– Потому что Христа распял, – сказал Краснохарев наставительно.
Коган вздохнул, наморщил лоб:
– А может, и лучше, если ислам?
ГЛАВА 10
Сказбуш поморщился:
– Вам сказано – за работу? А то раскаркались под руку…
– Не получается? – поинтересовался Коган. – Над чем ломаете свою энкавэдэшную голову?
– Церковь, – ответил Сказбуш тоскливо. – Мое дело шпионов ловить, коганов выявлять, а я тут… Заново переживаю распад СССР! Помните, как одни члены Политбюро стали владельцами крупнейших банков, тем самым сохранив власть, но вдобавок получив возможность не таиться с оргиями на правительственных дачах? Другие вовсе не оставили власть, а лишь перестроились, как члены Политбюро КПСС Ельцин, Алиев, Шеварднадзе… Кто-то не стал перекрашиваться в демократы, остался верен, вроде товарища Зюганова или Ампилова. Теперь по тому же сценарию проводим церковников.
– А золото церкви?
Он усмехнулся наивности министра финансов:
– То же самое, что и с золотом партии. Уже выданы лицензии на открытие трех новых банков, как раз проверяю. Не знаю, кто их возглавит: сами владыки или подставные, но это будут кр-р-р-р-р-рупные банки! Сто тысяч «МММ» не вывернуло бы столько кошельков у нищих и убогих, сколько сумела церковь. Это будут гиганты, с которыми старым банкам придется считаться.
Коломиец подсаживался то к одному, то к другому, мне показалось, что он чем-то сродни мне, тоже не находит места в напряженно работающей команде, но, когда я заглянул в его листки, увидел, что министр культуры хоть и не Геббельс, но идеи Кречета претворяет в жизнь довольно умело, виртуозно даже. Учитывает человеческие слабости, в том числе такие чувства, в которых люди признаются очень неохотно.
Увидев мои внимательные глаза, вздохнул:
– Пока взрыва нет, потому что даже массмедики всю правду не разнюхали.
– А что знают?
– Только то, что исламу дали больше свободы. Каждый ощетинивается уже только потому, что исламу дано столько, сколько и церкви. Народ взъярится! С исламом слишком долго воевали…
– Это верно, – вздохнул я.
– Вы знаете, я родом с Украины… Подобная проблема возникла там в период войн с Польшей. Их дружба-вражда длилась столетиями, поверите ли…
– Поверю, – ответил я без улыбки.
– А потом Польша сумела наложить лапу на Украину, подчинила, начала теснить православную веру, насаждать католицизм. И тогда часть украинцев приняла католическое вероисповедание. Но приняли только лучшие и… худшие. Первые, потому что увидели преимущество католицизма, правда, незначительное, вторые – из угодливости перед сильным, по натуре своей подлые, желающие получить преимущества перед земляками, упорными в родной вере… А вот подавляющее большинство украинцев шли на кровь и муки, только бы не уступить веры своей православной! Не потому, что она лучше, а потому она лучше, что своя. А католицизм плох уже тем, что ляхи – католики.
Я невесело засмеялся:
– Что не мешает им люто ненавидеть москалей, хотя братья по вере.
Коломиец подумал, вдруг оживился:
– Кстати, а здесь есть золотое зерно! В давнем споре России с Украиной первая сразу получит колоссальное преимущество. Почище, чем месторождения нефти, которых на Украине нет.
– Как это? – спросил я, хотя уже догадался, что имел в виду министр культуры.
– А то, что Украине труднее отказаться от православия! Слишком долго вела борьбу за выживание с турками да татарами. Те силой принуждали к исламу! А с другой стороны Украину теснили поляки со своим католицизмом. Так что Россия сразу обретет статус не только наибольшего благоприятствования для всего исламского мира, но и сюда потекут золотые реки Арабского Востока, здесь ведь колоссальные невостребованные мощности! Здесь космические корабли, здесь сверхсовременные самолеты, здесь гениальные умы… которым недостает только малость денег, чтобы явить всему миру чудеса как в технике, так и в медицине, и в… словом, всюду. И все это будет принадлежать исламскому миру.
Он повторялся, многие повторялись, но я понимал, что эти несчастные души, взвалившие на себя такой страшный груз, трепещущие под грузом ответственности, и должны повторять и повторять одни и те же доводы, пока сами не поверят, пока не срастутся с ними, пока эти непривычные идеи, хотя и верные, войдут в их мир и приживутся там.
