Чтение 39–й страницы книги ~Село Степанчиково и его обитатели~

И он вышел в чрезвычайном негодовании.

Пораженный известием, я вскочил с кровати, поспешно оделся и сбежал
вниз. Думая отыскать дядю в доме, где, казалось, все еще спали и ничего
не знали о происшедшем, я осторожно поднялся на парадное крыльцо и в се-
нях встретил Настеньку. Одета она была наскоро, в каком-то утреннем
пеньюаре иль шлафроке. Волосы ее были в беспорядке: видно было, что она
только что вскочила с постели и как будто поджидала кого-то в сенях.

- Скажите, правда ли, что Татьяна Ивановна уехала с Обноскиным? - то-
ропливо спросила она прерывавшимся голосом, бледная и испуганная.

- Говорят, что правда. Я ищу дядюшку; мы хотим в погоню.

- О! привезите ее скорее! Она погибнет, если вы ее не воротите.

- Но где же дядюшка?

- Верно, там, у конюшен; там коляску закладывают. Я его здесь поджи-
дала. Послушайте, скажите ему от меня, что я непременно хочу ехать се-
годня же; я совсем решилась. Отец возьмет меня; я еду сейчас, если можно
будет. Все погибло теперь! все потеряно!

Говоря это, она сама глядела на меня как потерянная и вдруг залилась
слезами. С ней, кажется, начиналась истерика.

- Успокойтесь! - умолял я ее, - ведь это все к лучшему - вы увиди-
те... Что с вами, Настасья Евграфовна?

- Я... я не знаю... что со мною, - говорила она, задыхаясь и бессоз-
нательно сжимая мои руки. - Скажите ему...

В эту минуту за дверью направо раздался какой-то шум.

Она бросила мою руку и, испуганная, не договорив, убежала вверх по
лестнице.

Я нашел всю компанию, то есть дядю, Бахчеева и Мизинчикова, на заднем
дворе, у конюшен. В коляску Бахчеева впрягали свежих лошадей. Все было
готово к отъезду: ждали только меня.

- Вот и он! - закричал дядя при моем появлении. - Слышал, брат? -
прибавил он с каким-то странным выражением в лице.

Испуг, растерянность и вместе с тем как будто надежда выражалась в
его взглядах, голосе и движениях. Он сознавал, что в судьбе его совер-
шился капитальный переворот.

Тотчас же посвятили меня во все подробности. Господин Бахчеев, прове-
дя самую скверную ночь, на рассвете выехал из своего дома, чтоб поспеть
к ранней обедне в монастырь, находящийся верстах в пяти от его деревни.
На самом повороте с большой дороги в обитель он вдруг увидел тарантас,
мчавшийся во всю прыть, а в тарантасе Татьяну Ивановну и Обноскина.
Татьяна Ивановна, заплаканная и как будто испуганная, вскрикнула и про-
тянула к господину Бахчееву руки, как будто умоляя его о защите, - так
по крайней мере выходило из его рассказа. "А тот-то, подлец, с бороден-
кой-то, - прибавил он, - ни жив ни мертв сидит, спрятался; да только
врешь, брат, не спрячешься!" Долго не думая, Степан Алексеевич поворотил
опять на дорогу и прискакал в Степанчиково, разбудил дядю, Мизинчикова,
наконец, и меня. Решили тотчас же пуститься в погоню.

- Обноскин-то, Обноскин-то... - говорил дядя, пристально смотря на
меня, как будто желая сказать мне вместе с тем и что-то другое, - кто бы
мог ожидать!

- От этого низкого человека всегда можно было ожидать всякой пакости!
- вскричал Мизинчиков с самым энергическим негодованием и тотчас же от-
вернулся, избегая моего взгляда.

- Что ж мы, едем иль нет? Али до ночи будем стоять да сказки расска-
зывать? - прервал господин Бахчеев, влезая в коляску.

- Едем, едем! - подхватил дядя.

- Все к лучшему, дядюшка, - шепнул я ему. - Видите, как все это те-
перь отлично уладилось?

- Полно, брат, не греши... Ах, друг мой! они теперь просто выгонят
ее, в наказанье, что не удалось, - понимаешь? Ужас, сколько я пред-
чувствую!

