Чтение 39–й страницы книги ~Пятнистая смерть~

Саки, которых учили владеть луком с трех лет, бьют наверняка и без
промаха.

Персы, никогда не отличавшиеся особой меткостью, надеются больше на
копья и секиры.

Круг за кругом выбивают саки из персидского войска, рассекают
железную паутину нить за нитью, стремясь добраться до мечущегося в
середине паука. Все ниже по склонам котловины, не переставая кричать,
спускаются саки. Сотни их, убитых и раненых, упало с коней, но тысячи
новых всадников встают на место вышедших из строя.

Они бесчисленны. Они подобны песку, стекающему в яму, выстилая дно,
сглаживая края и засыпая ее до верха.

Кончились стрелы. Саки спрятали луки, вынули из ножен мечи и
попрыгали с коней. С коня рубиться трудно - мечи коротки и предназначены
скорей для колющего, чем рубящего удара. И не придумали люди еще стремян,
чтобы, опершись ногою о стремя, свеситься с коня и достать мечом пешего
неприятеля.

Завязалась рукопашная. Бой распался на тысячи поединков. Застучали
копья о копья и щиты о щиты, заскрежетали мечи о мечи, зазвенели секиры о
секиры. Крик с обеих сторон усилился и превратился в сплошной визг и вой.

Булавами бились. Боевыми топорами с плеча рубились. Прыгали, как
барсы, отлетали кувырком, рывком втыкали копья в животы. Разили и резали.
Крушили и крошили. Отступали, нападали, падали под палицами, пальцы
отсекали, мозжили кости, кости кистенями дробили, дротиками раздирали рты.

- Во имя Ахурамазды! - То ринулись вперед копейщики Виштаспы.

У Виштаспы торчком встали ресницы, взъерошились волосы на висках: он
с такой силой ударил ближайшего сака тяжелой пикой, что пробил, как тонкую
циновку, плетеный, обтянутый кожей щит, плотный кожаный нагрудник, толстый
войлок одежды, пронзил насквозь печень и вогнал железный наконечник на три
пяди в землю. Из раны меж ребер сака вытянутым хвостом гнедого коня
брызнула кровь.

Пока копейщики орудовали копьями, щитоносцы прикрывали их щитами,
защищали мечами. Всадив копье с крюком во вражеский щит, перс наступал
ногой на древко - щит выпадал из рук сака, и перс втыкал в грудь саку меч.

Персидская сила уже ломила сакскую силу. Отряд копейщиков ворвался в
ряды сакских воинов, как дикобраз в стаю мышей. Ощетиненный железными
иглами со всех сторон, он клином врезался в пологий склон, занятый саками.
Мутной волной вскипели за ним другие отряды персидского войска.

- Остановить! - крикнула Томруз.

- О-о, Митра, о-о! - ритмично запели старики, обнаженные до пояса.

С гимном на устах и с кинжалами в руках шли они в бой, чтобы на
персидских копьях перенестись прямо к потусторонним кострам. Смерть
веселила их. С песней и смехом они раздвигали копья, вырывали щиты,
хватали врагов за волосы, повергали их на землю, закалывали в шейные ямки
или так давили противника, что у него изо рта и носа ручьем лилась черная
кровь.

Их изрубили всех до одного, но они сделали свое дело. Пока персы
возились со стариками, отряд лучниц Майры подкрался к неприятельским
копейщикам сбоку и ударил в них тучей стрел. Багровой мутью схлынул
персидский отряд обратно в котловину.

- Во имя Ахурамазды! - Тяжело опустив голову, с хрипом и ревом грузно
двинулся на саков Раносбат.

Отряд Раносбата врубился в толщу сакских войск, как толпа горных
лесорубов в гущу мастиковых зарослей.

Пятнистые воины в барсовых шкурах медленно выступали на согнутых
ногах, низко пригнувшись вперед и вскинув секиры над плечом; глаза их
настороженно сверкали в просветах между краями котлообразных шлемов и
коваными краями щитов. Резкий взмах - и топор обрушивался на голову сака,
прикрытую лишь войлочным колпаком. С треском распадались щиты. Лопались
наплечники. Пальцы отрубленных рук судорожно хватались за колючую траву.

Огромную просеку проложили секироносцы Раносбата в плотных рядах
сакского войска. Это была тяжелая работа. Из-под корней волос у персов
струился пот, с шумом вырывалось из-под забрал горячее дыхание.

Вновь крушила сила персидская силу сакскую.

- Остановить! - крикнула Томруз.

- О-о, Митра, о-о! - запели воины из рода Фрады. Смертью своей решили
они искупить вину старейшины перед саками. Они напали на Раносбата сбоку.
И когда секироносцы повернулись к ним лицом, сзади в них ударили тучей
стрел лучницы Майры. И эта персидская волна схлынула обратно в котловину.

