среди привычных вещей. Привычка - хорошая штука, вот уже и эта клетка
домом кажется.
мне быстрей самому, чем объяснить, что надо сделать. Извини...
здесь. Потом мне нужна мастерская. У меня ведь, в сущности, только схемы.
Два-три блока... а остальное здесь.
научусь, - подумал он. - Уже не научусь. Жаль".
сезон. Пока что два варианта: зараза или излучение. Кто-то чаще бывал на
поверхности, кто-то реже...
корабли. Дежурное чудо Намрона: до первого оказалось рукой подать, а
увидели только, когда подошли вплотную.
удержался, чтоб не подойти и не потрогать. Такой он был родной на этой
радужной равнине, такой будничный и обшарпанный - прямо сердце радовалось.
не на что было смотреть. Чуть не вдвое меньше и до того грязный и мятый...
открыты. И стартовые предохранители наполовину спущены.
кто вашу вшивую школу не кончил, ему сроду ни в какой жестянке не
разобраться!
подумать не смел, что смогу отсюда выбраться. Это система Фаранела,
понимаешь?
терять? Полезем?
исправно взлетел вверх. Что снаружи, что внутри - будто на этом корабле
одну грязь возили.
опять в рубку. Прыгнул в кресло, бросил руки на пульт - и сразу все ожило.
Зажегся свет, замигали экраны, забегали под стеклами стрелки.
Любо глянуть, как он отвечал на всякое движение, только что хвостом не
вилял.
полдела сделано, Хэл. Нет, ты подумай, мне же теперь только аппаратуру
смонтировать! Как по-твоему: они не рискнули или не успели?
Просто осмотр места преступления - и только. Да нет, конечно, не просто и
не только. Все было: и тишина, как дуло в спину, и кислый вкус страха во
рту, и мутное желание глянуть, что там за плечом.
обоснованный страх, имею полное право бояться.
состояние слоя пыли, наличие (точнее, отсутствие) следов на полу.
закругляющимися стенами. Первые два - пустые. Тот же порядок, никаких
личных вещей, словно тут и не жили никогда. В третьем он нашел Нирела
Ресни.
труп. Единственный труп на мертвой станции. Человек - высокий и когда-то,
наверное, не из хилых - высох и почернел в неживом воздухе станции. Поза
очень спокойная, словно просто спит, коричневое, обтянутое сухой кожей
лицо чуть запрокинуто. И единственный беспорядок - на полу, чуть
припорошенная пылью толстая тетрадь в пластиковом переплете.
Значит, вот как это было. Один все-таки не заболел. Или заболел позже
всех. Похоронил товарищей, навел порядок, лег, принял яд, сделал последнюю
запись в дневнике - и умер.
Личные документы - штука опасная, они навязывают отношение. Поэтому он и
начал с документации. Увлекательная штука для того, кто умеет читать такие
вещи.
Космических Разведчиков еще в 30-м году (это что же: вместе с ктенской?) и
законсервирована на три года. Выбирали, значит? Ладно, не суетись. Ктен
заселили в 31-м году, а через два года все-таки согласились на экспедицию.
Странно...
документы и неспешно раздумывать над ними. Наверное, из-за человека за
стеной. Словно сговорился о встрече, а не идешь. Сидишь - а тебя ждут. Так
и тянет открыть дневник на последней странице, на той самой записи, что
предназначена мне.
небрежно - тут он не эксперт. Вроде бы экспедицию снаряжали толково и с
запасом, словно заранее алиби готовили.
сплошь профессора, только один без всяких званий. Ну, кто по-твоему?
Начальник экспедиции! Планетологическая экспедиция, трое планетологов в
профессорском звании, а начальником - какой-то математик. А? "Эх, -
подумал он, - был бы Ларт! Вот с кем бы я про это дело потолковал".
дышит в затылок. Еле заставил себя взяться за дело.
ленте и рукописный. Может и есть такое правило... чудно: кто-то сидит и
бумагу марает. Наверное, поэтому и начал с рукописного.
Дата, время записи, разбивка вахт, точно расписано, кто где находится и
чем занимается. Перечень проведенных наблюдений, если обнаружено что-то
особенное - кем и когда. С такой штукой никаких отчетов не надо!
остался только один. Четкий такой, разборчивый, без всяких выкрутасов. И
записи тоже четкие, обстоятельные - и без единого лишнего слова. И все уже
связалось одно с другим: записи с почерком, почерк с порядком на станции,
порядок - с человеком за стеной, начальником экспедиции Нирелом Ресни,
который один почти не покидал станцию, потому что занимался обработкой
данных.
болезни планетолога Лота Н'феста и захлопнул толстенный том. Сразу вдруг
почувствовал, что спина одеревенела и все тело чешется от скафандра. Еще
бы: десятый час здесь торчу! Ладно, хватит. Майх мне аж три дня отвалил, а
задачка-то плевая. Все для меня разжевали, только глотать не ленись.
блистал Фаранел, и Намрон стал угрюм и невзрачен, как какой-то Тенар.
этого как-то хорошо думалось. Ноги сами держали направление, глаза сами
ощупывали путь, и можно было думать о Ларте. Почему-то сейчас ему надо
было думать о Ларте.
Бари. Старик честно продержался все время похорон. Все сделал, все
организовал, обо всем позаботился. А потом все-таки не выдержал - зазвал
Хэлана к себе. Странный разговор: как в дороге со случайным попутчиком.
Наболевшее: чем был и чем не был для него Ларт. И главный вопрос, главная
обида: мы столько вместе пережили, почему он не захотел со мной
проститься? Почему истратил свои последние минуты на тебя? Что ты такое?
не мог, должен был доделать то, что себе назначил. Почему на меня? А чтоб
вернее меня скрутить. Не очень-то честный ход, а Кел? То бы мы еще