- Да что ж, Егор Ильич, шептаться аль ехать? - вскричал в другой раз
господин Бахчеев. - Аль уж отложить лошадок да закуску подать, - как вы
думаете: не выпить ли водочки?

Слова эти были произнесены с таким яростным сарказмом, что не было
никакой возможности не удовлетворить тотчас же господина Бахчеева. Все
немедленно сели в коляску, и лошади поскакали.

Некоторое время мы все молчали. Дядя значительно посматривал на меня,
но говорить со мной при всех не хотел. Он часто задумывался; потом, как
будто пробуждаясь, вздрагивал и в волнении осматривался кругом. Мизинчи-
ков был, по-видимому, спокоен, курил сигару и смотрел с достоинством
несправедливо обиженного человека. Зато Бахчеев горячился за всех. Он
ворчал себе под нос, глядел на всех и на все с решительным негодованием,
краснел, пыхтел, беспрерывно плевал на сторону и никак не мог успоко-
иться.

- Уверены ли вы, Степан Алексеич, что они поехали в Мишино? - спросил
вдруг дядя. - Это, брат, двадцать верст отсюда, - прибавил он, обращаясь
ко мне, - маленькая деревенька, в тридцать душ; недавно приобретена от
прежних владельцев одним бывшим губернским чиновником. Сутяга, каких
свет не производил! Так по крайней мере о нем говорят; может быть, и
ошибочно. Степан Алексеич уверяет, что Обноскин именно туда ехал и что
этот чиновник теперь ему помогает.

- А то как же? - вскричал Бахчеев, встрепенувшись. - Уж я говорю, что
в Мишино. Только теперь его, в Мишине-то, может, уж Митькой звали, Об-
носкина-то! Еще бы три часа на дворе попусту прокалякали!

- Не беспокойтесь, - заметил Мизинчиков, - застанем.

- Да, застанем! Небось он тебя дожидаться будет. Шкатулка-то в руках;
был - да сплыл!

- Успокойся, Степан Алексеич, успокойся, догоним, - сказал дядя. -
Они еще ничего не успели сделать, - увидишь, что так.

- Не успели сделать! - злобно переговорил господин Бахчеев. - Чего
она не успеет наделать, даром что тихонькая! "Тихонькая, говорят, ти-
хонькая!" - прибавил он тоненьким голоском, как будто кого-то передраз-
нивая. - "Испытала несчастья". Вот она нам теперь пятки и показала, нес-
частная-то! Вот и гоняйся за ней по большим дорогам, высуня язык ни свет
ни заря! Помолиться человеку не дадут для божьего праздника. Тьфу!

- Да ведь она, однако ж, не малолетняя, - заметил я, - под опекой не
состоит. Воротить ее нельзя, если сама не захочет. Как же мы будем?

- Разумеется, - отвечал дядя, - но она захочет - уверяю тебя. Это она
теперь только так ... Только увидит нас, тотчас воротится, - отвечаю.
Нельзя же, брат, оставить ее так, на произвол судьбы, в жертву; это, так
сказать, долг ...

- Под опекой не состоит! - вскрикнул Бахчеев, немедленно на меня на-
кидываясь. - Дура она, батюшка, набитая дура, - а не то, что под опекой
не состоит. Я тебе о ней и говорить не хотел вчера, а намедни ошибкой
зашел в ее комнату: смотрю, а она одна перед зеркалом руки в боки, эко-
сез выплясывает! Да ведь как разодета: журнал, просто журнал! Плюнул да
и отошел. Тогда же все предузнал, как по-писаному!

- К чему ж так обвинять? - заметил я с некоторою робостью. - Извест-
но, что Татьяна Ивановна... не в полном своем здоровье... или, лучше
сказать, у ней такая мания... Мне кажется, виноват один Обноскин, а не
она.

- Не в полном своем здоровье! ну вот подите вы с ним! - подхватил
толстяк, весь побагровев от злости. - Ведь поклялся же бесить человека!
Со вчерашнего дня клятву такую дал! Дура она, отец мой, повторяю тебе,
капитальная дура, а не то, что не в полном своем здоровье; сызмалетства
на купидоне помешана! Вот и довел ее теперь купидон до последней точки.