– Нашему миру, – согласился я.
Он вытер мокрый лоб, сказал убеждающим голосом, словно репетировал на мне речь:
– Ведь это все равно будет Россия! Только не сегодняшняя жалкая, а могучая. И не просто могучая, а снова идущая во главе могучего лагеря… пусть не социалистических стран, а намного более сильных и сплоченных.
Я сказал с нарочитым сомнением в голосе:
– Ну так сразу во главе…
– Во главе! – возразил он живо, и я понял, что министр культуры к схватке за идею готов.
Краснохарев, при всей углубленности в бумаги, все видел и все замечал. Не поднимая головы, пробурчал:
– Вы там, того… Китай учтите!.. Китай – это страна… Там китайцы живут!.. Учитываете?.. Их как муравьев… Если попрут…
Коломиец внезапно хихикнул:
– Старый анекдот вспомнил… Спрашивает золотая рыбка хохла: говори три желания, все исполню! Подумал, отвечает: хочу, чтобы Китай напал на Финляндию. Будет сделано, отвечает золотая рыбка. Что еще?.. Подумал хохол, почесался и говорит: хочу, чтобы Китай напал на Финляндию!.. Сделаем, говорит рыбка. Теперь давай третье, последнее желание. Опять хохол думал, морщил лоб, наконец говорит: хочу, чтобы Китай напал на Финляндию!.. Тут уж рыбка не вытерпела, спрашивает: что же тебе финны такого плохого сделали?.. А ничо, говорит хохол, зато китайцы по москалям туды-сюды, туды-сюды… А в самом деле, Филин Сычевич, как при новом раскладе сил с Китаем?
Забайкалов нехотя поднял голову, оглядел нас мутным после долгого сидения перед экраном компьютера взглядом. На его и без того обрюзгшем лице, полном презрения к недоумкам, появилось отвращение. Мутные глазки из-под тяжелых век оглядели нас так, будто нас прислали помыть пол в коридоре, а мы тут умничаем, как вся прислуга.
– Не стыдно? – пророкотал он, словно далеко за городом прокатились последние отголоски грома.
– А что? – обиделся Коломиец. – Соотношение сил изменится в мире! Дурак тот, кто не воспользуется что-то хапнуть под шумок в неразберихе.
Забайкалов снова неторопливо смерил его взглядом с головы до ног, будто прикидывал, есть ли у того мозг, какого он размера и в каком месте находится:
– Вы ведь государственные люди!.. А говорите, как люди с улицы.
– А что, – спросил Коломиец, – а что не так?
Он оглянулся за поддержкой на Краснохарева, но тот хранил слоновью неподвижность и молчание. Забайкалов сказал с великим отвращением:
– Эти же умельцы, которые подвигают к нашим границам танки, время от времени запускают в уши тупых обывателей какую-нибудь дрянь вроде угрозы со стороны Китая или еще что-то подобное. А Китай только потому и остался цел и сравнительно силен, что, по его древним законам, которым десять тысяч лет, ни один китайский солдат не должен находиться вне китайской территории! Так Китай жил тысячи и тысячи лет. С чего бы он вздумал менять такую доктрину… или, как вы говорите дипломатическим языком, хапануть под шумок, если она доказала проверку временем? Давно исчезли более молодые империи Египта, Монголии, Македонии, Парфянское царство и всякие там хетты, вавилоняне и римляне. Это они время от времени расширяли свои империи так, что гибли от обжорства. А Китай живет. Как раз только потому, что ни одного китайского солдата нет на чужой территории!
Коломиец хлопал глазами, но обиды на его лице не было. Он министр культуры, ему в политике ошибаться можно, да и вообще, как я заметил, он был человек не обидчивый, а свои ошибки признавал сразу и охотно. А Краснохарев, который больше политик, чем культурник, подвигался, сказал задумчиво:
– Из этого можно сделать вывод неоднозначный…
– Ну-ну?
– Мы подорвались, когда расширились до безобразия, это понятно теперь. Хотя можно было спросить у китайцев, мы с ними дружили.
Коломиец сказал, ничуть не обескураженный:
– А еще лучше у хеттов, римлян, македонцев…
– Верно, – сказал Краснохарев веско, – но мы задним умом крепки. Однако подорвется и тот, кто напирает на наши границы. Верно, Филин Сычевич?
