Чтение 39–й страницы книги ~Стажеры~

пользуется такой славой, заслуга именно Шершня, но зато, видите ли, внутри
там царит упадок нравов. У Шершня есть специальный осведомитель и
провокатор, некий бездарь Кравец. Этот Кравец, видите ли, везде
подслушивает, а потом наушничает, а потом по указанию директора
распространяет слухи и всех между собой ссорит. Так сказать, разделяй и
властвуй. Кстати, пока мы беседовали, этот несчастный Кравец зашел в
библиотеку за какой-то книжкой. Как на него Базанов накричал! "Пошел вон!"
- кричит. Бедный Кравец, такой милый, симпатичный юноша, даже
представиться не успел толком. Весь покраснел и ушел, даже книжки не взял.
Я, конечно, не мог сдержаться и здорово отчитал Базанова. Я ему прямо
сказал: "Что же вы, Петя? Разве можно?"

Михаил Антонович перевел дух и вытер лицо платочком.

- Ну, вот, - продолжал он. - Базанов, видите ли, необычайно
нравственно чистоплотен. Он не выносит, когда кто-нибудь за кем-нибудь
ухаживает. Здесь есть молоденькая сотрудница Зина, астрофизик, так он
приклеил к ней сразу двух кавалеров да еще вообразил, что они из-за нее
передрались. Она, видите ли, делает авансы и тому и другому, а те как
петушки... Причем сам, заметьте добавляет, что это только слухи, но что
факт остается фактом, все трое в ссоре. Мало того, что Базанов склочничает
со всеми астрономами, он втянул в свои склоки и инженер-контролеров. Все у
него кретины, сопляки, работать никто не умеет, недоучки... У меня волосы
дыбом вставали, когда я это слышал! Вообрази, Володенька... Знаешь, кого
он считает главным виновником всего этого?

Михаил Антонович сделал эффектную паузу. Быков остановился и
посмотрел на него. Юрковский, сильно прищурясь, играл желваками на
обрюзглых щеках.

- Тебя! - сказал Михаил Антонович сорвавшимся голосом. - Я прямо ушам
не поверил! Генеральный инспектор МУКСа прикрывает все эти безобразия,
мало того, возит по обсерваториям каких-то таинственных любимцев,
пристраивает их там, а простых работников, придравшись к мелочи, увольняет
и возвращает на Землю. Всюду насадил своих ставленников, вроде Шершня! Я
этого уже не выдержал. Я ему сказал: "Извините, - говорю, - голубчик,
извольте отдавать отчет в своих словах".

Михаил Антонович снова перевел дух и замолчал. Быков принялся
расхаживать по кают-компании.

- Так, - сказал Юрковский. - Чем же ваша беседа кончилась?

Михаил Антонович гордо сказал:

- Я больше не мог его слушать. Я не мог слышать, как обливают грязью
тебя, Володенька, и коллектив лучшей дальней обсерватории. Я встал,
язвительно попрощался и ушел. Надеюсь, ему сделалось стыдно.

Юрковский сидел, опустив глаза. Быков сказал с усмешкой:

- Хорошо живут у тебя на базах, генеральный инспектор. Дружно живут.

- Я бы на твоем месте, Володенька, принял бы меры, - сказал Михаил
Антонович. - Базанова надо вернуть на Землю без права работать на
внеземных станциях. Такие люди ведь очень опасны, Володенька, ты сам
знаешь...

Юрковский сказал, не поднимая глаз:

- Хорошо. Спасибо, Михаил. Меры принять придется.

Жилин тихо сказал:

- Может быть, он просто устал?

- Кому от этого легче? - сказал Быков.

- Да, - сказал Юрковский и тяжело вздохнул. - Базанова придется
убрать.

В коридоре послышался торопливый стук магнитных подков.

- Юра возвращается, - сказал Жилин.

- Что ж, давайте обедать, - сказал Быков. - Ты с нами обедаешь,
Владимир?

- Нет. Я обедаю у Шершня. Мне еще о многом надо договориться с ним.

Жилин стоял у входа в рубку и первым увидел Юру. Он вытаращил глаза и
поднял брови. Тогда к Юре обернулись все остальные.

- Что это значит, стажер? - осведомился Быков.

- Что с тобой, Юрик? - воскликнул Михаил Антонович.

Выглядел Юра предосудительно. Левый глаз был залит красно-синим
синяком, нос деформировался, губы распухли и почернели. Левую руку он
держал несколько на весу, пальцы правой были облеплены пластырями. Спереди
на куртке виднелись наспех замытые темные пятна.

- Я дрался, - хмуро ответил Юра.

- С кем вы дрались, стажер?

