кий срок он нажил бы себе целое состояние.
разговор:
тысяч франков. Проживи Шарль дольше, он зарабатывал бы столько же.
о нем.
не выйду.
дить моей особой. Впрочем, вам, как вдове, и карты в руки!
ваш опыт замужней женщины должен расшевелить мою холостяцкую невинность,
вот что!
чин знаете, - ведь вы вдова, так? - и вы займетесь моим воспитанием...
сегодня вечером, так? - можно начать даже сейчас, если хотите.
она, развеселившись.
заговорил Дюруа. - Больше того, я рассчитываю, что в двадцать уроков...
вы сделаете из меня образованного человека... Десять уроков на основные
предметы... на чтение и на грамматику... десять - на упражнения и на ри-
торику... Ведь я ничего не знаю, как есть ничего!
последую твоему примеру, и я должен сказать тебе, дорогая, что любовь
моя с каждой секундой становится все сильней и, что путь до Руана кажет-
ся мне очень долгим!
смешными ужимками, которые забавляли молодую женщину, привыкшую к выход-
кам и проказам высшей литературной богемы.
тельным, он внушал ей желание, подобное тому, какое вызывает в нас вися-
щий на дереве плод, хотя рассудок и шепчет нам, что надо запастись тер-
пением и съесть его после обеда.
покраснеть.
большому опыту. Поцелуи в вагоне ничего не стоят. Они портят аппетит. -
Покраснев еще больше, она прошептала: Недозрелый колос не жнут.
ротика, возбуждали его. Затем он беззвучно пошевелил губами, словно шеп-
ча молитву, и, перекрестившись, торжественно произнес:
кушений. Ну вот, теперь я каменный.
окутывал раскинувшиеся справа необозримые поля. Поезд шел вдоль Сены.
Молодые супруги смотрели на реку, что тянулась рядом с железнодорожным
полотном широкою лентою свеженачищенного металла, и на багровые отсветы
- на эти пятна, упавшие с неба, которые лучи заходящего солнца отполиро-
вали огнем и пурпуром. Отблески мало-помалу тускнели и, подернувшись
пеплом, печально гасли. А поля с зловещей предсмертной дрожью, каждый
раз пробегающей по земле с наступлением сумерек, погружались во тьму.
давно таких веселых, а теперь внезапно примолкших молодоженов.
го, майского дня.
он мерцающим желтым светом озарил серое сукно обивки.
нежностью, томною нежностью, безбурною жаждой тихой, убаюкивающей, уми-
ротворяющей ласки.
слышно.
дрожь, и, слегка наклонившись, так как щека его покоилась на теплом ложе
ее груди, она протянула ему губы.
внезапное и яростное сплетение тел, короткая ожесточенная борьба, стре-
мительное и беспорядочное утоление страсти. Потом, оба несколько разоча-
рованные, утомленные и все еще полные нежности, они не разжимали объятий
до тех пор, пока паровозный гудок не возвестил им скорой остановки.
растрепавшиеся на висках волосы. - Мы ведем себя, как дети.
одну, то другую.
раскрытое окно, за которым в ночной темноте порою мелькали освещенные
домики. Наслаждаясь тем, что они так близко друг к другу, испытывая все
растущее желание более интимных, более непринужденных ласк, они отдава-
лись своим мечтам.
наскоро поужинав, легли спать Наутро горничная разбудила их ровно в во-
семь.
посмотрев на жену, в порыве радости, охватывающей тех счастливцев, кото-
рым удалось найти сокровище, сжал ее в своих объятиях.
очень...
отговаривал ее, старался ее подготовить. И теперь он счел необходимым
возобновить этот разговор.
не могу встать.
рая кровать с соломенным тюфяком - и больше ничего. О волосяных матрацах
в Кантле не имеют понятия.
ночь... и вдруг услышать пение петухов!
ему стало неприятно. Отчего? Ему было хорошо известно, что у его жены
делая дюжина утренних туалетов. Что же, значит, она должна купить себе
новое приданое? Это уж как ей будет угодно, но только он не желает ви-
деть домашние туалеты, ночные сорочки, все эти одежды любви, в которые
она облекалась при его предшественнике. У него было такое ощущение,
словно мягкая и теплая ткань все еще хранит в себе что-то от прикоснове-
ний Форестье.
коренастыми пароходами, которые при помощи лебедок с диким грохотом
разгружались у пристани, произвел на него сильное впечатление, хотя все
это ему было давно знакомо.
жавшись к нему, замерла, потрясенная и очарованная.
что на реке может быть столько судов сразу!
несколько дней. И через час они уже тряслись в открытом фиакре, дребез-
жавшем, как старый котел. Сперва бесконечно долго тянулся унылый
бульвар, затем начались луга, среди которых протекала речка, потом доро-
га пошла в гору.
десно пригревало солнце, она разомлела от пронизывающей ласки его лучей
и, словно погруженная в теплые волны света и деревенского воздуха, Вско-
ре задремала.
вался славившийся своей живописностью вид, который показывают всем путе-