машины, глянул на него и медленно перевел глаза на Сердюка.
благоприятный.
рисунок - на этот раз это была длинная полусогнутая палка с какими-то
узорами и торчащими возле одного края выступами.
статуса в жизни. А поскольку никаких сомнений в таком исходе переговоров у
меня не было, позвольте вручить вам ваше, так сказать, удостоверение.
который он купил в жестяном павильоне.
вследствие какой-то химической реакции в перенасыщенном алкоголем
организме, Сердюк вдруг осознал всю важность и торжественность момента. Он
хотел было встать на колени, но вовремя вспомнил, что так делали не
японцы, а средневековые европейские рыцари, да и то, если вдуматься, не
они сами, а изображавшие их в каком-то невыносимо советском фильме актеры
с Одесской киностудии. Поэтому он просто протянул руки вперед и осторожно
взял в них холодный инструмент смерти. На ножнах был рисунок, которого он
не заметил раньше. Это были три летящих журавля - золотая проволока,
вдавленная в черный лак ножен, образовывала легкий и стремительный контур
необычайной красоты.
Сердюку прямо в глаза.
вспомнил, про журавлей. Как там было-то... И в их строю есть промежуток
малый - быть может, это место для меня...
промежуток? Господи Шакьямуне, весь этот мир со всеми его проблемами легко
поместится между двумя журавлями, что там - он затеряется между перьями на
крыле любого из них... Как поэтичен этот вечер! Не выпить ли нам еще? За
то место в журавлином строю, которое вы наконец обрели?
этому значения, подумав, что Кавабата вряд ли знает о том, что песня эта -
о душах убитых солдат.
что-то по-японски, панель отъехала в сторону, и из проема выглянуло
мужское лицо, тоже южного типа. Лицо что-то сказало, и Кавабата кивнул
головой.
- Кажется, приходят важные вести. Если желаете, полистайте пока
какой-нибудь из этих альбомов, - он кивнул на полку, - или просто побудьте
сами с собой.
Сердюк подошел к стеллажам и поглядел на длинный ряд разноцветных
корешков, а потом отошел в угол и сел на циновку, прислонясь головой к
стене. Никакого интереса ко всем этим гравюрам у него не осталось.
верно, там ставили железную дверь. За раздвижной панелью еле слышным
шепотом матерились друг на друга девушки - они были совсем рядом, но почти
ничего из их ругани нельзя было разобрать, и заглушенные звуки нескольких
голосов, накладываясь друг на друга, сливались в тихий успокаивающий
шелест, словно за стеной был сад и шумели на ветру листья зацветающих
вишен.
судя по всему, прошло порядочно времени - Кавабата, который сидел в центре
комнаты, успел переодеться и побриться. Теперь на нем была белая рубаха, а
волосы, еще недавно всклокоченные, были аккуратно зачесаны назад. Он и
издавал разбудившее Сердюка мычание - это была какая-то унылая мелодия,
больше похожая на долгий стон. В руках Кавабаты был длинный меч, который
он протирал белой тряпочкой. Сердюк заметил, что рубаха Кавабаты не
застегнута, и под ней видны безволосая грудь и живот.
улыбнулся.
дремлем. А просыпаемся лишь с ее концом. Вот помните, когда мы назад в
офис шли, через ручей переправлялись?
внимательно в него вглядываясь, - поистине мир этот подобен пузырям на
воде. Не так ли?
японцу что-нибудь такое, чтобы тот понял, до какой степени его чувства
поняты и разделены.
сейчас... Он подобен фотографии этих пузырей, завалившейся за комод и
съеденной крысами.
что крысы съели ее до того, как она была проявлена.
есть поэзия поступка. Надеюсь, что ваше последнее стихотворение без слов
окажется под стать тем стихам, которыми вы радуете меня весь сегодняшний
день.
может сказать, что ждет его вечером.
Тайра есть враг, могущественный враг. Это Минамото.
токийской фондовой бирже "Минамото груп" скупила контрольный пакет акций
"Тайра инкорпорейтед". Тут замешан один английский банк и сингапурская
мафия, но это не важно. Мы разбиты. А враг торжествует.
только одно - это не значило ничего хорошего.
мы ведь не допустим, чтобы переменчивые тени, которые отбрасывают все эти
ничтожные пузыри бытия, омрачили наш дух?
Уходить из жизни надо так, как исчезают за облаком белые журавли. И пусть
ни одного мелкого чувства не останется в эту прекрасную минуту в наших
сердцах.
и поклонился Сердюку.
отрубите мне голову!
самурай, которого об этом просят, не может отказать, не покрыв себя
позором.
нет опыта в этой области.
пришла какая-то крайне тяжелая мысль. Он хлопнул ладонью по татами.
взгляд на Сердюка. - До чего же я все-таки невежествен и груб!
сторону.
сдвинул ее в сторону и вышел в коридор. Бетон неприятно холодил босые
ноги, и Сердюк вдруг с ужасом понял, что, пока они с Кавабатой бродили по
каким-то подозрительным темным переулкам в поисках сакэ, его ботинки с
носками стояли в коридоре возле входа, там же, где он оставил их днем. А
что было у него на ногах, он не мог вспомнить совершенно; точно так же он
не мог вспомнить ни того, как они с Кавабатой вышли на улицу, ни того, как
вернулись.
- Главное смотаться, а уже потом думать будем".
утра.