могло казаться, что в нем олицетворяется что-то громадное, какая-то все-
покоряющая сила, которая, независимо от своего содержания, может пора-
жать воображение; теперь, когда он лежал поверженный и изнеможенный,
когда ни на ком не тяготел его, исполненный бесстыжества, взор, делалось
ясным, что это "громадное", это "всепокоряющее" - не что иное, как иди-
отство, не нашедшее себе границ.
ности вникать в таинственный смысл выражения "курицын сын" была нас-
только сильна, что изменила и самый взгляд на значение Угрюм-Бурчеева.
Это был уже значительный шаг вперед в деле преуспеяния "неблагонадежных
элементов". Прохвост проснулся, но взор его уже не произвел прежнего
впечатления. Он раздражал, но не пугал. Убеждение, что это не злодей, а
простой идиот, который шагает все прямо и ничего не видит, что делается
по сторонам, с каждым днем приобретало все больший и больший авторитет.
Но это раздражало еще сильнее. Мысль, что шагание бессрочно, что в идио-
те таится какая-то сила, которая цепенит умы, сделалась невыносимою.
Никто не задавался предположениями, что идиот может успокоиться или об-
ратиться к лучшим чувствам и что при таком обороте жизнь сделается воз-
можною и даже, пожалуй, спокойною. Не только спокойствие, но даже самое
счастье казалось обидным и унизительным, в виду этого прохвоста, который
единолично сокрушил целую массу мыслящих существ.
а теперь позволю вам быть счастливыми! И они выслушают эту речь хладнок-
ровно! они воспользуются его дозволением и будут счастливы! Позор!!!
ревая, что под самым его носом кишат дурные страсти и чуть-чуть не воо-
чию выплывают на поверхность неблагонадежные элементы. По примеру всех
благопопечительных благоустроителей, он видел только одно: что мысль,
так долго зревшая в его заскорузлой голове, наконец осуществилась, что
он подлинно обладает прямою линией и может маршировать по ней сколько
угодно. Затем, имеется ли на этой линии что-нибудь живое, и может ли это
"живое" ощущать, мыслить, радоваться, страдать, способно ли оно, нако-
нец, из "благонадежного" обратиться в "неблагонадежное" - все это не
составляло для него даже вопроса...
полнять все запутанные формальности, которые были заведены Угрюм-Бурчее-
вым. Чистились, подтягивались, проходили через все манежи, строились в
каре, разводились по работам и проч. Всякая минута казалась удобною для
освобождения, и всякая же минута казалась преждевременною. Происходили
беспрерывные совещания по ночам; там и сям прорывались одиночные случаи
нарушения дисциплины; но все это было как-то до такой степени разрознен-
но, что в конце концов могло, самою медленностью процесса, возбудить по-
дозрительность даже в таком убежденном идиоте, как Угрюм-Бурчеев.
и шорох во время ночи. Он видел, как, с наступлением сумерек, какие-то
тени бродили по городу и исчезали неведомо куда, и как, с рассветом дня,
те же самые тени вновь появлялись в городе и разбегались по домам. Нес-
колько дней сряду повторялось это явление, и всякий раз он порывался вы-
бежать из дома, чтобы лично расследовать причину ночной суматохи, но су-
еверный страх удерживал его. Как истинный прохвост, он боялся чертей и
ведьм.
ший о назначении шпионов. Это была капля, переполнившая чашу...
подробности этого дела, неизвестно куда утратились. Поэтому я нахожусь
вынужденным ограничиться лишь передачею развязки этой истории, и то бла-
годаря тому, что листок, на котором она описана, случайно уцелел.
неслыханное зрелище. Север потемнел и покрылся тучами; из этих туч нечто
неслось на город: не то ливень, не то смерч. Полное гнева, оно неслось,
буровя землю, грохоча, гудя и стеня и по временам изрыгая из себя ка-
кие-то глухие, каркающие звуки. Хотя оно было еще не близко, но воздух в
городе заколебался, колокола сами собой загудели, деревья взъерошились,
животные обезумели и метались по полю, не находя дороги в город. Оно
близилось, и по мере того как близилось, время останавливало бег свой.
Наконец земля затряслась, солнце померкло... глуповцы пали ниц. Неиспо-
ведимый ужас выступил на всех лицах, охватил все сердца.
сом к оцепенелой толпе и ясным голосом произнес:
ментально исчез, словно растаял в воздухе.
