обидела наших заправил разумом. Теперь допустим, что мы победим. Что из
этого последует потом? Надо будет продолжать уже начатую восточную политику.
народные средства. Ведь восточная политика будет осуществляться за счет
насилия над жизнью ста пятидесяти миллионов народа. Заглянем еще дальше в
будущее. Внешний враг укрощен. Тогда, победоносное правительство припомнит
кое-что и внутреннему врагу. И опять заживем по-старому. Будем проводить
мировую
революционеров-каторгой и пулями. Словом полная беспросветность впереди.
газете. Кладо уже не казался мне крупным человеком. Васильев заметил мое
отчаяние и воскликнул:
меня в углу висит икона с изображением Николая-угодника. А вы знаете, откуда
она мне досталась?
написать вам благодарственную грамоту, но побоялись это сделать: и вас могли
бы подвести и себя.
силу его. У меня есть свой пророк.
и показал ее мне. Я с удивлением прочитал название книги: "Капитал" Карла
Маркса.
знал, что все это достается людям, необязательно даровитым и честным. Но мне
до болезненной страстности хотелось бы быть таким же умным и просвещенным
человеком, каким представлялся в моих глазах Васильев, хотелось так же, как
он, находясь даже на военном корабле, читать
произведения других мыслителей, так же, как он, свободно разбираться во всей
путанице житейский чертовщины.
прикрывает его собой?
швам.
идти.
наше положение, произошли недоразумения на крейсере 1-го ранга "Адмирал
Нахимов". Дело было так. В то время как на многих больших кораблях почти
каждый день выпекали свежий хлеб или, если не было соответствующих печей,
добывали его с берега, нахимовская команда вынуждена была удовлетворяться
полугнилыми сухарями. Не только во время похода, но и на якорной стоянке ей
не выдавали хлеба. Матросы, недовольные этим, роптали между собой. Из
начальства никто не обращал на них внимания. Так продолжалось до 10 января,
пока кто-то из машинистов не поставил ребром вопроса:
сухарями.
подчиненных перемену в настроении: загадочнее стали лица со стиснутыми
челюстями, в глазах отражалась враждебность. А вечером все выданные на руки
сухари полетели за борт. После молитвы, несмотря на приказание вахтенного
начальника разойтись, матросы остались на месте, выстроенные повахтенно на
верхней палубе, вдоль обоих бортов крейсера. В наступившей, темноте два
фронта были похожи на два неподвижных барьера. Такое непослушание скопом
проявилось впервые за все время плавания. Офицеры этим были крайне удивлены,
тем более что многие из команды были
дисциплинированные и самые надежные матросы. Теперь уже сам старший офицер
возвысил голос, приказывая команде разойтись. И опять несколько секунд
длилось жуткое молчание, точно люди все оглохли. Наконец из заднего ряда
первой вахты, издалека, как громовой рокот приближающейся грозы, басисто
прозвучало:
ранга Родионов. Он взглянул на одну вахту и на другую, сутулый, небольшого
роста, с круглой седеющей бородой. Потом прошамкал провалившимся ртом:
момент растерялась и замолчала, но сейчас же опять зашумела, требуя хлеба.
прошелся несколько раз вдоль палубы, равнодушно поглядывая то на один фронт,
то на другой, словно обдумывая, как укротить ярость своих подчиненных. Они
вышли из повиновения, они орали на весь рейд, едва удерживаясь, чтобы не
броситься на офицеров с кулаками. Теперь малейшая ошибка с его стороны может
кончиться смертью для всего начальствующего состава. Он приказал отсчитать с
фланга десяток матросов и переписать их
скомандовали:
десяток людей дрогнул и выполнил команду. А дальше, оторвавшись от массы
только на один аршин, они стали послушны, как автоматы, и ничего уже не
стоило заставить их повернуться в сторону и направить в носовую часть судна.
Так же поступили со вторым десятком, с третьим. Остальные, постепенно
замолкая, сначала заинтересовались, что делается на фланге, а потом, увидев,
что дело их проиграно, сами разошлись, повалив гурьбой за койками. В
движении людей была такая торопливость, как будто они хотели наверстать
даром, потерянное время.
экипаж был выстроен повахтенно на верхней палубе. Ждали, что он будет
опрашивать претензии и начнет разбираться в происшедшем событии; а от него
услышали другое:
вдруг, посинело. Он быстро повернулся, спустился по трапу и, усевшись на
паровой катер, направился к своему броненосцу. Получилось впечатление, как
будто он приезжал только затем, чтобы произнести эту единственную и никогда
не забываемую фразу.
на "Орле" он был оглашен перед вечерней молитвой на шканцах, куда были
собраны все матросы. Старший офицер Сидоров, покрутив седые грозные усы,
начал читать:
царских завелись холуи японские, сеющие смуту между
прячущиеся за спины их.
их не найдут, ротные командиры (в приказе перечисляются фамилии четырех
лейтенантов) арестовываются домашним арестом с
обязанностей, а фельдфебели (тоже все четверо названы по фамилиям) смещаются
на оклад содержания матросов второй статьи с 1-го сего января".
матросов:
постараются найти. И фельдфебели им помогут.
важно.
затягивалась сплошным серым покровом, сеющим мелкую водяную пыль.
большинстве же случаев по небесной пустыне плыли иссиня-белесые облачка,
между которыми, почти не переставало светить солнце. Казалось, что каждое
такое облачко было размером не больше шапки, но из него, как из опрокинутого
чана, обрушивался на нас теплый ливень. Получалось впечатление, как будто
сам воздух превращался вводу. Так повторялось через каждые десять-пятнадцать
минут. Дождь начинался внезапно, как и внезапно обрывался, словно кто в небе
закрывал клапан, а потом, пронизанный лучами, уходил от нас, падая в море и
на острова золотой пряжей. Разрозненными осколками сияла радуга.
приспособили раскинутые над палубой широченные тенты, сделав в них стоки.
цистерны.