Но Забайкалов уже набрасывал очередной текст секретного договора, а на недоумков, которые мыслят на уровне нормального человека, просто не обращал внимания.
Громко и очень настойчиво зазвонил красный телефон. Все начали оглядываться друг на друга, тогда Краснохарев, как самый старший, поднял трубку:
– Алло?
– Степан Викторович, – послышался в напряженной тишине командный голос, – как идет работа?
– Продвигаемся, – ответил Краснохарев осторожно, – вот Коган интересуется, какую ветвь принимать, шиитскую или суннитскую?
Голос произнес с неодобрением:
– Когану только бы раскол внести… Ислам был един, пока один еврей… запамятовал его имя, нарочно принял ислам, придумал муннитизм… правильно я назвал?.. и тем самым расколол исламский мир так, что начались драчки между собой и сразу прекратили победное наступление по всему миру… С этим определимся попозже. Для исламского мира важнее, чтобы пала еще одна твердыня христианского мира, чем то, кто построит мечеть первым. Думаю, у нас будут представлены те и другие. И править легче, когда они не вместе… Между прочим, сунниты и шииты как бы ни враждовали, но это грызня собак в стае. Когда же появляется христианский волк, то все псы дружно бросаются на волка.
В тишине щелкнуло, Краснохарев некоторое время почтительно держал трубку возле уха, потом положил с великой осторожностью. Когда массивно повернулся к нам, взгляд был полон государственной строгости, а мне почудилась в нем строгость аятоллы.
Кречет явился взвинченный, как после короткого, но злого боя на ринге. Краснохарев почтительно положил перед ним список:
– Вот ряд товарищей, которых можно рекомендовать… по тем критериям, как вы хотели. В коррупции не замечены…
Кречет быстро просмотрел, против некоторых фамилий ставил галочку или знак вопроса, против других два или даже три. Иные вычеркивал решительно и жестко.
Мирошниченко неслышно скользнул в кабинет, положил справа от президента стопку с бумагами. Почтительно ждал, пока президент наложит визу, заглядывал через плечо:
– А почему не привлечь этого… ну, героя, который бомбил афганских повстанцев из своего суперсовременного самолета… не глядя, с высоты десять тысяч метров!.. да и то ухитрился дать себя сбить? Все-таки звезду Героя не снимает…
– А, этот… – пробурчал Кречет, он наконец заметил бумаги, пальцем проверил их толщину, вздохнул, его рука быстро забегала, оставляя подпись, но я видел, с какой скоростью его глаза сканируют текст. – Который политик? Человек бы, а тем более – профессиональный военный, после той неудачи с обороной Белого дома пустил бы себе пулю в лоб. Зато сохранил бы уважение. А так… он тут такое разведет! И по судам затаскает. Нет, он уже себя показал. Да и цену той звезды они оба… он да Брежнев… снизили, скажем так.
Мирошниченко одним глазом заглядывал в список:
– А вот этот… третий снизу? Он силен.
Кречет брезгливо качнул головой:
– Нет, этот подонок не подойдет. Хотя как политик хорош. Умен, изворотлив, умеет говорить, по трупам близких пройдет и бровью не поведет… Лучше бы, конечно, этого… как его, ну, внука того мужика, что Польшу делил с Гитлером, а потом начинал войну. Он всегда стоял на парадах возле Сталина по правую руку. Или по левую. Словом, рядом. Этот не то что псевдоним, даже фамилию знаменитого деда не взял! Хотя это помогло бы в карьере… Сам всего добивается, подлец! Чистюля. Но к нам сам не пойдет, респектабельность бережет.
Мирошниченко оглядел себя с недоумением, весь от Кардена, Версаче и еще других престижных фирм, хоть вместо манекена за стекло витрины:
– А чем мы не… Ну, вы понятно, будто под мостом ночевали, но есть же здесь и приличные люди!
– Репутация у меня не та, – объяснил Кречет с улыбкой. – А теперь, значит, и у вас подмочена. Склонность к авантюрам наличествует уже в том, что со мной якшаетесь.
К ним прислушивались, Забайкалов от своего стола прогудел глубокомысленно:
– Это сейчас. А другие ломают голову, не проявили ли мы прозорливость, поставив все на такого черного коня.
Эриксон Стивен
Ильин Андрей
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Витковский Евгений
Соломатина Татьяна