ЧЕСКОМ ЕДИНОВЛАСТИИ И О ПРОЧЕМ
Чтобы они, так сказать, по всему лицу земли едиными устами. О вреде гра-
доначальнического многомыслия распространюсь кратко. Какие суть градона-
чальниковы права и обязанности? - Права сии суть: чтобы злодеи трепета-
ли, а прочие чтобы повиновались. Обязанности суть: чтобы употреблять ме-
ры кротости, но не упускать из вида мер строгости. Сверх того, поощрять
науки. В сих кратких чертах заключается недолгая, но и не легкая градо-
начальническая наука. Размыслим кратко, что из сего произойти может?
что при многомыслии по сему предмету может произойти великая в действиях
неурядица. Злодеем может быть вор, но это злодей, так сказать, третьес-
тепенный; злодеем называется убийца, но и это злодей лишь второй степе-
ни, наконец, злодеем может быть вольнодумец - это уже злодей настоящий,
и притом закоренелый и нераскаянный. Из сих трех сортов злодеев, конеч-
но, каждый должен трепетать, но в равной ли мере? Нет, не в равной. Вору
следует трепетать менее, нежели убийце; убийце же менее, нежели безбож-
ному вольнодумцу. Сей последний должен всегда видеть перед собой пронзи-
тельный градоначальнический взор и оттого трепетать беспрерывно. Теперь,
ежели мы допустим относительно сей материи в градоначальниках многомыс-
лие, то, очевидно, многое выйдет наоборот, а именно: безбожники будут
трепетать умеренно, воры же и убийцы всеминутно и прежестоко. И таким
образом упразднится здравая административная экономия и нарушится вели-
чественная административная стройность!
кто же сии "прочие"? Очевидно, здесь разумеются обыватели вообще; однако
же и в сем общем наименовании необходимо различать: во-первых, благород-
ное дворянство, во-вторых, почтенное купечество и, в-третьих, земле-
дельцев и прочий подлый народ. Хотя бесспорно, что каждый из сих трех
сортов обывателей обязан повиноваться, но нельзя отрицать и того, что
каждый из них может употребить при этом свой особенный, ему свойственный
манер. Например, дворянин повинуется благородно и вскользь предъявляет
резоны; купец повинуется с готовностью и просит принять хлеб-соль; нако-
нец, подлый народ повинуется просто и, чувствуя себя виноватым, раскаи-
вается и просит прощения. Что будет, ежели градоначальник в сии оттенки
не вникнет, а особливо ежели он подлому народу предоставит предъявлять
резоны? Страшусь сказать, но опасаюсь, что в сем случае градоначальни-
ческое многомыслие может иметь последствия не только вредные, но и с
трудом исправимые!
фейную, спросил себе рюмку водки и, получив желаемое вместе с медною мо-
нетою, в сдачу, монету проглотил, а водку вылил себе в карман. Вполне
сему верю, ибо при градоначальнической озабоченности подобные пагубные
смешения весьма возможны. Но при этом не могу не сказать: вот как градо-
начальники должны быть осторожны в рассмотрении своих собственных
действий!
прав, имеются еще и обязанности. "Обязанности!" - о, сколь горькое это
для многих градоначальников слово! Но не будем, однако ж, поспешны, гос-
пода мои любезные сотоварищи! размыслим зрело, и, может быть, мы увидим,
что, при благоразумном употреблении, даже горькие вещества могут легко
превращаться в сладкие! Обязанности градоначальнические, как уже сказа-
но, заключаются в употреблении мер кротости, без пренебрежения, однако,
мерами строгости. В чем выражаются меры кротости? Меры сии преимущест-
венно выражаются в приветствиях и пожеланиях. Обыватели, а в особенности
подлый народ, великие до сего охотники; но при этом необходимо, чтобы
градоначальник был в мундире и имел открытую физиономию и благосклонный
взгляд. Нелишнее также, чтобы на лице играла улыбка. Мне неоднократно
случалось в сем триумфальном виде выходить к обывательским толпам, и
когда я звучным и приятным голосом восклицал: "Здорово, ребята!" - то,
ручаюсь честью, немного нашлось бы таких, кои не согласились бы, по пер-
вому моему приветливому знаку, броситься в воду и утопиться, лишь бы
снискать благосклонное мое одобрение. Конечно, я никогда сего не требо-
вал, но, признаюсь, такая на всех лицах видная готовность всегда меня
радовала. Таковы суть меры кротости. Что же касается до мер строгости,
то они всякому, даже не бывшему в кадетских корпусах, довольно известны.
Стало быть, распространяться об них не стану, а прямо приступлю к описа-
нию способов применения тех и других мероприятий.