Не было спасения от длинных стрел - грозного сакского оружия.

От сакской стрелы не убежать пешему - догонит. Не умчаться верхом -
настигнет, пригвоздит к хребту коня. Спрячешься в панцирь - пробьет вместе
с панцирем. Прикроешь щитом грудь - ударит в голову, прикроешь голову -
ударит в грудь.

Под ногами сражающихся тяжко вздрагивали холмы, трескались камни,
сухая трава превратилась в пыль и золу; даже солнце потемнело от страха и
прикрылось облаком взметнувшегося к небу желтого праха. На дне котловины
заплескалась кровь. Она хлюпала, как жидкая грязь. Кровь доходила Курушу
до колен.

Утана бегал, разбрызгивая кровь, позади царского шатра, рвал на себе
волосы и все твердил хрипло, не отрывая глаз от умирающих.

- За что? За что?

Пали мады, варканы, харайва. Дахи и парты повернули оружие против
"благородных", принялись избивать их нещадно, а затем перебежали на
сакскую сторону. Распростились с жизнью тысячи персов. Битва подходила к
концу.

Куруш отобрал оставшихся воинов самых крепких и вознес к небу
краткую, похожую на проклятье молитву.

- Во имя Ахурамазды! - Он вынул из ножен широкий меч - такой
блестящий, что в нем отразились, ясно, как в зеркале, глаза и зубы
окружавших царя телохранителей, с улыбкой поцеловал клинок, покрепче
стиснул его в жилистой руке и проворно, крупными скачками, кинулся вверх
по склону.

Пробиться сквозь толпу саков - и бежать прочь от этой заколдованной
котловины!

Царь царей действовал мечом сноровисто, как земледелец серпом - он
один скосил целый ряд спешенных кочевников, уложил на землю, точно снопы,
"сравнял их с их тенью".

Тот, кто встретился в битве с желтыми глазами Куруша и остался жив,
навсегда запомнил их выражение, до конца дней своих не мог вспомнить о них
без содрогания.

Он видел немигающие глаза Пятнистой смерти.

Курушу нанесли несколько глубоких ран, однако повелитель Айраны не
останавливался.

Рядом сражались Раносбат и Виштаспа.

Отряд "бессмертных" - личных телохранителей Куруша, ободренный
примером государя, вырвался, убивая саков, хуваров, бактров и сугдов,
далеко вперед, чуть ли не к шатру Томруз.

Персы одолевали!

Продолжая успешно и неутомимо пробиваться к гребню холма, царь царей
с ходу наткнулся на прислоненный к выступу скалы тяжелый сакский щит.

Он резко споткнулся и выронил меч.

Опрокинулся навзничь и покатился вниз по склону.

С маху ударился о торчащий камень.

Голова его странно выкрутилась и подвернулась под левое плечо. Широко
раскинутые руки и ноги задергались, на губах выступила кровавая пена,
глаза вылезли из орбит.

Саки из последних сил навалились на "бессмертных" и столкнули их,
сами падая и задыхаясь, обратно в котловину. И так всю битву - персы
упорно лезли из котловины, как свора свирепых джинов из случайно
раскупоренной бутылки, а саки еще более упорно старались отбросить,
спихнуть, вколотить их назад, в бутыль.

Кучка уцелевших персов пустилась бежать к устью лощины - может, хоть
там найдется лазейка?

Раносбат и Гау-Барува задержались на миг возле все еще живого царя
царей.

- Что с ним такое? - услышал Куруш сквозь охватывающий его смертный
сон голос верного Раносбата.

- Споткнулся о сакский щит и сломал шею. Обошел полмира - и не
споткнулся. А здесь...

А, это друг Гау-Барува. Друг Гау-Барува. Он поможет. Он не оставит
повелителя умирать под ногами у саков.

- Унесем? - нерешительно сказал Раносбат. - Что ни говори, долг есть
долг.

- Э! - рассердился Гау-Барува. - Пропади он пропадом! Теперь нам с
тобой... Самим бы ноги унести как-нибудь.

Они убежали.

- О Куруш! - Перед царем, жалобно причитая, опустился на колени
Виштаспа. - О родич мой бедный, мой несчастный государь...

Виштаспа воровато оглянулся.

Никто не глядит, все бегут.

Он отвел руку далеко назад и, коротко крякнув, всадил меч по рукоять
в спину царя царей.

Старый осел, многократно битый хозяином, терпеливо и долго копил
обиду и силу. И однажды, когда человек очутился на краю обрыва, осел
примерившись, так крепко лягнул хозяина, что тот с визгом свалился в
пропасть.

Выслушав перса - одного-единственного из тысяч! - сумевшего убежать
от саков и добраться до переправы, Крез скорчился от смеха. Его крутило,