- Я дрался со Свирским.

- Кто это?

- Это один молодой астрофизик на обсерватории, - нетерпеливо пояснил
Юрковский. - Почему вы подрались, кадет?

- Он оскорбил девушку, - сказал Юра. Он глядел прямо в глаза Жилину.
- Я потребовал, чтобы он извинился.

- Ну?

- Ну, и мы подрались.

Жилин едва заметно одобрительно кивнул. Юрковский встал, прошелся по
каюте и остановился перед Юрой, глубоко засунув руки в карманы халата.

- Я так понимаю, кадет, - сказал он холодно, - что вы устроили в
обсерватории мерзкий дебош.

- Нет, - сказал Юра.

- Вы избили сотрудника обсерватории.

- Да, - сказал Юра. - Но я не мог иначе. Я должен был заставить его
извиниться.

- Заставил? - быстро спросил Жилин.

Юра поколебался немного, затем сказал уклончиво:

- В общем он извинился. Потом.

Юрковский раздраженно сказал:

- А, черт, при чем тут это, Иван!

- Извините, Владимир Сергеевич, - смиренно сказал Иван.

Юрковский снова повернулся к Юре.

- Все равно это был дебош, - сказал он. - Так это выглядит, во всяком
случае. Послушайте, кадет, я охотно верю, что вы действовали из самых
лучших побуждений, но вам придется извиниться.

- Перед кем? - сейчас же спросил Юра.

- Во-первых, разумеется, перед Свирским.

- А во-вторых?

- Во-вторых, вы должны будете извиниться перед директором
обсерватории.

- Нет! - сказал Юра.

- Придется.

- Нет.

- Что значит - нет? Вы устроили драку в его обсерватории. Это
отвратительно. И вы отказываетесь извиниться?

- Я не стану извиняться перед подлецом, - ровным голосом сказал Юра.

- Молчать, стажер! - проревел Быков.

Воцарилось молчание. Михаил Антонович горестно вздыхал и качал
головой. Юрковский с изумлением глядел на Юру.

Жилин вдруг оттолкнулся от стены, подошел к Юре и положил руку ему на
плечо.

- Простите, Алексей Петрович, - сказал он. - Мне кажется, надо дать
Бородину рассказать все по порядку.

- А кто ему мешает? - сердито сказал Быков. Было видно, что он очень
недоволен всем происходящим.

- Рассказывай, Юра, - сказал Жилин.

- Что тут рассказывать? - тихо начал Юра. Затем он закричал: - Это
надо видеть! И слышать! Этих дураков надо немедленно спасать! Вы говорите
- обсерватория, обсерватория! А это притон! Здесь люди плачут, понимаете?
Плачут!

- Спокойно, кадет, - сказал Юрковский.

- Я не могу спокойно! Вы говорите извиняться... Я не стану извиняться
перед инквизитором! Перед мерзавцем, который науськивает дураков друг на
друга и на девушку! Куда вы смотрите, генеральный инспектор? Все это
заведение пора давно эвакуировать на Землю, они скоро на четвереньки
станут, начнут кусаться!

- Успокойся и расскажи по порядку, - сказал Жилин.

И Юра рассказал. Как он встретился с Зиной Шатровой, и как она
плакала, и как он понял, что необходимо вмешаться немедленно, и он начал
со Свирского, который до того оброс шерстью, что верил всяким гадостям о
любимой девушке. Как он заставил Аверина со Свирским "поговорить по
душам", и как выяснилось, что Свирский никогда не называл Аверина бездарью
и подхалимом, и что Аверин даже не подозревал, что его неоднократно
выводили ночью из комнаты Зины. Как отобрали у контролера Дитца гитару и
узнали, что он никогда не распускал слухов про Базанова и Таню Оленину...
И как сразу обнаружилось, что все это проделки Кравца и что Шершень не
может не знать о них, и он-то и есть главный негодяй...

- Ребята прислали меня к вам, Владимир Сергеевич, чтобы вы что-нибудь
сделали. И вы лучше что-нибудь сделайте, иначе они сами сделают... Они уже
готовы.

Юрковский сидел в кресле за столом, и лицо у него было такое старое и
жалкое, что Юра остановился и растерянно оглянулся на Жилина. Но Жилин
опять еле заметно кивнул.

- За эти слова вы тоже ответите, - процедил сквозь зубы Шершень.

- Замолчи! - закричал маленький смуглый Аверин, сидевший рядом с
Юрой. - Не смей перебивать! Товарищи, как он смеет все время перебивать?

Юрковский переждал шум и продолжил:

- Все это до того омерзительно, что я вообще исключал возможность
такого явления, и понадобилось вмешательство постороннего человека,