отталкивают и оскорбляют меня?" - Карл! - настойчиво повторил король, будто
обращался к слабоумному. - Как вы посоветуете поступить с вашей супругой?
сам уйду в монастырь.
детей так, будто видел их впервые в жизни, и задумался - он думал о законе
первородства, о том, что подчас природа не особенно заботится об интересах
престола. Чего только не натворит, став королем, его старший сын Людовик,
неразумный, жестокий, поддающийся любому порыву! И разве может стать ему
поддержкой младший сын Карл, эта тряпка. Столкнувшись с первой жизненной
драмой, он сломится! Наиболее уравновешенный нрав у среднего, Филиппа, и,
конечно же, он больше, чем его братья, достоин управлять государством. Но
никогда Людовик не станет прислушиваться к его советам, это видно уже
сейчас.
отлучена от королевского ложа. И кара, постигшая ее, должна быть
всенародной, дабы каждый знал, что преступление, совершенное супругой или
дочерью короля, наказуется более сурово, чем преступление, совершенное женой
вассала.
Какая жалость, что родилась она не мужчиной и родилась не первой.
подымаясь.
со своими советниками Ногарэ и Мариньи.
Глава 10
СУД
своих носилках, думала лишь об одном: каким образом умилостивить короля
Филиппа Красивого. Но мысли разбегались. Слишком много различных
соображений, слишком много страхов, а главное, безумный гнев против дочерей
и кузины, против их идиотов мужей, против неосторожных их любовников, против
всех тех, кто из легкомыслия, в ослеплении или уступив плотским порывам
грозил разрушить умело возведенное здание ее могущества, - все это мешало ей
сосредоточиться. Чем теперь станет графиня Маго? Матерью разведенных
принцесс - и только. И она решила взвалить всю тяжесть преступления на
Маргариту, чтобы обелить двух других преступниц. Во-первых, Маргарита не ее
дочь. Кроме того, она старшая, и, следовательно, ей можно поставить в вину,
что она увлекла на греховный путь младших своих невесток.
рвение. Он не без удовольствия поглядывал на пышную грудь Беатрисы д'Ирсон,
стан которой красиво покачивался в такт лошадиной рыси, но с несравненно
более острым удовольствием он смотрел на бывшего каноника, неуклюже
подпрыгивающего в седле, и уж совсем расцветал от счастья, слыша стенания
тетушки. Всякий раз, когда его дородную родственницу подкидывало на ухабах и
она испускала жалобный стон, он словно невзначай переводил коней на галоп.
Немудрено, что графиня Маги вздохнула с облегчением, когда перед путниками
выступили наконец над кронами деревьев башни Мобюиссонского замка.
тишина, нарушаемая лишь мерным шагом лучников.
Тьерри д'Ирсона и Беатрисы графиня Маго тут же направилась к аббатству.
Несмотря на всю свою усталость, шагала она быстро и решительно.
под уходящим ввысь холодным сводом не видно было монахинь, которые обычно
собирались здесь для молитвы; перед своим государем застыл в молчании весь
королевский двор.
пробежал шепот. Голос, голос, который мог принадлежать одному лишь Ногарэ,
читавшему приговор, умолк, и король обменялся многозначительным взглядом со
своим непреклонным советником.
ней. Она заметила короля, который восседал на троне, с короной на голове, со
скипетром в руке. Лицо его было еще холоднее, чем обычно, а взгляд еще
неподвижнее.
долг, как то завещал ему дед, Людовик Святой, не представлял он здесь
Божественное правосудие?
д'Эвре сидели на скамьях рядом с тремя королевскими сыновьями и
владетельными баронами. Перед возвышением на каменных плитах стояли на
коленях три молоденькие монашенки, низко склонив обритые наголо головы.
Немного позади, у подножия трона, красовался Алэн де Парейль, главный
исполнитель королевских приговоров. "Слава тебе. Господи, - подумала Маго. -
Мы поспели вовремя. Судят каких-то монахинь по обвинению в колдовстве или
содомском грехе".
и еще потому, что графиня Маго носила высокое звание пэра Франции. Вдруг она
почувствовала, что ноги у нее подкосились: одна из коленопреклоненных
преступниц подняла голову, и графиня узнала в кающейся монахине собственную
дочь Бланку. Три монахини были тремя принцессами - им обрили головы и надели
на них власяницу. Графиня Маго зашаталась и глухо вскрикнула, будто ее
ударили кинжалом в грудь. Машинальным движением она уцепилась за руку
племянника, который оказался рядом.
Робер Артуа, который самозабвенно упивался своей местью.
рождал целую вереницу унизительных картин. Краска залила лицо графини Маго,
и она содрогнулась от стыда, того самого стыда, который терзал трех принцев,
трех мужей, ставших всеобщим посмешищем, - они сидели перед королем, низко
склонив головы, как три преступника.
д'Онэ, вследствие чего установлено существование любовной связи между ними и
Маргаритой и Бланкой Бургундскими, заключить сих последних в крепость
Шато-Гайар и держать их там до тех пор, пока Господь не призовет их к себе".
пожизненное заключение...
продолжал Ногарэ, - ввиду того что она не уличена в нарушении супружеского
долга и посему прелюбодеяние вменено в вину ей быть не может, но поскольку
установлено, что она повинна в преступном сообщничестве и попустительстве,
заточена будет в замок Дурдан на все то время, какое потребуется ей для
покаяния, и так долго, как то заблагорассудится королю".
шептала про себя: "Это он, он, пес, все затеял, его это рук дело, ему бы
только шпионить, доносить и мучить. Ничего, он поплатится за это. Поплатится
своей шкурой!" Однако Ногарэ еще не окончил чтения обвинительного приговора.
царствующего дома и презревшие феодальные узы, кои обязаны были блюсти,
будут ободраны живьем, четвертованы, оскоплены, обезглавлены и повешены
публично на заре следующего дня. Так рассудил наш мудрейший,
всемогущественнейший и возлюбленный король".
ждут их возлюбленных. Ногарэ медленно свернул пергаментный свиток, король
поднялся с трона. Зала постепенно пустела, и только неясный гул голосов
отдавался под каменными сводами, привыкшими к словам святой молитвы. Люди
сторонились графини Маго, избегали глядеть в ее сторону. "Подлецы, трусы", -
думала она с ненавистью. Она направилась к двери, но Алэн де Парейль
преградил ей путь.
сыновьям, в том случае, если они того сами пожелают, приблизиться к
преступницам, дабы услышать их последнее прости и слова их раскаяния.
король уже выходил из залы; за ним плелся, задыхаясь от гнева и унижения,
Людовик Наваррский, шествие замыкал Филипп Пуатье, даже не оглянувшийся на
свою жену.
залы, тяжело опираясь на своего канцлера и Беатрису. - Матушка!
подошел к Бланке, но язык не повиновался ему.
на которой бритва цирюльника оставила красные царапины. Она походила на
голенького птенчика.
тишину нарушил суровый голос Изабеллы:
без того прямой стан. Изабелла, с маленькой короной на волосах, стояла, как
страж, рядом с братом, и губы ее кривила презрительная гримаска.
гневу.