных людей - метание клинков в намалеванную на стене мишень.
Студенты притихли; лучше всех управлялся с кинжалом плечистый, хищного
вида молодой человек с кожаным ремешком на волосах и коротким мечом у
пояса - Эгерт разглядывал меч с интересом, в Каваррене такого оружия никто
не носил.
изображенного каким-то выдумщиком в виде кривобокого яблока; стражники
вошли в азарт и принялись играть на деньги. Плечистый обладатель короткого
меча успел здорово облегчить кошельки товарищей, когда кому-то из
стражников пришло на ум вызвать на состязание подвыпивших студиозусов.