выслушав, как я дала слово. Я вспыхнула, и мое смущение не укрылось от
бедной Александры Михайловны. Подавляющая, мучительная тоска отразилась
на лице ее.
рить.
сандрович. - Вы слыхали? Что прикажете думать?
тягостнее.
Я не знаю, что там еще было; но...
лучше меня объяснять дело, - прибавил он с затаенной насмешкой.
покраснела и опустила глаза. Наступила долгая пауза. Петр Александрович
в досаде ходил взад и вперед по комнате.
ловна, робко выговаривая каждое слово, - но если это только было, - про-
должала она, силясь дать особенный смысл словам своим, уже смутившаяся
от неподвижного взгляда своего мужа, хотя она и старалась не глядеть на
него, - если только это было, то я не знаю, из-за чего нам всем горевать
и так отчаиваться. Виноватее всех я, я одна, и это меня очень мучит. Я
пренебрегла ее воспитанием, я и должна отвечать за все. Она должна прос-
тить мне, и я ее осудить не могу и не смею. Но, опять, из-за чего ж нам
отчаиваться? Опасность прошла. Взгляните на нее, - сказала она, одушев-
ляясь все более и более и бросая пытливый взгляд на своего мужа, -
взгляните на нее: неужели ее неосторожный поступок оставил хоть ка-
кие-нибудь последствия? Неужели я не знаю ее, дитяти моего, моей дочери
милой? Неужели я не знаю, что ее сердце чисто и благородно, что в этой
хорошенькой головке, - продолжала она, лаская меня и привлекая к себе, -
ум ясен и светел, а совесть боится обмана... Полноте, мои милые! Перес-
танем! Верно, другое что-нибудь затаилось в нашей тоске; может быть, на
нас только мимолетом легла враждебная тень. Но мы разгоним ее любовью,
добрым согласием и рассеем недоумение наше. Может быть, много недогово-
рено между нами, и я винюсь первая. Я первая таилась от вас, у меня у
первой родились бог знает какие подозрения, в которых виновата больная
голова моя. Но... но если уж мы отчасти и высказались, то вы должны оба
простить меня, потому... потому, наконец, что нет большого греха в том,
что я подозревала...
слов его. По мере того как он ее слушал, насмешливая улыбка показывалась
на его губах. Он перестал ходить и остановился прямо перед нею, закинув
назад руки. Он, казалось, рассматривал ее смущение, наблюдал его, любо-
вался им; чувствуя над собой его пристальный взгляд, она смешалась. Он
переждал мгновение, как будто ожидая чего-нибудь далее. Смущение ее уд-
воилось. Наконец он прервал тягостную сцену тихим долгим язвительным
смехом:
но, перестав смеяться. - Вы взяли на себя роль, которая вам не по силам.
Чего вам хотелось? Вам хотелось поднять меня на ответ, поджечь меня но-
выми подозрениями или, лучше сказать, старым подозрением, которое вы
плохо скрыли в словах ваших? Смысл ваших слов, что сердиться на нее не-
чего, что она хороша и после чтения безнравственных книг, мораль кото-
рых, - говорю от себя, - кажется, уже принесла кой-какие успехи, что вы,
наконец, за нее отвечаете сами; так ли? Ну-с, объяснив это, вы намекаете
на что-то другое; вам кажется, что подозрительность и гонения мои выхо-
дят из какого-то другого чувства. Вы даже намекали мне вчера - пожалуйс-
та, не останавливайте меня, я люблю говорить прямо - вы даже намекали
вчера, что у некоторых людей (помню, что, по вашему замечанию, эти люди
всего чаще бывают степенные, суровые, прямые, умные, сильные, и бог зна-
ет каких вы еще не давали определений в припадке великодушия!), что у
некоторых людей, повторяю, любовь (и бог знает почему вы это выдумали!)
и проявляться не может иначе как сурово, горячо, круто, часто подозрени-
ями, гонениями. Я уж не помню хорошо, так ли именно вы говорили вчера...
Пожалуйста, не останавливайте меня; я знаю хорошо вашу воспитанницу; ей
все можно слышать, все, повторяю вам в сотый раз, - все. Вы обмануты. Но
не знаю, отчего вам угодно так настаивать на том, что я-то именно и есть
такой человек! Бог знает зачем вам хочется нарядить меня в этот шутовс-
кой кафтан. Не в летах моих любовь к этой девице; да наконец, поверьте
мне, сударыня, я знаю свои обязанности, и, как бы великодушно вы ни из-
виняли меня, я буду говорить прежнее, что преступление всегда останется
преступлением, что грех всегда будет грехом, постыдным, гнусным, небла-
городным, на какую бы степень величия вы ни вознесли порочное чувство!
Но довольно! довольно! и чтоб я не слыхал более об этих гадостях!
дая и обнимая меня, - пусть постыдны были мои подозрения, пусть вы нас-
меялись так сурово над ними! Но ты, моя бедная, за что ты осуждена слу-
шать такие оскорбления? И я не могу защитить тебя! Я безгласна! Боже
мой! я не могу молчать, сударь! Я не вынесу... Ваше поведение безумно!..
чтоб жестокие укоры не вывели его из терпения. Я все еще трепетала от
страха за нее.
те...
рук Александры Михайловны. - Я вам не позволю прикасаться к жене моей;
вы мараете ее; вы оскорбляете ее своим присутствием! Но... но что же
заставляет меня молчать, когда нужно, когда необходимо говорить? - зак-
ричал он, топнув ногою. - И я скажу, я все скажу. Я не знаю, что вы там
знаете, сударыня, и чем вы хотели пригрозить мне, да и знать не хочу.
Слушайте! - продолжал он, обращаясь к Александре Михайловне, - слушайте
же.
мне в глаза, - во имя чего? Знайте же, я вырвал из рук ее письмо от лю-
бовника! Вот что делается в нашем доме! вот что делается подле вас! вот
чего вы не видали, не заметили!
вые строки и не ошибся: письмо было от любовника. Она вырвала его у меня
из рук. Оно теперь у нее, - это ясно, это так, в этом нет сомнения; а
если вы еще сомневаетесь, то взгляните на нее и попробуйте потом наде-
яться хоть на тень сомнения.
нет, не говори, не говори! Я не знаю, что это было, как это было... боже
мой, боже мой!
Это... это я знаю, что значит! - проговорила она, пристально смотря на
мужа. - Вы... я... не могла, ты меня не обманешь, ты меня не можешь об-
манывать! Расскажи мне все, все без утайки: он ошибся? да, не правда ли,
он ошибся? Он видел другое, он ослеплен? да, не правда ли? не правда ли?
Послушай: отчего же мне не сказать всего, Аннета, дитя мое, родное дитя
мое?
Александровича. - Отвечайте: видел или нет я письмо в руках ваших?..
Русанов Владислав
Корнев Павел
Андреев Николай
Афанасьев Роман
Николаев Андрей
Суворов Виктор